Она вышла и со второй попытки завела автомобиль. Один плюс: ее колымага была старая, без бортового компьютера, и никому не узнать, куда она ездила. Два спидометра, стрелки бензина и масла и указатели. Даже радио работало с перебоями. Эбигейл села за руль и поехала к заливу, на восток.
Только вчера она убила человека в лесу ножом в горло. Этот же нож лежал теперь в ножнах на голени, заправленных под штанину. В машине оставался полный арсенал оружия, от которого стоило избавиться, так что, выехав на мост через залив, Эбигейл сделала остановку в доках. Она прокатилась вдоль пандуса, присматриваясь к камерам — на пирсе стояли дорогие яхты, за которыми следил сторож круглыми сутками, — и подходящее место нашлось между канализационными люками и промышленной зоной, где грузились баржи. Горы мусора прибило приливом, и Эбигейл, спустившись почти прямо к воде, разобрала отцовскую винтовку, дробовик и выкинула по частям в воду. Ни следов пороха, ни отпечатков. Сталь пошла ко дну моментально, спрятавшись среди гор мусора, и Эбигейл отряхнула руки и вернулась к машине.
Половина девятого. У нее еще полчаса чтобы обогнуть с юга полуостров и заехать в Руж Харбор, один из элитнейших районов с недвижимостью. Эбигейл позабавило, что Крендлер поверил, что она пойдет на что угодно, лишь бы мама и карьера были в порядке.
Совсем идиот или как? Ало, гараж, она убила отца. Что для нее значил шантаж? Мышиный писк.
Чем ближе она подбиралась к гавани, тем мрачнее становились ее мысли. Какая-то часть ее мозга хладнокровно заметила, что дом Крендлера находился вдали от города. Чтобы добраться сюда, любой полицейской машине понадобится от сорока минут до часа. Она, конечно, не собиралась давать шанс Полу звонить в «девять один один», однако всегда нужно быть готовым к любым сюрпризам.
Однажды она может уехать в ночь и не вернуться. Не увидеть больше Арделию, преподавателей, Кроуфорда, Прайса и остальных. Оставить позади узкую койку со старым покрывалом, ноутбук, заметки и настоящее имя. Маму. Она вспомнила ее мягкое, нежное лицо, и сердце сжалось от боли. Пока она жива, у ФБР будет рычаг давления. Что будет, если она исчезнет? Мама начнет через телевидение просить ее вернуться или чтобы кто-нибудь отозвался, если увидит Эбигейл Хоббс.
Если она выберет этот путь, то ее ждет долгое одиночество. Новая страна, новая личность, друзья, которые не будут знать, что она сделала и на что способна. Личина. День за днем. Год за годом. Кто захочет знать о ней то, в чем она сама долгое время не могла себе признаться? Что она как дом Лектера: красивый фасад снаружи, подвал и замытая кровь внутри. Стерильность, холод и смерть. Она окружит себя ложью, и ложь нарастет комом, стеной, отделив ее от людей, которых она полюбит.
Кого они будут любить? Красивую ложь, которую она им скормит. Разве это любовь? Потому Лектеру было так важно, чтобы Уилл понял? И правда ли, что Уилл и Лектер — единственные, кто могут принять ее такой, какая она есть?
Деревья вдоль дороги поредели, открыв вид на водную гладь и опускающиеся сумерки. Сиреневое небо отражалось в темной воде редкими лиловыми отблесками, несколько яхт плыли по направлению к бухте. Чем не замечательная ночь для старой доброй мести?
Эбигейл собиралась прирезать Пола сразу, но теперь подумала, что в итоге останется недовольна таким убийством. Если снова подойти к делу без подготовки, придется выкидывать одежду, а ее не напасешься на каждого мудака. Костюм из винила в подвале Лектера — шикарная идея, почему она не подумала раньше? На следующий раз пригодится.
Стоп, следующий?
Задумавшись, она выехала на соседнюю полосу, благо, навстречу никто не мчался, и она успела вернуться в свой ряд. Господи. Она правда так подумала, и ничего не екнуло в душе.
У самого обрыва стоял двухэтажный дом, окруженный низким белым забором, о котором как раз и говорил Крендлер. Припарковавшись, она заглушила двигатель и вышла. Горячие щеки приласкал холодный ветер с залива, и, несколько раз вдохнув, она осмотрелась: никаких соседей в радиусе видимости. Одна дорога. Под обрывом узкий спуск к пляжу, где располагался крытый пирс. У Крендлера наверняка там припаркована яхта.
Она все еще могла передумать и вернуться в общагу, но Эбигейл уже знала, что так не сделает. Справа в окнах горел свет, занавески были опущены. Автомобиль Крендлера стоял за домом. Поднявшись по ступенькам, она хотела нажать на дверной звонок, когда увидела, что дверь приоткрыта.
Она замерла, чуя неприятности. Какого хрена? Даже Пол не такой идиот, чтобы не запереть дверь. Она достала пистолет из кобуры и осторожно вошла.
Тикали часы, на тумбочке лежали собачьи игрушки и ошейник, хотя самой собаки не было видно. Подойдя ближе, она увидела, что шнур от стационарного телефона был обрублен и торчал в воздухе, и волна страха прошлась по спине, как ледяным пером. Вот черт. Черт-черт-черт.
Едва дыша и удерживая скользкими, вспотевшими пальцами пистолет возле лица, Эбигейл прокралась к концу коридора и заглянула в гостиную, откуда лился свет. Светила люстра, переливаясь хрустальными каплями. Длинный обеденный стол украшали красивые желтые и белые цветы в трех вазах, он был полностью сервирован, а на каталке в ведерке со льдом томилась бутылка белого вина.
Пробирающий до дрожи ужас заставил ее нервно сглотнуть. От чужого взгляда в затылок волосы на руках встали дыбом, но она никого не слышала. Кто мог подобраться к ней бесшумно, как кошка? Она медленно обернулась, и сердце пропустило удар.
Ей улыбался Ганнибал Лектер.
В горчичном костюме в клетку, белой сорочке и идеально завязанном галстуке темно-алого цвета. В одних носках. В следующую секунду он выбил пистолет из ее руки, прижав к стене. Больно ударившись затылком, она вдохнула едкий запах морфия от платка, прижатого ко рту, и через несколько секунд отключилась.
У Лектера оказались теплые, карие глаза, и пальцы пахли специями.
Тиканье часов и тихая музыка где-то вдалеке. Ее мысли плыли, как в штиль, медленно и спокойно. Она понимала, что ей грозит опасность, но физически была не в состоянии заставить себя забеспокоиться или испугаться. Открыв глаза, Эбигейл уставилась в белый потолок, размышляя, что так бы ее хотел видеть Пол: на его кровати, не в силах даже поднять руку. Мысль не принесла ей ни омерзения, ни смеха — ничего.
Она не знала, сколько времени пролежала, но в какой-то момент туман немного рассеялся, и она повернула голову. Часы показывали десять вечера. Что сейчас делает Уилл? Почему он не сказал, что в том сарае ее ждет Мириам Ласс? Он знал, конечно, знал. Почему же не сказал ей? Это тоже было важно, но ответ ускользал от нее, как вода сквозь пальцы.
Не сразу, но Эбигейл удалось сесть. На ней было темно-синее платье, мелкая россыпь черных камней украшали глубокое декольте. Кто-то подобрал его под цвет ее глаз и волос. Повязка на спине новая, не стеснявшая движений и спрятанная под слоем тонкой ткани. Эбигейл даже не нашла сил, чтобы смутиться.
Она нашла Мириам Ласс и теперь заняла ее место?
Эбигейл не было так дерьмово с тех пор, как в двенадцать лет она сломала ногу на школьном дворе. После операции она так же лежала на больничной койке без единого желания. Ни хорошо. Ни плохо. Ей стоило переживать, что это могут быть последние секунды ее жизни, но нет.
Комната пастельных цветов будто из журнала: кремовое покрывало, нежно-голубые занавески, тумбочка рядом с кроватью. Стакан воды и темное и бесполезное железо пистолета — ее кольт М1911А1 сорок пятого калибра. Эбигейл взяла его в руку, магазин был пуст. Да уж, кем-кем, а небрежным идиотом Лектер не был.
Отпив воды, она только сейчас поняла, насколько горло неприятно ссохлось, пока она валялась в отключке. Она с трудом поднялась с кровати, и оказалось, что на ней туфли лодочки на небольшом каблуке. Скажи еще, и трусы сменил, старый извращенец. Эбигейл не стала проверять, не готовая иметь дела с этой информацией.
Она подошла к окну. Стемнело, и зажглись огни у маяка и гавани, вода вялым прибоем касалась берега и отступала обратно. Можно выпрыгнуть в окно, спасаясь бегством. Всего лишь второй этаж, максимум, что ей грозит — вывих лодыжки. Она хотела жить, только забыла из-за морфия, каково это вообще — хотеть.