У него была светлая большая комната: в одном углу односпальная, железная кровать, в другом — стол, стул и холодильник. Неужели все его вещи уместились в один шкаф с антресолями? Забрав по пути из ящика почту, Грэм разложил письма и счета в две стопки и сел на край аккуратно застеленной кровати.
— Что вам нужно?
— Агент Кроуфорд хочет привлечь для консультирования гражданских, которые обладают, — Эбигейл сделала неловкую паузу, подбирая слова, — необычными способностями. Ну, знаете, медиумы, предсказатели, экстрасенсы. Не то чтобы ФБР не справлялось со своей работой, но, если у нас есть шанс ускорить раскрытие дел, мы обязаны этим воспользоваться. Вы — наш лучший кандидат.
— Вы подготовили какой-нибудь тест?
Эбигейл не ожидала, что он так быстро перейти к делу.
— Да, я… — она достала из кармана пенал, подошла к столу и выложила на стол один за другим из целлофановых пакетиков несколько карандашей, ручек и скальпель. — Вот.
— Что я должен с ними сделать?
— Скажите все, что узнаете.
Грэм встал и подошел к столу. Эбигейл ожидала отговорок: луна не в той фазе, звезды не сошлись или магнитные бури мешают ему увидеть за гранью реальности. Ничего подобного, Грэм едва коснулся каждого предмета и остановил руку над скальпелем.
— Что вы делаете? — Эбигейл распахнула глаза, когда он внезапно рассек себе палец лезвием и слизал кровь с кромки хирургического ножа.
— Новый хозяин обязан накормить клинок собственной кровью, чтобы тот не предал его во время боя. — Грэм облизнул губы и уверенно заявил: — Этот никогда не пробовал крови до нынешнего дня.
Он не спросил, угадал ли. Эбигейл удивленно моргнула.
— И что же им делали?
— Точили карандаши.
— А остальное?
— Вы купили в магазине по пути сюда.
Грэм оставил скальпель на столе, сев обратно на кровать. Эбигейл замерла, не зная, что сказать. Она не верила в сверхъестественное, предполагая, что Грэм просто умный, внимательный аферист. Может, с эйдетической памятью и хорошим знанием психологии, но все еще аферист.
Реальный же Грэм выглядел как псих. Вел себя как псих. Его стены — без единой картины. Ни звука радио, ни телевизора, ни компьютера. Обычный дисковый телефон на тумбе. Книги, перевязанные бечевкой на полу с наклейками библиотеки. Человек не мог жить в настолько пустой квартире. Где хотя бы занавески на окнах? Чем он вообще занимается? Тишина Грэма не смущала, он сидел и терпеливо ждал ее вопросов.
— Как вы называете… — Эбигейл замялась, — то, что вы делаете?
— Психометрия.
— Но психометрия — это же тесты, вроде проверки АйКью.
— Психометрия — это изучение измерения способностей мозга. Я просто использую ту часть, которая у большинства неактивна и обычно вымирает вместе с нейронами во время взросления.
— Почему же она не вымерла у вас?
— Травматическое происшествие в детстве. Меня пыталась утопить собственная мать.
Обычно люди избегали говорить о прошлом, особенно если там была хотя бы половина того, что пережил Грэм, а он сидел и смотрел на нее безжизненными глазами. Как говорящая кукла. Эбигейл поежилась.
— Доктор Блум, когда рекомендовала вас, сказала, что вы способны рассказать о прошлом любого предмета или человека. Это так?
Впервые за их разговор на его лице отразилось замешательство. Грэм кивнул.
— Но для полного погружения мне придется прекратить принимать лекарства.
— Какие вы принимаете?
— Раствор хлорпромазина, новокаина и натрия хлорида.
Лекарства для буйно-помешанных. Втягивать его в расследование уже не казалось такой уж хорошей идеей.
— У вас есть надзиратель?
— Барни Мэттьюс, санитар из местной психиатрической клиники. Он навещает меня каждую неделю и отчитывается Алане о моем состоянии.
— Какая дозировка?
— Один грамм за четыре дозы внутримышечно в течение дня.
Она уставилась на него, как на привидение. Невозможно. Грэм должен был пускать слюни, а не функционировать, как обычный человек. Со странностями, конечно. У него выработалась сопротивляемость к нейролептикам, и на это уходит не просто пара месяцев. Сколько лет это продолжается, черт подери?
— Что будет, если вы перестанете принимать?
— Учитывая мой рост, вес и возраст, до полного очищения понадобится около месяца.
— Что случилось последний раз, когда вы перестали принимать?
— За последние шесть лет такого не происходило.
С момента попадания в психбольницу Вашингтона. Эбигейл сложила руки на груди, чувствуя себя хуже некуда. Грэм не предложил ей сесть или воды, не спросил, почему такая молодая и красивая девушка решила пойти в академию ФБР. Не сказал, что это опасно. Грэм абсолютно ничем не интересовался просто потому, что не знал, что такое интерес. Чем обернется для него отказ от лекарств?
И на что она пойдет, лишь бы получить должность агента?
— Вы могли бы помочь следствию.
— Чем?
— Три месяца назад пропал человек. У ФБР есть подозрение, что он обладает информацией по нескольким убийствам, — она старалась не врать и одновременно не саботировать эксперимент. — Его дом здесь, в Балтиморе, и, используя ваши способности, мы могли бы попытаться его найти. Его или его тело.
— Я же сказал, что не занимаюсь пропажей людей.
Эбигейл тяжело вздохнула. Ладно, пришла пора пустить тяжелую артиллерию. Ее чутье подсказывало, что не зря Грэм из всех профессий пошел в полицейские.
— Вместе с доктором Лектером пропал наш агент по имени Мириам Ласс. Возможно, вы единственный, кто способен спасти их.
Она достала из кармана фотографию, которую специально выбрала из альбома Ласс в доме ее родителей в Роквилле. На ней Ласс была еще времен академии вместе с младшей сестрой, и они обе улыбались, глядя в камеру. В летних одинаковых футболках и следами от шоколадной пасты вокруг рта.
— Это ее сестра Крис, ей сейчас двенадцать.
Первое правило — визуализируй жертву и покажи, что у нее тоже есть семья, которая ее любит и ждет. Второе — дави на слабость без капли жалости.
— Я не знала Мириам, но у нее лучший послужной список как у женщины-агента. Честно говоря, мне до нее еще расти и расти. Ласс числится в розыске уже около месяца, у нас нет ни малейшей зацепки, где ее искать, и ее родители уже отчаялись. Мы еле уговорили их перестать прочесывать улицы и ночлежки, в надежде, что она найдется. Может, вы могли бы просто взглянуть на дом?
— Может занять некоторое время.
Грэм не сказал «нет», и Эбигейл еле удержалась от победного возгласа.
— Я вам его раздобуду.
Отчет Кроуфорду она отправила тем же вечером, но звонка от него так и не дождалась. Наверное, у него и так хватало забот, но чувство обиды еще долго не давало уснуть. Утром, стоило ей переступить порог академии, ее вызвали в его кабинет. Она поправила хвост, вытерла пот со лба — пробежка вышла напряженная — и зашла в стеклянный кабинет с идеально прямой спиной. Вести себя профессионально — лучший способ растопить лед в его сердце, потому что больше всего Джек уважал таких же трудоголиков, как и он сам.
Кроуфорд сидел за столом. Его круглая массивная голова, как у теленка, сразу переходила в широкие плечи и мощные руки. На этом с добрым животным сравнение заканчивалось, потому что его карие, влажные глаза уставились на нее без грамма симпатии.
— Хоббс, — он замолчал, и она с трудом подавила желание сразу начать извиняться.
— Да, сэр.
— Напомните мне, какое я вам дал задание.
— Найти Уилла Грэма, проверить его способности и заручиться согласием на сотрудничество.
— Тогда что это такое? — Кроуфорд брезгливо поднял ее отчет, как использованную туалетную бумагу. — «Может представлять угрозу для себя и окружающих», «принимает сильнейшие антипсихотропные препараты», «необходима дополнительная консультация с психиатром». Я спросил вашего мнения, Хоббс?
Эбигейл задушила в себе нарастающую обиду.
— Нет, сэр.
— Что значит, он требует больше времени?