Турков заложил фундамент в глубине участка; дом развернул не к дороге, а к солнцу — лучше настоящее в окне, чем деревянное над окном. Еще ввел усовершенствования: водяное отопление вместо русской печки, скважину с насосом вместо колодца. И, естественно, все прочие удобства не во дворе. Извините! На исходе двадцатого века живем.

Большинство работ он проделал своими руками. Ведь с детства владел топором и пилой, умел и раствор замесить, и пазы проконопатить. А если чего-то не знал, вычитывал в книжках. Теперь по всем отраслям вдоволь литературы, только не ленись читать.

Пока строился, всякий день был расписан по минутам. И, представьте, времени хватало, вполне обошелся без наемных шабашников, без ежедневной подати — бутылки водки.

Конечно, не сразу все ладилось, и ошибки бывали, и переделки, но завершил Турков строительство, вселился в удобный, современный дом.

Настал час подумать и о женитьбе.

У Туркова было несколько предварительных кандидатур, исподволь присмотренных и изученных; следовало решиться на окончательный выбор.

Он стал похаживать на вечера в Дом культуры, на танцы, на деревенские праздничные гулянья; поочередно провожал кандидаток до крылечка, целовался, если позволяли. И примеривался.

Его беспокоило, что нынче разводится каждая третья супружеская пара. Он не желал быть причастным к подобной статистике. И он нашел то, что искал.

Лиза Игнатьева (будущая Туркова) заведовала почтовым отделением, была скромницей. Не носила юбочек на запредельной высоте, никогда не давала повода сплетницам. Умненькая, ласковая, практичная. Надо — оденет джерсовый костюмчик, в кругу друзей почитает стихи. Надо — засучит рукава и пойдет картошку копать.

Через год после свадьбы родился первый ребенок — мальчик; еще через два года родилась девочка. Дети были у Турковых крепкие, здоровые, отлично развивались. Да иначе и заводить их не стоит…

Постепенно Турков расплатился с долгами, в которые пришлось ему влезть, пока строился; постепенно купил хорошую мебель. На участке разбил образцовый огород, насадил ягодных кустарников. Начал откладывать деньги на «Жигули».

Бытует суждение, что человеку, если он не мещанин, требуется минимум комфорта и жизненных благ. Чепуха какая! Турков не был мещанином, но ему хотелось иметь и «Жигули», и лодку с мотором, и приличное ружье для охоты, и много других вещей, которые облегчают и украшают жизнь. И Турков знал, что приобретет их, и даже от одного этого сознания ощущал удовольствие.

Всего можно добиться, если голова на плечах.

Последнюю зиму отработала в школе завуч Аглая Борисовна, она уходила. Все понимали, что ее место займет Виталий Максимович Турков. Все говорили об этом.

А сам Виталий Максимович предстоящее повышение ожидал бестрепетно. Не было оно финалом, конечным пунктом стремлений, впереди еще столько всего! Только началась его нормальная жизнь…

В июле месяце, как обычно, педагогов вызвали в город «на доводку». Если бы знать Туркову, чем кончится поездка, его бы трактором из деревни не выволокли.

Мальчик и женщина скрылись в конце улицы; завывал велосипедный моторчик; меченые гуси тупо смотрели на Туркова, вытянув шеи палками.

Бабка Ударкина предупредила, что готовить еду для постояльцев не собирается. Надо было измыслить пропитание, и Турков, надев пыльник, тоже пошел к центру города.

Пообедал в кафе. Выпил бутылку сухого вина. Настроение улучшилось, и Турков двинулся обратно, намереваясь пораньше лечь спать.

Возле хибары громоздилась большая куча дров. Видимо, их только что привезли, враскат шарахнули с самосвала, окончательно порушив забор.

Женщина, успевшая переодеться в старенький тренировочный костюм, с трудом перекатывала чурбаки во двор, к поленнице. Мальчик подбирал кору и щепочки.

— Честь труду! — сказал Турков.

— Ты к нам не приставай, — насупясь, предупредил мальчик. — Тебе же сказано!

— Предлагаю помощь! — великодушно улыбнулся Турков. — Хотите?

— Иди, иди, — сказал мальчик.

— Мы уж как-нибудь сами, — отозвалась женщина.

Мальчик собрал под ногами Туркова щепочки, словно боясь, что Турков их зажулит.

— Мама, он пьяный… — оповестил мальчик.

— Клевета, — сказал Турков. — Я, дорогой товарищ, сам не люблю пьяных.

— У нас нет на поллитру, — сказал мальчик.

— А грузчики требовали?

— Ага.

— Жулики. Мародеры. Вы правильно сделали, что не дали им поллитру.

— Для тебя тоже нету, — упрямо сказал мальчик.

— А я обычно работаю за «спасибо». Скажешь мне «спасибо», и мы в расчете.

— Мама, он правду говорит? Или обманывает?

— Отойди от него, Женечка. Не разговаривай с ним… — сказала женщина.

Турков спросил с изумлением:

— У вас тут что, заповедник напуганных? Микрорайон «Спаси меня, господи»? Предложил починить крыльцо, бабуся приняла за сумасшедшего. Предлагаю дровишки перекидать, снова все шарахаются.

— Мы привыкли сами обходиться, — сказала женщина.

— Вы ж надорветесь!

— Ничего.

— Всю ночь провозитесь!

— Не беда.

— К несчастью, тут мое окошко! — сказал Турков, снимая пыльник и пиджак. — Ночью я хочу спать. В тишине и покое. Отойдите в сторону, не мешайте!..

Он поднял чурбак и швырнул к поленнице. Дрова были, сплошь осиновые, сырые, будто сию минуту вытащенные из воды. Турков подумал, что бабка Ударкина зверствует. Могла бы купить и березовых на те деньги, что дерет с жильцов. Ну, люди…

— Мерзнете зимой?

— Бывает, — неохотно сказала женщина.

— И внучонка бабуся Ударкина не жалеет?

— Какого внучонка?

— Извините, правнучка. Он ведь правнук бабуси?

Женщина наконец догадалась, о чем идет речь.

— Мы с хозяйкой не родственники.

— Разве?!

— Такие же постояльцы. Но живем второй год.

— Произошло недоразумение, — сказал Турков. — Я вас принял за родственников. Крылечко виновато.

— Я же не могу его починить.

— Бабуся надолго ушла?

— Она смотрит кино, — сообщил мальчик.

— Откуда тебе известно?

А она каждый день смотрит кино… — в голосе мальчика был оттенок зависти.

— Найдите-ка мне топорик, — сказал Турков.

— Не нужно. Зачем это?

— Найдите топорик. Вся ответственность будет на мне. Даже в капиталистических странах квартиросъемщики борются за свои права.

— Бабушка заругается, — сказал мальчик.

— Мы ее перевоспитаем, — пообещал Турков. — Бабушку, да еще чужую, всегда можно перевоспитать. Это не проблема.

Бог свидетель, не собирался Турков заводить с этой женщиной знакомство. Пуще того, она не нравилась Туркову. Бывает, что увидишь приятное личико и тебя невольно потянет к знакомству. А тут никакой тяги не возникло, женщина совсем не показалась Туркову симпатичной и привлекательной.

Но, пока он перебрасывал чурбаки и ладил крылечко, он узнал про нее занятные вещи. Непостижимые вещи. Он даже спросил, не скрывая удивления:

— Граждане, да как же вы существуете-то?!

И потом, позднее, заходя к ним в гости, он опять настойчиво твердил:

— Да разве так можно существовать?!

У Галины — так звали эту женщину — не было родственников, кроме ее четырехлетнего сына; не было жилья, кроме временно снимаемой комнатки, не было никакого имущества, кроме чашек да ложек.

У нее, с точки зрения Туркова, ничего не было! Ничего!

И если бы Галина сокрушалась, плакалась, горевала, Турков посочувствовал бы ей, но особенного интереса не проявил бы. Что ж, попадаются люди с неудачно сложившейся судьбой. Есть счастливые, а есть и несчастные.

Однако ж Галина совсем не печалилась, не чувствовала себя несчастной; она могла бы изменить свое нелепое существование и не делала этого.

Наличествовал феномен, который просто нельзя было не исследовать.

Перед самим собой Турков не лукавил. Отчетливо понимал, что по характеру он не стяжатель, не собственник. Отходят в прошлое дремучие типы, молившиеся барахлу. И Турков не станет молиться на собственный дом, на мебель, на тряпки. Но если можно без ущерба для совести жить безбедно, то и следует жить безбедно, черт побери! Кто откажется?!