«Спасибо тебе за то, что стал моим другом», прошептала она, и на мече ощущались вибрации её голоса. Принц взглянул на него и спрятал лицо в юбках матери.
— Мой единственный друг, — чуть слышно сказал Джейме где-то на Королевском тракте. Она была той, кто слушала его рассказы, той, что гуляла с ним бок о бок. Той, что раскрыла ему своё сердце, свои желания и чувства. И он сделал то же самое. Он полагал, что так и поступают друзья. — Она была моим единственным другом. — Она ничего не хотела от него, и он от неё тоже. Они просто сосуществовали вместе, открывая друг другу частички самих себя, которые всегда боялись показывать, и делали это без всякого стыда.
Да, леди Лианна была его единственным и самым верным другом. Это само по себе было подарком, который она, возможно, осознала тоже, будучи одинокой королевой. Через неё он восстановил нарушенные клятвы прошлого, поклялся ей защищать её как её рыцарь и чемпион. Он бы вытащил её из пламени или из когтей жестокого мужа. Он бы сделал это и был бы счастлив. В некотором роде он так и поступил. Он спас её.
И что за удивительное чувство это было.
========== Серсея VI ==========
Заметь же меня, пожалуйста!
Эти слова готовы были сорваться c её губ каждый день с тех пор, как Рейгар вернулся из Винтерфелла. Ей хотелось позвать его, взять за плечи и встряхнуть, закричать прямо в лицо и вонзиться ногтями в шею — что угодно, всё, что угодно, только бы он заметил её.
Но он всё никак не хотел. Даже когда они ложились в постель, он, казалось, смотрел сквозь неё, ни разу не прикоснувшись, ни разу не заговорив, кроме фразы: «Её всё ещё не нашли».
Ночью она прижималась к нему, когда её тело жаждало его, а он уходил от её касаний, словно они обжигали его. Когда она говорила с ним за завтраком или ужином, он молча и безучастно слушал или просто смотрел на неё. Спал он урывками, если вообще спал, и круги под глазами сделались ещё темнее, а жизнь, казалось, покинула его. Когда её малыш толкнулся, она сказала ему почувствовать это, а он посмотрел на неё своими чёрствыми, равнодушными глазами, будто удивляясь, почему она вообще заговорила с ним.
Она хотела, чтобы её трогали, целовали, улыбались ей, занимались с ней любовью, но он был холоднее и суровее долгой зимы.
Однажды ночью она выскользнула из постели, на цыпочках пробравшись в его кабинет. Он был погружён во мрак, а ночь была холодной, поэтому она закуталась в плащ и сощурилась, чтобы увидеть его. Серсея обнаружила силуэт во тьме, сидевший за столом и уперевший голову в ладони. На его серебряных волосах, распущенных по плечам, танцевал лунный свет, а он просто сидел, словно каменный.
— Рейгар? — тихо позвала она его, чтобы не испугать. Он не пошевелился, даже не поднял голову и не посмотрел на неё. Серсея подошла, желая почувствовать его близость. Она осторожно положила руку ему на плечо; когда он не отодвинулся, Серсея осмелела и стала поглаживать ему спину. — Ложись спать, любовь моя. Ты устал. — Ей пришлось закусить губу, чтобы не умолять: пожалуйста, прошу, иди в постель и обними меня, не мёрзни здесь больше.
— Я не могу спать, — пробормотал он в ответ измученным, низким голосом.
— Я помогу тебе, — быстро предложила Серсея, надеясь воспользоваться своим шансом. — Я сделаю всё, что захочешь, пока ты не уснёшь. — Ведают боги, так и будет, даже если это будут только его объятия, а не выгибающиеся тела и скрученные простыни.
Он сделал нечто странное — усмехнулся, как будто ему сказали что-то забавное.
— Уснёшь? — с недоумением спросил Рейгар. — Как уснуть, когда она пропала? Когда мои дети исчезли? — Он опустил плечи и грустно вздохнул. — Я не могу спать, я не могу даже сомкнуть глаз, не видя её лица.
Как же моё лицо, хотелось спросить ей в ответ. Как же наш ребёнок, что растёт сейчас у меня в животе?
Серсея позволила своей руке побродить по его затылку, просто касаясь волос.
— Что, если она умерла? — решительно спросила она, не в силах притворяться сочувствующей. Она хотела, чтобы он услышал правду, не раскрывая её ему. Однако он не ответил; он оставался недвижим в своей холодной тишине. — У тебя есть я, и скоро будет наш ребёнок. Если она умерла, то мы должны начать всё сначала, ты и я. — Её голос дрогнул от эмоций; она выразила своё одинокое желание; всё, чего она хотела и всё, ради чего она всё и делала. Только они вдвоём и их прекрасные дети, количество которых с каждым годом, несомненно, будет расти. Боль от родов будет казаться не больше, чем незначительное страдание, если это будет означать, что он доволен ею.
— Если она умерла, — скрипуче протянул Рейгар, — тогда я… — Он поднял голову, и её осветил тусклый лунный свет. Его лицо было бледно-голубым, а глаза безжизненными, как у мертвеца, и не мигали. Они метнулись к ней и посмотрели, словно на нежелательного чужака. От этого резкого взгляда у Серсеи стянуло грудь, но она встретила его широко раскрытыми, тревожными глазами.
Её дрожащая рука коснулась его, потянув к животу. Он так и не коснулся его, поняла она, ни разу с тех пор, как он округлился. Она мечтала об этом, о таком простом жесте, который Рейгар проделывал с Лианной бесчётное количество раз, когда думал, что никто не видит (но Серсея всегда видела, всегда), и теперь она хотела этого больше всего. Его кончики пальцев коснулись ткани её халата, едва задев её. Серсея могла поклясться, что малыш внутри неё шевельнулся от этого простого касания.
Прошу, любовь моя, умоляла она про себя. Прошу, прикоснись ко мне. Посмотри на меня, заметь меня, почувствуй меня.
Но когда их глаза встретились, он убрал руку и отвернулся. Серсее показалось, что сердце упало куда-то вниз — или это опять был ребёнок? Она больше не знала. Движения малыша и её собственнная боль казались теперь одним и тем же.
— Оставь меня, — прохрипел он, уставившись в стол.
— Прошу, — услышала она свой шёпот с лёгкой дрожью в голосе. — Пожалуйста, Рейгар, нам с тобой…
— Уйди, — повторил он холоднее и громче прежнего, но Серсея не шелохнулась. Она не могла. Она только смотрела на человека, за которого боролась зубами и когтями, человека, за которого она убивала, подкупала и причиняла боль, человека, которого она предпочла своему брату, своим чувствам, своей чести. Она стояла на месте и старалась не дрожать, чувствуя себя уязвимей, чем лист, захваченный жестокой бурей.
Но Рейгар не стал ждать её затянувшегося ухода. Он поднялся со своего места и вышел из кабинета, и лунный свет всё играл на его волосах. Он оставил Серсею в одиночестве, гневе и досаде.
__________________________
Когда она приблизилась к сроку восемь лун и оставалось меньше двух недель до того, как надо будет выпить снадобье Пицеля, дабы вызвать роды и сокрыть её ложь, Рейгар как-то не лёг спать. Она знала, что где-то он нашёл себе место, но у кого ей было спросить? Какой дурой она бы показалась, если бы спросила у белого плаща или слуги, где её муж?
Лёжа в пустой постели, на чёрных простынях, она думала о нём. Но не как о целом человеке, а о единственной его части — глазах. О тех омутах тёмно-фиолетового цвета, которые она впервые увидела много лет назад, когда он ещё не женился, на турнире, и уже тогда она знала, что однажды выйдет за него замуж, полюбит его и будет носить его детей. Его глаза были такими грустными, а печаль такой глубокой, что можно было утонуть. Ей хотелось рассеять эту печаль, от чего бы она не была. Ей хотелось влить в него часть себя и сделать его целым, заставить его взглянуть на неё и улыбнуться от всей радости и любви, которые он к ней испытывал бы. Теперь они были печальны по другой причине, и её вызвала она.
Она закрыла глаза, отгоняя эту мрачную мысль. Повернувшись на бок, она погладила живот, чего он никогда не делал, и уставилась на его подушку. В припадке тоски она потянулась к ней и зарылась в неё носом, вдыхая сладкий, мужественный аромат, который она любила больше, чем могла бы признаться. Он был слаще запаха брата, и царственнее, как никогда не будет пахнуть Джейме. На какое-то время ей сделалось интересно, нравится ли ему проводить время с их братом-бесом. Серсея сомневалась в этом.
