Маленькую коробку нести было легко. Она решила идти мимо обожженных солнцем трущоб. Здесь все было как обычно. Дети играли. Всюду грязь. Бродячие собаки обнюхивали друг друга. Старики курили. Молодые мужчины выглядели беспечными и счастливыми. Никому нет дела до ее переживаний, смятения, обманутых надежд. Ей было немного жаль оставленных у Такпо вещей. Ей было глубоко жаль Омово. Стоял ясный и солнечный полдень.

Его башмаки проскрипели по коридору. Когда он вошел в контору, никто даже не взглянул на него. Саймон ел печенье, макая его в воду и разглядывая висевший напротив календарь с изображением полуобнаженной белой женщины. Старший клерк с одержимостью маньяка нажимал на клавиши карманного калькулятора. Чако оторвался на минуту от своей футбольной лотереи, чтобы откусить кусочек замусоленного ореха кола и прочистить нос. Вид у него был весьма озабоченный; на прошлой неделе он основательно проигрался. Он вдохнул целую понюшку табака, отчаянно тряхнул головой и громко чихнул.

Враждебность, этот старый призрак, постоянно витавший в конторе, испарилась. На смену ей пришел веселый дух товарищества. Свистел чайник, и Омово понял, что в конторе появился новый мальчик на побегушках, а с ним определенный уют.

— Что у тебя с лицом? — спросил старший клерк, убирая калькулятор, судя по всему, удовлетворенный своими подсчетами. Все находившиеся в комнате вскинули глаза на Омово и увидели огромную наклейку на лбу, распухшие веки и кровоподтеки на лице.

— Аби[31], на тебя напали грабители? — вступил в разговор Саймон.

— Может, он перепутал место свидания и пришел не туда, куда следовало, — высказал свою догадку Чако.

— А может, он отказался платить проститутке, вот она его и отделала, — не унимался Саймон.

— Ты что же, Саймон, знаешь, как проститутки отделывают клиентов, а?

— А может, он просто притворяется?

— Нет, в самом деле, ты не являлся в контору целых три дня. Что случилось? У тебя есть какое-нибудь оправдание?

— На меня ночью напали хулиганы.

— Что-то ты совсем исхудал.

— Смотри-ка, у тебя уже немного отросли волосы.

— После того как меня избили, у меня поднялась температура. Два дня я пролежал пластом.

— Понимаю.

— Мы понимаем.

— Зайди-ка к управляющему.

— Да, да, тебе следует зайти к управляющему.

Омово взглянул на свой рабочий стол. В этот момент в комнату вошел парень, которого он видел несколько дней назад поджидающим господина Акву, и поспешил к кипящему чайнику. В наступившей тишине Омово понял, почему вдруг изменилась атмосфера в конторе. Новичок был молод, только что со школьной скамьи, полон энергии и готов безропотно выполнять любые поручения. Они кивнули друг другу.

Омово без стука распахнул дверь в кабинет управляющего. Чако выскочил было из-за стола, чтобы остановить его, но опоздал. Управляющий как раз допивал кофе. В кабинете стоял специфический запах, и Омово сморщил нос. Ему было все ясно. Управляющий тоже знал, что имеет в виду Омово — густой запах пущенных управляющим ветров. Управляющий был в замешательстве. Оба молчали.

Стол управляющего свидетельствовал о его преуспевании в жизни. С портрета в рамке улыбается миловидная жена. Рядом — табличка с указанием его имени и должности. Кипы документов. Толстый коричневый бумажник, две чековые книжки. Еще одна фотография, помещенная в великолепную рамку, на ней обворожительно улыбающийся управляющий запечатлен в Лондоне на Пиккадилли вместе с белыми хозяевами фирмы. Стены увешаны многочисленными календарями с изображением романтических пейзажей. Молчание становилось тягостным.

— Садись, Омово. Я тебя слушаю.

Продолжая стоять, Омово спросил:

— Я хочу знать — я уволен?

— Нет, отчего же. Более того, тебе увеличили жалованье. Но отныне ты будешь работать в филиале.

— Очень мило с вашей стороны.

— Что ты имеешь в виду? Ты не являешься в контору три дня и не представляешь ни свидетельства о болезни, ни какого-либо иного оправдательного документа. Я с чистой совестью мог бы тебя уволить. Но я — человек добрый, и, кроме того, в нашей компании принято заботиться о людях. Мы принимаем твои слова на веру и даем возможность наконец проявить себя в деле.

— И одновременно оказываете благодеяние своему племяннику, приняв его на службу.

— Что же в этом плохого? Такие вещи, как известно, случаются.

— А что, если я откажусь перейти в филиал?

— Боюсь, в этом случае нам придется тебя уволить. Миллионы людей рады будут занять твое место.

— Я не согласен на перевод. Это злонамеренная акция. Вы прекрасно знаете, что я не смогу добираться до филиала из Алабы и к одиннадцати часам.

— Ты имел возможность высказаться, и тебя внимательно выслушали. Как я уже сказал, в нашей фирме заботливо относятся к людям. Пиши заявление об увольнении, получи причитающееся тебе жалованье и выходное пособие и иди на все четыре стороны. А теперь извини, мне надо работать.

— Я знаю, что скрывается за вашими разговорами о заботливом отношении к людям. Вам не понадобится больше прибегать к ухищрениям, чтобы калечить мою судьбу. Да, компания заботливо относится к служащим, как-никак это международная компания, а вы — весьма, весьма цивилизованная персона и к тому же — большой, большой чистюля. Сточная яма — вот кто вы!

Этого управляющий стерпеть уже не мог.

— Ты сошел с ума, Омово. Бог покарает тебя за такие слова. Получай свои деньги и уходи. Такие, как ты, нам не нужны.

Омово выплатили месячное жалованье, выходное пособие, компенсацию за сверхурочную работу, а также рождественский бонус за текущий год. Получилась довольно внушительная сумма. Никогда за всю свою жизнь он не держал в руках такой огромной суммы.

Его башмаки снова проскрипели по коридору — Омово возвращался в отдел, чтобы забрать свои личные вещи. Желтые стены сверкали чистотой — их только что покрасили. Коридор был пуст. Когда время от времени распахивались двери кабинетов, исходившая из них прохлада словно насмехалась над Омово. Но в душе у него пробуждалось смутное ощущение радости. Он избежал жерновов компании. Он чувствовал себя свободным.

Омово уже собрался было навсегда покинуть контору, когда явился один из торговых представителей компании. Это был тучный, медведеподобный тип. Он окликнул проходившего мимо Омово:

— Быстро свари пару чашек кофе — мне и моей подруге. А потом сбегаешь за пирожками. Я умираю от голода.

Омово взглянул на девицу. Она рассматривала в маленькое зеркальце свое ужасно размалеванное лицо. Омово подумал, что привлекательности в ней не больше, чем в тарелке с эбой.

— Чего же ты стоишь! Я не намерен торчать здесь целый день. Или напрашиваешься на взятку?

— Можешь выпить со своей подружкой мочи и этим довольствоваться. — У визитера отвисла челюсть. — Закрой рот, дружище. А то в него влетит муха.

Омово захлопнул за собой дверь. Теперь его башмаки проскрипели по коридору к выходу. Он издали помахал рукой своему знакомому. Контора, компания остались позади. Ему стало грустно. На улице его встретила невероятная жара. Мчащиеся по дорогам машины вздымали облака пыли. Двое прохожих сцепились из-за чего-то. Полицейский принимал взятку от таксиста, стараясь, чтобы никто этого не заметил. Не было спасения от мух.

У ресторана «Валентайн» Омово замедлил шаг. Он всегда посматривал на этот шикарный ресторан с легкой завистью. И часто задавал себе вопрос — когда же у него будет достаточно денег, чтобы пообедать в приличном ресторане. И он подумал: почему бы не сейчас? Ведь у него как раз есть деньги.

Внутреннее убранство ресторана было изысканным — диваны, кресла, мягкие стулья, обтянутые бархатом; на стенах с мраморными панелями — картины; кондиционеры, таинственный полумрак, тихая музыка, самодовольные посетители.