========== Часть 1 ==========

Балтимор, Май

У нее было всего два часа между занятиями, и она потерялась. Объезжая квартал Куртис Бэй и вцепившись в руль, Эбигейл повторяла одними губами: «Пеннингтон Авеню четыре-восемь-три-один. Пеннингтон Авеню. Пеннингтон…»

— Да ебись оно все! — Она хлопнула по облупившейся коже руля с досады и остановила машину.

Первое же задание от шефа, и так лохануться. Ну нет у нее сейчас денег на новый смартфон, что, бумажные карты из магазинов исчезли? Дура, вот же дура. Кроуфорд не даст ей второго шанса, он вообще никому вторых шансов не дает. Он позвал-то ее только потому, что у нее лучше результаты на потоке и А с плюсом по бихевиористике за прошлый семестр. Чтобы написать итоговое эссе, она спала по четыре часа в день целую неделю, и теперь все коту под хвост.

С таким прошлым, как у нее, ее ждет работа секретарши. Все, как предсказал Крендлер, этот зализанный ублюдок, выдавший ей приз за первое место по стрельбе неделю назад. Женщине в ФБР требовалось быть втрое-вчетверо лучше обычного агента. У нее не могло быть слабостей, иначе из академии Эбигейл попадет на офисную работу и больше никогда не увидит место преступления — только по фотографиям. Ее просто не пустят, кроме как через постель начальника департамента юстиции, который любит «симпатичные попки». Мудак. Озабоченный хуесос.

Эбигейл нравилось материться. Она никогда не позволяла себе, пока жила дома, но в общежитии маты воспринимались как знаки препинания. Они помогали ей прийти в себя.

Соберись. Ты не для того пахала целых два года, чтобы какой-то уебок в костюме, пытающийся залезть всем под юбку, указывал, что тебе делать. Соберись!

Эбигейл вышла из машины, хлопнув дверью, и вдохнула свежий холодный воздух. У нее осталось всего полчаса, а затем ее ждали семьдесят миль по дороге обратно в кампус на лекции Брёнера в морге.

Нет времени на сомнения. Пеннигтон Авеню пересекалась с Черри-стрит, и Эбигейл, печатая шаг, устремилась к угловому дому. Ни магазинчика, ни прохожего в пределах видимости, но она не отчаивалась. Если понадобится, она постучится в каждую долбанную дверь, чтобы ей подсказали, где нужный ей кондоминиум.

На углу белого дома оказалась черная дверь, сверху висел разбитый фонарь, а чуть правее — почтовый ящик с цифрами четыре, восемь, семь, один. От облегчения она нервно рассмеялась. Господи, она спасена. Она поднялась по ступеням и постучалась.

Здесь жил тот, кто был нужен ей позарез и чье личное дело до сих пор валялось у нее на заднем сидении. У нее было всего двадцать минут в столовой, чтобы быстро пробежаться по фактам, но даже они впечатляли.

Уилл Грэм. Возраст — тридцать четыре года, родился в Луизиане, Новый Орлеан. Родители — Марта и Эдвард Грэм. Когда ему было два года, его мать попыталась утопить мальчика в ванне, но ей помешал отец, рано вернувшийся с работы. В потасовке он убил жену, и два месяца спустя суд признал Эдварда Грэма невиновным по статье «непреднамеренное убийство».

В возрасте двенадцати лет Грэма обвинили в смерти соседского ребенка, вина не была доказана, но отец увез его из Нового Орлеана. Они колесили по штату, нигде надолго не задерживаясь. О новых убийствах или обвинениях не было информации, пока в возрасте пятнадцати лет Грэм не потерял отца в инциденте с пожаром. Их дом внезапно загорелся посреди ночи, протокол пожарных подтвердил факт поджога, виновных не нашли.

После этого Грэм попал в психиатрическую лечебницу Западной Луизианы, где провел все время вплоть до совершеннолетия. В восемнадцать он вернулся в Новый Орлеан, поступил в Полицейскую академию и закончил ее с отличием. Далее значилась безукоризненная служба в полицейском участке и повышение до детектива убойного отдела. На этом его светлая полоса снова закончилась, если ее вообще можно таковой назвать.

С лучшими показателями раскрываемости дел его назначили на дело о «Сотне» — знаменитом убийце, чьи жертвы находили по частям по всей стране, включая границу с Мексикой. Два месяца спустя «Сотня» был схвачен, а Грэм сначала попал в больницу с тяжелыми ножевыми ранениями, а затем — в психиатрическую больницу Вашингтона. Его выпустили полгода спустя, однако на службу он уже не вернулся и исчез со всех радаров. Официально.

Неофициально на него было заведено второе дело размером с огромный том Оксфордского словаря. Отрицательные характеристики со школ, где преподаватели жаловались на его неусидчивость и агрессию. Протоколы дела со смерти семилетнего Нэйтана Льюиса на железнодорожных путях, а также самая большая история болезни, которую когда-либо видела Эбигейл.

Казалось, каждый психиатр, лечивший Грэма, решал, что уж он-то раскрыл тайну его недуга, внося свою лепту к впечатляющему списку его психических заболеваний: мания, паранойя, полное истощение, галлюцинации, эпилепсия, бредовое состояние, психический срыв, депрессия, попытка самоубийства и даже слабоумие. Его лечили то шоковой терапией, то стероидами, то инсулиновой блокадой. Прописывали ледяные ванны и полную изоляцию. Последняя запись говорила о «необратимом повреждении мозга», и, судя по всему, Эбигейл ждала встреча с овощем.

Сначала на ее стук никто не ответил. Она безропотно ждала несколько минут, как вдруг дверь открылась и на нее уставилось красивое, но безжизненное мужское лицо.

— Добрый день, мистер Грэм. Эбигейл Хоббс, ФБР, могу я с вами поговорить?

Она воспользовалась несколькими секундами молчания, чтобы его рассмотреть. Грэм определенно был похож на свою фотографию с досье, только бледнее и с недельной щетиной, медленно превращавшейся в короткую бороду. Он был одет в футболку и домашние штаны, ноги — босые.

— Покажите удостоверение, — произнес Грэм хриплым голосом без единой интонации удивления или досады. Хороший знак?

Эбигейл достала из нагрудного кармана свеженький, только что из типографии пропуск и подняла к его глазам. Они единственные двигались на его лице, кроме губ, доказывая, что перед ней не манекен, а реальный человек.

— Стажер.

— Да, сэр.

— Алана предупредила, что ФБР пришлют кого-нибудь, но не сказала, что это будет стажер.

— Доктор Блум?

Эбигейл от удивления чуть не выронила пропуск: на холодном ветру залива пальцы быстро замерзли, и она, убрав пропуск в карман, спрятала руки в рукава. Надеяться, что Грэм пригласит ее в дом, явно не приходилось.

— Вы знакомы?

— Она была моим психиатром.

— Вам нужен был психиатр?

— Каждому иногда требуется психиатр, — увильнула она от ответа, радуясь, что он до сих пор не захлопнул дверь у нее перед носом.

— Значит, вы на хорошем счету. Лучшая из лучших, — произнес Грэм будто размышляя вслух и одновременно скользя взглядом по ее фигуре.

Его не интересовала ее привлекательность, он как будто запоминал отличительные углы и плавные линии человеческого тела, чтобы в будущем распознать Эбигейл среди остальной людской массы. Как обычные люди запоминают улицы и дома. Мебель.

— Что вам нужно?

— Поговорить. Возможно, спросить совета. Пропал человек.

— Я не занимаюсь делами о пропавших.

— У меня другая информация.

— Зачем вы это делаете?

— Что?

Эбигейл думала, что он спрашивал о расследовании, но он уточнил:

— Переступаете с ноги на ногу и вжимаете голову в плечи. Вам холодно или вы хотите в туалет?

Эбигейл открыла рот, на мгновение потеряв дар речи. Он что, совсем больной?

— Первое, — она решила не дерзить своему единственному шансу.

— Почему же вы так легко оделись?

— Я на машине. Она вон там, за углом. — Эбигейл кивнула в сторону тротуара. — Не рассчитывала, что придется так долго стоять на улице, — может, она добавила чуть-чуть сарказма, но только потому, что уже начала стучать зубами.

Грэм задумчиво посмотрел на нее, а затем приоткрыл дверь шире.

— Вам следовало сказать раньше. Проходите.

Они поднялись на второй этаж по узкой, скрипящей лестнице поблекшего белого цвета и зашли в небольшую квартиру. Честно говоря, для шарлатана, зарабатывающего своими видениями, Грэм жил возмутительно скромно. У Эбигейл появилось неприятное ощущение стерильности.