— Почему это нуждается в прощении, любовь моя? — спросила она, поцеловав его голову.— Твоя любовь — не бремя. Не тогда, когда я люблю тебя тоже.
— Клянусь Старыми богами и Новыми, что не причиню тебе боли, — поклялся он. — Никогда не бойся свободно говорить со мной. Ты — всё, что я хочу защищать. Ты — всё, чего я хочу.
— А я хочу тебя, — пробормотала она в ответ. — Я люблю тебя, Нед, люблю.
Когда их губы снова встретились, со вкусом соли и сладости, Нед почувствовал, как тепло зародилось в его груди и распространилось по всему телу. Это было счастье: его леди-жена у него в руках, дети, крепко спящие в своих кроватках; и ещё больше их появится и заполнит эти комнаты.
Он расскажет Лианне о своей радости, пусть и не в письме. Он расскажет об этом богам, что позволили ему быть таким удачливым, а они скажут об этом сестре. Тогда, может, он сможет заставить её улыбнуться, в последний раз.
__________________________
Рейгар
Он вновь очнулся от своих снов и обнаружил, что нет никаких шансов погрузиться в них снова. Они были почти такими же, как и всегда: образы радости, соседствующие с образами ужаса. В какой-то момент он был воодушевлён и доволен видом её каштановых кудрей, разбросанных по подушкам, её застенчивой улыбкой, а в следующий видел пятна крови на её красных губах и горле, а серые глаза её делались пустыми, мёртвыми. Если это была не Лианна, то был Джон, смеющийся и возившийся с книгами, которых ещё не мог прочесть, или Висенья, мило смотревшая на него, с пятном на лице более светлого оттенка, нежели он помнил; это длилось несколько сладких моментов, пока оба не становились поникшими, безжизненными, с кровавыми щелями на месте нежных горлышек.
Дыхание вернулось к нему короткими вздохами, сердце сильно ударяло о грудь. У него зашумело в голове; что-то стучало там изнутри, пока он не почувствовал, что вот-вот лопнет.
Покой, прорычал он про себя. О, боги, дайте мне немного покоя!
Покой пришёл, но только в виде тишины. Картинки уже отпечатались в его глазах, обещая не давать покоя остаток ночи. Он откинулся на подушки и зарылся в них носом, пока не ушёл знакомый запах Лианны, но он знал, что это было бесполезно. Утешение было лишь временным. Единственное, что могло бы успокоить его, это его голова напротив её теплой груди, её тонкие руки, обвивающие его и помогающие ему уснуть.
Раздражённый и наполовину безумный, Рейгар откинул одеяло и встал в безмолвном разочаровании. Он вылетел из спальни, и недалеко за ним последовал сир Барристан, присматривающий за своим неуравновешенным королём.
Рейгар не знал, куда несут его ноги, которые привели его дальше, чем он ожидал — в центр Великой Септы. Сквозь витражные окна лился лунный свет, холодным свечением освещая семь углов у семи стен. Словно невидимой верёвкой его понесло вперёд, к алтарю перед статуей из камня.
Сосредоточив взгляд, он обнаружил, что смотрит на образ Матери с младенцем в руках. У неё была нежная, тёплая улыбка. Он упал на колени, хоть и не по своей воле. Он не спал хорошо две луны и был изнурён и ослаблен.
В этом тусклом свете она могла быть Лианной, несущей Джона или Висенью. Или Элией, с Рейнис или Эйгоном. Рейгар не мог решить, кем она могла быть, хотя Матерь была более мягкой и гибкой, чем любая из них. Лианна была стройной и мускулистой, а у Элии было немногим больше, чем кожа да кости.
— Матерь, — сорвалось с его губ в рваном выдохе. Он положил ладони на алтарь и откинул назад голову, чтобы смотреть на её улыбающиеся губы. — Разве это не твоя обязанность — защищать тех, кто приносит жизнь? — Она не ответила, хотя Рейгар почти надеялся на это. — Матерь, Матерь всеблагая, — произнёс он начало песни. Его голос прерывался от неиспользования, от того, что он уже долго ни для кого не пел. — Матерь, женщин оборона. — Он облизнул губы и хотел продолжить, но не издал ни звука. Слова ушли из головы, но вернулись женщины его жизни.
— Это правда, Элия не была набожной, — начал объяснять Рейгар. — Возможно, она молилась не так часто, как должна была. И я тоже. За это ты забрала её у меня? — Матерь оставалась безмолвной, и это почему-то разозлило его. — Наши дети были помазаны великим септоном, Матерь. — Он сжал и разжал кулак, возвращая дыхание в нормальный ритм. Он опустил голову — возможно, чтобы показать своё смирение перед ней. — Лианна верила в Старых богов, — проскрежетал он, вспоминая, как взял её девичество под сердце-деревом, вскоре после того, как они произнесли перед ним клятвы. Красные листья хрустели под плащом, на котором она лежала — такие же, как кровь на её бёдрах. — Но она призналась, что молилась тебе всякий раз, когда зачинала детей. — Детей, вымываемых лунным чаем. — Неужели твоя сила настолько мала перед лицом полыни и пижмы?
Молчание. Этого он и должен был ожидать, но оно привело его в бешенство.
— Боги, — проклокотал он, сжав ладони в кулаки. Ты — король без власти. Мужчина без мужества. Боги надсмеялись над твоей слабостью и отправили твоих любимых в могилу.
— У меня не будет больше детей, Матерь, — пообещал он, закрывая глаза. — Я больше не нуждаюсь в твоей защите. — Он почти выплюнул слова, чувствуя отвращение к себе и той насмешке, которой его подвергли боги. Какая польза от жизни, если рядом не будет женщины, которую он любит? Какой смысл просыпаться каждое утро, если Джон больше не будет толкать его, чтобы разбудить? А Висенья не будет тихо кричать посреди ночи, прося молока. Если он подходил к пустой постели, где не мог шептать на ухо своей любимой, расцеловать каждый её дюйм и заняться с ней любовью, то в чём смысл всего?
Рейгар покачал головой. Нет, нет. Мне ничего этого не нужно. Я смогу прожить без удовольствий. Пожалуйста, Матерь, просто дай мне знак. Покажи мне. что она жива и довольна, даже если это будет сон, даже если ложь. Забери эту горечь и даруй мне сладость. Дай мне сил продолжать жить.
Ничего не поменялось. Свет всё так же лился, Матерь всё так же стояла и улыбалась, а те, кого он любил, всё так же истекали кровью в его голове. Рейгар зарыл лицо в ладони, растирая уставшие глаза.
— Что мне делать? Что же мне делать?
___________________________
— Вы, лорд Тайвин Ланнистер, разорвали все связи с Вашим сыном, Джейме Ланнистером?
Утомлённые глаза Рейгара устремились к гордому лорду, которому задали вопрос, наблюдая за его реакцией. Его лицо было пустым и твёрдым, как скала, в которой он жил. Он выглядел вполне спокойным перед Малым советом в Тронном зале, и стоял, заведя руки за спину. Неустрашимый.
— Да, — сказал он, и его губы вновь приняли форму линии.
— Он был лишён всех титулов и возможности даровать ему новые, — продолжал Джон Коннингтон, читая приказ Рейгара. — Он не может наследовать ни денег, ни земель, ни замков. И если он вернётся в Вестерос, Вы не можете предоставить ему убежище, деньги и иную помощь; если Вы это сделаете, Вас обвинят в государственной измене, единственным наказанием за которую является смерть. Это понятно, милорд?
Тайвин кивнул.
— Я полностью от него отрекаюсь. Он не мой сын.
Так быстро бросить его, горько заметил Рейгар, сузив глаза. В крови Ланнистеров нет верности. Его собственная королева-Ланнистер сидела рядом с ним в холодном молчании, спокойно глядя на отца. Её присутствие было ему неудобно; он отодвинулся, отстранившись от неё, но всё ещё видел её краем глаза.
— Вы отрицаете какое-либо участие в убийстве королевы Лианны и законнорождённых детей и наследников короля — принца Джона Таргариена и принцессы Висеньи Таргариен?
Их имена вызвали у Рейгара жжение в горле. Он закрыл глаза, чтобы не видеть никаких Ланнистеров и вызвать в воображении образы своей милой, мёртвой семьи. Лианна и её веснушчатый нос, Джон и его ясные глаза, Висенья и её родимое пятно. Да, они мертвы, но в его сердце они живы. На мгновение он ощутил радость, прежде чем её сменили горечь и отвращение.
— Я не принимал участия в этом преступлении, — твёрдо заявил лорд Тайвин неизменно ровным тоном. Рейгар открыл глаза и увидел, что тот смотрит на него своими холодными зелёными глазами. Он вернул ответный взгляд в поисках лжи, но не мог её разглядеть; он видел только милую улыбку Лианны.
