— Сын мой! — продолжал отец, оставшись с первенцем наедине. — Как старшему и горячо любимому сыну я дарю тебе табурет, на котором теперь сижу. А кроме того вот мой наказ: будь осмотрителен и находчив, как женщина, сильным — как муравей, всеядным — как саранча.

Сын поцеловал колено отца и удалился. Странный подарок и удивительный отцовский завет лишили его покоя и сна. Как это все понимать? Что ценного в колченогом табурете? Кому из мужчин хочется иметь женский ум? Какая тварь слабей муравья? У кого живот меньше, чем у саранчи? Нет, решил сын, отец зло подшутил над ним, и лучше уйти куда глаза глядят из дому. Взял он котомку и пошел на поиски лучшей доли. А на дороге ему повстречался священник.

— Далеко ли путь держишь, сынок? Что не весел?

— Здравствуйте, святой отец! Иду куда глаза глядят. Лишь бы подальше от постылого отчего дома. Насмеялся надо мной отец. Завещал мне колченогий табурет и дал наказ быть осмотрительным и находчивым, как женщина, сильным, как муравей, неразборчивым в пище, как саранча. А я-то всю жизнь старался угодить ему, был внимательным и послушным. Чем терпеть такую обиду и сносить людские насмешки, лучше нищенствовать!

— Напрасно ты так плохо думаешь о покойном отце, сынок! Сдается мне, что он был умным и достойным человеком. Пошли со мной, я тебе по пути все объясню.

Вот идут они, видят: муравейник на обочине под миррой.

— Посмотри, сынок, — говорит священник, — как один муравей легко тащит на себе другого. А ты сможешь меня поднять и унести?

С этими словами священник лег на землю, словно бы умер.

Как юноша ни пыжился, как ни тужился — никак от земли его оторвать не может. А тот открыл глаза и говорит:

— Теперь ты понял, что имел в виду отец, завещая тебе быть сильным, как муравей?

Смутился юноша, потупился.

— Не печалься, сын мой Вижу, раскаялся ты, осознал вину.

Пошли они дальше. Приходят к священнику домой. Его жена стала им обед готовить, пошла в кладовую. А священник гостя локтем в бок толкает.

— Пойди, — говорит, — помоги ей чан с медом поднять да ущипни побольней. Не робей, делай, как я велю!

Гость пошел в кладовую и сделал все так, как велел хозяин: ущипнул хозяйку пониже спины, она и взвизгнула с перепугу. На крик муж прибежал.

— В чем дело? — строго так спрашивает.

— Да вот, — тотчас нашлась женщина, — просила гостя чан с медом поднять, а он его чуть было не уронил. А ведь я мед на престольный праздник берегла!

Наелся гость, напился, спать завалился. Наутро вышел хозяин его до дороги проводить и говорит:

— Слышал, как жена складно соврала? И глазом не моргнула. А все потому, что не хотела, чтобы в доме ссора разгорелась. Вот и тебе такая смекалка не помешала бы! Ступай теперь домой, да не забудь по дороге приглядеться к саранче. Тварь эта пожирает все без разбору, потому столь живуча и вынослива. Ел бы и ты сырое, пареное да жареное — тоже был бы силен и здоров. А теперь главное: как придешь домой, возьми колун и разруби табурет. Сдается мне, подарок сей с секретом! Ну, ступай с богом!

Юноша повеселел, поблагодарил священника и пошел домой. Как пришел — первым делом схватил колун и расколол пополам колченогий табурет. А оттуда золото посыпалось — триста уокетов![51]

С тех пор старший сын прочно обосновался в отцовском доме и счастливо прожил до глубокой старости. А когда на склоне лет рассказывал эту историю внукам, завершал ее такими словами:

— Как ни хорош чужой совет, все лучше чтить отцовский завет!

У одной могущественной гиены умер любимый сын. Пятнистая родня со всей пустыни собралась, чтобы выразить гиене свое соболезнование. Но какие же похороны без поминального плача? А ведь известно, что громче всех ревут ослы. Вот и послала гиена к ним горе-вестника.

Получив приглашение на поминки, ослы устроили сход и стали советоваться, как им быть, — коварный нрав гиен всем известен. Думали-гадали, наконец решили, что лучше разок рискнуть своей шкурой, чем всю жизнь за нее дрожать. Приняв столь мудрое решение, ослы подвязали праздничные ширрыты[52] и поскакали на поминки.

Когда все плакальщики собрались, самая горластая ослица, взбрыкнув, стала на задние копыта и заревела во всю глотку:

— Талант! — похвалила гиена ослицу. — Хорошо это у тебя получается. Может, ты еще подскажешь, чем мне угощать моих дорогих гостей?

Смекнув, что одним ревом от хищников не откупиться, ослы начали перешептываться, бросая косые взгляды на сироту-осленка. Но ослик не стал дожидаться, пока его принесут в жертву ненасытным гиенам, и резво убежал. После такого предательства остальные ослы приуныли: теперь на любого из них мог пасть выбор гиен. Вдруг один старый осел воскликнул:

— И-a! И-a! И-a! Догадался я! Чем с жизнью всем нам распрощаться, не легче ль просто улыбаться? Пусть эти обжоры отрежут у нас верхние губы!

Соплеменники поддержали его и дружно выпятили верхнюю губу, чтобы гиенам было сподручней ножами орудовать. После этого хищники отпустили ослов с миром.

На третий день, когда ослы, как принято, вновь появились на пороге жилища гиены, хозяйка гневно завыла:

— Ах вы поганые морды! Да как вам не стыдно скалить зубы, когда в моем доме траур! А ну, дорогие гости, рвите этих наглецов на части, чтобы не путали поминки со свадьбой!

Говорят, с тех пор гиены и охотятся на ослов, а те лишь улыбаются, когда с них сдирают шкуру.

Однажды старая гиена и два ее сына подкараулили тучного осла. Повалили они его на землю и загрызли до смерти. Кинулись было детеныши рвать ослиную тушу, да мать на них как рявкнет — те хвосты и поджали. Сидят, скулят, жадно на мясо глядят. А старая гиена их к нему не подпускает, одна ослятину за обе щеки уплетает. Набила облезлое брюхо и кинула старшему сыну ослиное ухо. Голодный младший сынок, которому даже хвоста не досталось, терпел, терпел, да не вытерпел.

— Скоро светать начнет, — скулит. Видно, решил, что советом своим угодит. А гиена только-только по-настоящему во вкус вошла, ничего и слушать не желает.

— Отстань, — урчит, — сама знаю, когда ослов воровать, а когда деру давать! — И дальше косточки обгладывает.

Взошло солнце. Вышел из дому хозяин съеденного осла. Сыновья гиены задали стрекача. А сама она с набитым брюхом даже с места двинуться не может. Испугалась, завыла:

— Вступитесь за меня, детки, не бросайте мать в беде!

Да только тех уж и след простыл: на пустое брюхо ноги резвы!

Гиена зубы скалит, рычит, думает страху на человека нагнать. Да не на того нарвалась! Размахнулся человек и проткнул жадину острым копьем. Из гиены и дух вон.

Вот почему умные люди говорят: кто в одиночку ест, тот в одиночку и помрет!

Ехал как-то по дороге верхом на мерине солдат. Видит — по обочине дэбтэра с котомкой за спиной шагает. Поравнялись они, солдат и спрашивает:

— Откуда и куда путь держишь, божий человек? Что несешь?

— Да вот собрался мать свою проведать, несу ей подарок, — смиренно отвечает ему дэбтэра. А у самого в мешке новая ряса, псалтырь и тюрбан — все его богатство.

Разговорились путники, не заметили, как стемнело. Надо ночлег искать. Пошел солдат на постой проситься. В один дом постучался, в другой — никто его пускать не хочет.