Он расслабился, лицо скривилось в улыбке. — Какое фуфло это было. Я голосовал на дороге, когда подъехала машина с двумя копами. Деревенщина в форме. Остановились и сцапали меня. Ну, было у меня немножко травки. И за это меня посадили.

— Вы ехали автостопом?

— Когда у вас нет машины, это то, что вы делаете.

— Нас интересует, кто мог видеть молодую девушку, которая путешествовала автостопом в этом районе. Семнадцать-восемнадцать лет. Крашеная блондинка, голубые глаза. Примерно 165 сантиметров, 57 килограммов.

— Это половина девушек, которых я знаю. Что она натворила?

— Она ничего не натворила. Ее тело нашли сброшенным с дороги под откос.

Его поведение слегка изменилось. — Мне жаль это слышать. Ты не говорила, что она мертва, я бы не шутил.

— Дело в том, что при ней не было документов, и ее тело не было востребовано. Мы бы хотели узнать, кто она.

— Да, но 1969?

— Это специальный проект. Пары ребят, с которыми я работаю. Как насчет вас? Что случилось, когда вы вышли из тюрьмы?

— Мне пришлось звонить моему старику, чтобы приехал забрать меня. Как только мы приехали домой, он меня выгнал, вышвырнул мои вещи во двор.

— Вы помните Лоренцо Рикмана или Фрэнки Миракла? Вы сидели в одной камере с этими двумя и еще с парнем по имени Джон Лучек. Вы помните его?

— Не особенно. Есть причина, что я должен?

— Как насчет Рикмана? Вы с ним разговаривали?

— В тюрьме скучно. Ты разговариваешь, просто чтобы у тебя тыква не съехала. Жратва воняет, пока не привыкнешь.

— Как насчет Фрэнки? Вы разговаривали?

— Должны были. Почему нет? Конечно, я, скорее всего, не узнаю этих ребят, если увижу на улице.

— Поможет, если вы увидите фотографии?

— Может быть.

Я прижала трубку плечом и достала из сумки папку с фотографиями. Показала Паджи все двенадцать, прижимая попарно к стеклу. Паджи указал на Фрэнки.

— Этот? Это Фрэнки. Я помню его.

— А другие?

— Может быть, он. Я не уверен. — Он указал на Лоренцо Рикмана, его память была лучше, чем он думал.

— Кто-нибудь еще?

— Не думаю.

— Фрэнки говорил про свой арест?

— Это про девчонку, которую он замочил? Кажется, он ее здорово порезал, а потом облажался по полной.

— Как именно?

— Увел ее машину, это раз. О чем он думал? Что копы не будут ее искать? Потом, он взял ее кредитку и расплачивался ей всю дорогу. Он оставил след в милю шириной.

Парень такой же тупой, как и злой. Ты убил девушку, ты должен лучше соображать.

Он остановился и уставился на меня. — Могу поспорить, ты все это знаешь. В чем дело? Он вышел?

— Ты задаешь много вопросов.

— Как я могу помочь, если ты не говоришь, что тебе надо.

— Он говорил, как долго был в Ломпоке до ареста?

Паджи улыбнулся. — Не понимаю, почему ты так на него запала.

Я отвела глаза. — Ладно, спасибо. Думаю, что это все. — Я снова прижала трубку плечом, убирая фотографии в папку.

— Подожди! Не уходи. Мы еще не закончили.

Я помолчала. — Ой, извини. У меня сложилось впечатление, что ты сказал мне все, что знал.

— Не, не сердись. Знаешь что? Я как следует подумаю, а ты пока сходишь и принесешь мне сигарет.

— Я не собираюсь покупать тебе сигареты. Почему вдруг?

— Это самое меньшее, что ты можешь сделать, чтобы расплатиться за мое время.

— Сам покупай, — огрызнулась я.

— Я завтра выхожу. Я могу вернуть тебе деньги. Напомни, как твоя фамилия?

— Миллоун. Я есть в книге. Если ты умеешь читать.

По дороге из тюрьмы я заехала в супермаркет, чтобы купить все необходимое к возвращению моего домовладельца Генри. Если не будет пробок, он должен быть в городе где-то между пятью и шестью. Он, Рози и Уильям улетели в Майами, где они встретились со своей старшей сестрой Нелл, девяноста семи лет, и братьями Луисом и Чарльзом, девяноста пяти и девяноста, соответственно. Этим утром, после двух недель в Карибском море, они причалили в Майами, и трое из них должны сесть в самолет до Лос-Анджелеса, в то время как трое старших родственников вернутся в Мичиган.

Я погрузила в тележку молоко, хлеб, яйца, курицу, молодую картошку, свежий аспарагус и пять бутылок Джека Дэниелса.

С покупками покончено. Я чувствовала, как моя энергия прибывает с приближением к дому, и, выгружая покупки у Генри на кухне, я напевала себе под нос. Я быстро прошлась по дому, вытерев пыль и пропылесосив. Потом вернулась домой и улеглась спать с чувством выполненного долга.

Поскольку Стэси оказался в больнице второй раз за пять дней, я вызвалась в понедельник побеседовать с Лоренцо Рикманом. Вышло так, что наш разговор получился коротким и непродуктивным. Мы стояли в зоне обслуживания авторемонтной мастерской, где пахло бензиновыми парами, машинным маслом и новыми шинами. Рикману было под сорок, на угловатом лице коротко подстриженная бородка проходила по линии челюсти. Он всячески демонстрировал готовность помочь, но ничего не помнил о Фрэнки Миракле.

По дороге в город я остановилась у больницы. Стэси вернулся на шестой этаж. Когда я заглянула в его палату, кровать была пустой. Долан перелистывал растрепанный журнал.

— О, привет. Где Стэси?

— На рентгене. Что сказал Рикман?

— К сожалению, немного. — Я пересказала нашу беседу. — Думаю, мы спокойно можем его вычеркнуть. Возможно, Паджи тоже. И что теперь?

Долан отложил журнал. На нем была синяя ветровка и бейсболка. — Стэси не смог позвонить Джо Манделу, узнать, сможет ли он раздобыть вещи Джейн Доу. Он позвонит ему, как только освободится. Пока ты можешь поговорить по телефону с К.С. Воджелом, тем парнем, о котором говорил Эрни.

— Я спущусь в вестибюль и поищу телефон.

Я спустилась вниз и обнаружила несколько телефонных будок у главного входа. Пошарила на дне сумки и выгребла несколько монет. Потом нашла телефон С.К.Воджела. Когда он снял трубку, я представилась.

— Эрни звонил в пятницу и говорил, что кто-нибудь может позвонить. Вы хотите узнать о фургоне, который я видел, правильно?

— Да, сэр.

— У меня был зять, который работал в отделе шерифа, муж моей сестры Мэдж, парень по имени Мелвин Галлоуэй. Он уже умер. Был этаким всезнайкой. Имел свое мнение обо всем и, послушать его, всегда оказывался прав. Я его не выносил. Может, звучит не по-христиански, но это правда. Мы с ним никогда не ладили. Я дважды говорил ему о фургоне, но он сказал, что если будет отвлекаться, чтобы проверять теории, которые предложит каждый осел, то ничего не успеет. Нельзя сказать, чтобы он делал очень много. Я решил, что выполнил свой долг, и черт с ним. Что я запомнил после всего, был не фургон хиппи, а другая машина, которую я видел. Красный кабриолет с аризонскими номерами. Я обратил внимание, потому что позже читал в газете, что нашли похожую угнанную машину.

— Вы помните, что было написано в газете?

— Нет, но я видел эту машину трижды. Первый раз около каменоломни, а второй раз — за городом. Я проезжал мимо, когда аварийка вытягивала ее на дорогу, всю разбитую. Выглядело, как будто кто-то отпустил ручной тормоз и столкнул ее вниз, в кусты. Ее нашли через неделю. Парень, у которого я ремонтирую свою машину, часто помогает полицейским, когда им надо что-то отбуксировать. Я увидел эту машину в мастерской на следующий день, когда мне чинили карбюратор. Это был третий раз. Больше никогда ее не видел.

— Я помню упоминание об угнанной машине. В ней кто-нибудь был, когда вы увидели ее в первый раз?

— Нет, мэм. Она стояла у дороги, как раз у въезда в каменоломню. Верх был опущен и солнце обжигало эти красивые черные кожаные сиденья. Я притормозил, потому что подумал, что у кого-то проблемы с двигателем, он оставил машину и ушел за помощью. Но не увидел никакой записки на ветровом стекле и поехал дальше. В следующий раз, когда я там проезжал, ее не было.

— Вы рассказали Мелвину об этой машине?