Но сперва она проверила дверь, и та оказалась не заперта. Эбигейл уставилась в проем, как на врага народа, не понимая, что происходит. Или Лектер совершенно спятил, или его не заботило, что она может сбежать. Приглашение вниз? Проявление добрых намерений? Ох, порой она ненавидела его манеру выражаться намеками. Почему нельзя сказать прямо? Или оставить записку?

Медленно и держась за стены, она спустилась вниз, в какой-то момент ноги отказали, и, оступившись, Эбигейл неловко присела на ступени. Музыка звучала громче, и до нее донеслись обрывки негромкого разговора:

— Мейсон хочет увидеть, как вы будете молить о пощаде.

— Всем нам свойственно мечтать, Пол. К счастью или сожалению, не все мечты сбываются. Скажите, как он себя чувствует? Уже не так красив, чтобы заманивать детей на кусочек шоколадки?

— Его рожа, уф. С такой мордой только Фредди Крюгера играть без грима.

— Полагаю, в таком случае у него будут проблемы с произношением.

— Без губ? О да, — истеричный смех Крендлера доносился как из подвала психиатрической лечебницы.

Эбигейл была в паре шагов от входной двери. Или посмотреть, что происходит, или бежать. Но когда она умела правильно расставлять приоритеты? Эбигейл тяжело вздохнула и снова прошла тем же путем, что и первый раз, к гостиной.

Кто-то зажег свечи и приглушил свет от люстры. Огоньки расплывались, несколько секунд она не могла сфокусировать взгляд. Крендлер сидел во главе стола в том же костюме, что и днем, только без галстука, с бинтами на голове, будто он где-то ударился. Спиной к нему возле переносного столика, что-то помешивая на конфорке, стоял Лектер и напевал себе под нос.

— Хо-обс, — протянул Пол, увидев ее, и счастливо улыбнулся. — Шлюшка Хо-обс. Заходи, не стесняйся.

— Вы хотели сказать, как мы рады, что вы смогли присоединиться к нам за ужином, Эбигейл, — Лектер беспечно оглянулся через плечо, быстро окинув взглядом платье и оставшись довольным ее видом. — Присаживайтесь, основное блюдо вот-вот будет готово.

— Я лучше постою. Где мой телефон?

Эбигейл не была уверена, что не рухнет прямо на пол от головокружения и слабости, накатывающей волнами, и схватилась за спинку высокого стула.

— А кому вы хотите позвонить? Нашему дорогому Уиллу? Или Джеку Кроуфорду, чтобы сдать меня? Вы уже решили, на чьей стороне?

— На своей, — отрезала она.

— Я верну вам телефон, как только прекратите изображать браваду и сядете.

Эбигейл ничего не понимала. Почему Крендлер сидел непривязанный? Он должен был бежать из дома как можно быстрее, ползти, в крайнем случае, но попытаться выбраться из лап Лектера.

Ноги подкосились, и Эбигейл против воли неуклюже плюхнулась на стул. Перед глазами замелькали черные точки. Еще чуть-чуть. Нужно еще немного времени, и туман перед глазами рассеется.

— Чем вы его напоили? — спросила она, заметив огромные зрачки Крендлера и взгляд, направленный в пустоту.

— Безопасный коктейль из лекарств.

— Ага, — хмыкнула Эбигейл, — безопасный для него, для вас или для вкуса блюда?

Лектер коротко рассмеялся, и волна обожания отразилась в его глазах. Эбигейл удивленно моргнула, забыв на секунду, что он серийный убийца с послужным списком гораздо внушительнее, чем у ее отца. Ощущение, что ей ничего не грозит, что она особенная, что здесь ее любят и не причинят вреда, сбивало с толку. Эбигейл как будто снова оказалась в том вечере, когда они с папой ужинали в последний раз.

— Вы сказали, что знали моего папу, — вдруг вспомнила она давно мучивший ее вопрос.

— Он был моим неофициальным пациентом больше полугода.

— Это… это вы подтолкнули его?

Лектер вытер руки полотенцем и поднес пластиковый стакан с трубочкой к лицу Пола, и тот послушно зашуршал жидкостью.

— Гадость, — прошлепал он губами, скривившись.

— Американская кухня молода и инфантильна. Не всегда еда должна быть сладкой, жирной или вкусной. В других странах этому учат еще с детства, Пол, — Лектер заботливо вытер его губы салфеткой. — У вашего отца, Эбигейл, был очень сильный родительский инстинкт. Природа позволяет такое редко, скорее уж, матерям отводится гиперопека, однако Гаррет был из редкого случая, когда забота о вас стала для него самым желанным на свете. Признаюсь, с моей стороны это было проявлением чистого эгоизма — напомнить ему, что ваша жизнь действительно слишком ценна, чтобы так просто ее потерять.

— Вы убили его.

— Лишь предложил ему выбор. Он мог умереть от моей руки или от вашей, моя дорогая.

— Вы сделали меня убийцей, — от этой мысли ее затошнило.

— Нельзя сделать тем, кем уже являешься, Эбигейл. Или это не вы помогали ему охотиться на свежее мясо?

Ее будто ударили чем-то тяжелым, и стало нечем дышать. Он видел заранее, кем она станет. Кто она есть. Он освободил ее от отца, чтобы она убивала людей по своему желанию. Эбигейл надеялась, что он не ждет благодарностей, потому что единственное, что ей хотелось сделать, это воткнуть ему вилку в глаз.

Лектер размотал бинты с головы Крендлера, открыв круговой надрез по лбу, уходящий на затылок. Внезапно Пол повернул голову и посмотрел на нее вполне осмысленно.

— Знаете, кто мне сегодня звонил, Хоббс? Представитель Палаты от штата Пенсильвании Дик Сартон. Сказал, что по окончании дела хочет видеть меня в сенате. Вот же жадная скотина, а? Хотя, чего я вам рассказываю? Вы же ни хрена не понимаете в политике, Хоббс. Всем правят деньги, и деньги Верджера в том числе. Скоро перевыборы, и Дик очень хочет часть этих денег на свою предвыборную кампанию, — Пол наклонился ближе и прошептал, — я важная шишка, Хоббс. Держись рядом, и, может, я возьму тебя секретаршей с собой в Филадельфию. Будешь печатать под диктовку, раздавать значки и листовки у входа и задирать юбку, когда я прикажу. Правда здорово?

Крендлер захихикал, и она поняла, что его сознание витает где-то в фантазиях. Она не обиделась на его предложение. Бедный, бедный Пол. Ему даже из-за стола не выбраться, не то что поехать в другой город.

— Если мне не изменяет память, «добродетель, свобода и независимость» — девиз Пенсильвании? — иронично улыбаясь, спросил Лектер, промакивая кровь Крендлеру со лба. Та вытекала тонкими струйками из разреза от пилы и капала на костюм. — Вы будете украшением их политического бомонда, Пол, даже не сомневайтесь. Эбигейл, дорогая моя, кажется, мне понадобится ваша помощь.

Она несчастно взглянула на Лектера, но, ни сказав ни слова, поднялась и подошла к нему с другой стороны. Морфий почти выветрился, и Эбигейл жалела, что не может вернуться к пьяному полузабытью. Запах готовящейся еды пробился в нос острыми пряными нотами, на столике стояли спиртовки, приправы, в сковороде для тушения томились трюфеля, лук-шалот и каперсы в подливке из золотистого масла. В животе голодно заурчало.

Лектер взял скальпель и осторожными движениями по кругу раны подрезал оставшиеся волокна, которые крепили верх черепа к голове. На коже остались следы от маркера, которым до этого доктор расчерчивал линию надреза. Словно кожуру с апельсина, он одним влажным движением подцепил край специальным инструментом, похожим на корнцанг, и приподнял скальп Крендлера вверх вместе с волосами, открыв его мозг, как внутренности шкатулки.

— Положите на столик, пожалуйста.

Лектер передал ей в руки крышку черепа, и Эбигейл почувствовала, как волосы щекотно прошлись по пальцам. Не тяжелее обычной тарелки. Мысль была холодной, расчетливой, и Эбигейл чувствовала, как в ней поднимало голову нечто любопытное к миру и безжалостное одновременно.

— Вы уже занимались вскрытием в академии? Мозг кажется однородным, однако это не так. Вот здесь, — он указал скальпелем на обширную зону прямо над глазами Крендлера, — лобная доля. За ней идут глазное поле и две характерные складки, отвечающие за первичный двигательный центр и тактильное восприятие. Следующая за ней — теменная доля, которая помогает анализировать вкус. Примечательно, правда? Первое, что мы делаем самостоятельно, это пробуем материнское молоко на вкус. Нас привлекает запах, глотательные движения заложены на уровне инстинкта, жалость и сочувствие приходят гораздо позже, как и мораль.