Город в хмурой и мокрой утренней дымке просыпался неохотно, тяжело. Начальник штаба, переборов в себе недомогание, вызванное непогодой, делает доклад Командующему Петроградским военным округом полковнику Полковникову о событиях прошедшей ночи:

– Противник никак себя не проявил боевыми действиями. Но вот такая странность с его стороны вызывает недоумение. По городу разбросаны листки с заявлением Смольного. Большевистское ЦК заверяет население города и губернии, что оно не проводит и не будет проводить никаких боевых выступлений. Людям бояться нечего, им ничто не угрожает. В высшей степени странное заявление, как мне кажется. Что касается наших частей, разбросанных под Петербургом не очень удачно, сообщений от них не поступало. В гарнизонах Гатчины и Царского Села спокойно.

– Где располагается Главковерх?

– Главковерх в Петербурге, по сообщениям Ставки.

– Ваши соображения по поводу заявлений Смольного? Насколько они обоснованы.

– Полагаю, это дезинформация. Затишье – их хитрая уловка перед началом активных действий. Отвлечь внимание, застать врасплох.

– Не похоже на то. Нет! Что еще? Петр Николаевич Краснов на связи?

– 3-й Конный казачий корпус дислоцируется в районе Гатчины. Генерал при войске.

– Что еще есть срочного?

– К вам прибыли представители от казаков и железнодорожников.

Георгий Петрович Полковников как-то сразу оживился:

– Что ж, это не плохо, даже совсем не плохо! – Заговорил командующий, ни к кому конкретно не обращаясь. Казалось, он был удовлетворен вполне сделанным ему докладом, и улыбаясь каким то своим мыслям, широко повел рукой: приглашайте прибывших дорогих гостей ко мне. Я сейчас же приму делегатов. А вы займитесь пока оперативными делами. Я приглашу …

Начальник штаба Петроградского военного округа для себя давно заметил: полковник, этот молодой честолюбец чурается его, а полагается наоборот, доверять начштаба сверх меры. В его руках все управление войсками округа. Без штаба командующий бессилен. К тому же он, мальчишка еще в сравнении с ним, опытным штабистом. Всего лишь жиденький карьерист. На верх-то взлетел на крутой волне, не по заслугам. Вот и только что выказал себя: один он дело сделает.

Известны его выкрутасы с большевиками да с паровозниками. Готовит пакостное дело – измену. Разве не так! Видно же, да он и не скрывает своих намерений, как искажает приказы Главы правительства. Ведет сговор с командующим армиями Северного фронта. Генерал Черемисов по уму и опыту давно мнит себя Главковерхом. С Полковниковым он – это два сапога пара! Однако, играя «труса», эта пара подцепляет к себе малодушных, да завистливых, таких, которые ищут выгоды, или сводят счеты.

Генерал Краснов готов повести с ними игру на три хода. Обвести вокруг пальца и большевиков, и Временное правительство, и своих генералов. Сыграть в поддавки и увести на Дон свой третий Конный казачий корпус в целости и невредимости. В три тысячи сабель по численности. Чем шире и глубже заговор, тем, вполне понятно, проще дело сладить. А что взамен большевикам он за это посулит? А то, чего они более всего хотят: выдать им Керенского с головой!

Одно дело знать о заговоре, другое предотвратить его. Государственный переворот обозначился в деталях, бери и наноси на оперативную карту диспозицию действий предателей. Боевики Смольного с часу на час появятся на ключевых объектах города. Будут переданы по прямому проводу в войска приказы стоять на месте, заблокировать все пути к Петербургу. От Черемисова, от Полковникова, от Краснова. Временное правительство Керенского предают расчетливые люди. Нынче их поздно уже брать и вязать. И сил нужных нет в наличии.

Во все времена заговорщики носили и носят на челе своем невидимую тамгу – мерзкую отметину, такую, наверное, как изображение скрюченных рук со звериными когтями. По ним, по этим родовым пятнам, они угадывают себе подобных. Общаются, замышляют как больнее с большей кровью ударить жертву. Исподтишка. В спину. Избегая встречи взглядами. Какого же они рода-племени, эти предатели и изменники? Где, когда напились эти перевертыши ядом злобы, чтобы увлечь за собой тысячи верных России солдат в измену ей. Момент теперь создался самый невероятный и по обстановке, и по раскладу сил. Момент самый подходящий для совершения предательских замыслов.

Известная всему Петербургу открытая машина Главы Правительства беспрепятственно прошла по городским улицам с расставленными по ним караулами красногвардейцев. Караульные на отдельных постах впопыхах на вытяжку отдавали честь Главе Правительства. Миновав через несколько часов гонки городки Гатчину и Лугу, и, оставив в стороне от себя водную гладь Чудова и Псковского озер, машина на большой скорости въехала по главной дороге в город Псков. Офицер-шофер обернулся лицом к располагавшемуся на заднем сиденье Керенскому, намереваясь высказать свои переживания за долгую дорогу. «Вот, мол, какие мы! Столько проехали, ничего с нами не случилось. А опасности – то какие рисовались! Да и дипломатическая машина с флажком в красную полоску по белому полю оказалась не обязательной». Слова так и остались не сказанными. Александр Федорович понял его мысль. Остановил взглядом.

– Не надо опережать события. Сейчас ночь, а ночью дела не делаются. День еще не скоро начнется. Главное все впереди. Пока же нам надо отдохнуть. Едем на квартиру к генералу Барановскому. Утром в штаб фронта.

Настроенный решительно, Главковерх ни мало не медля, вышел из машины, как только она затормозила у подъезда штаба Северного фронта. Широким легким шагом проследовал по коридорам в кабинет командующего. Генерал Черемисов из своего кресла, устремив взор в потолок, так высоко над ним стоял Керенский, не спешил подняться и сделать положенный доклад. То ли от неожиданности, от грозного вида Правителя или от чего другого, только он был не в себе.

– Владимир Андреевич, – Мягко, с участием к растерявшемуся человеку заговорил Керенский. – Сообщите мне о положении дел у Вас.

– Ничего особенного. Фронт стоит. Вяло текущие боевые действия с обеих сторон. – Справившись с неловкостью, ответил неопределенно Черемисов.

– Эшелоны с вызванными частями полагаю уже в Петербурге? Сколько, какие части прибыли? Я хочу немедленно знать об этом!

Генерал был уже на ногах. Щуплый, с бегающими глазками, он без надобности перебирал на столе бумаги, карты. Так прячут не слушающиеся в тряске руки. Не надо быть психологом, чтобы не увидеть по конвульсиям этого человека, что он пойман с поличным. Действительно, он только что связывался с Петербургом и со штабом Западного фронта. Разговор с Полковниковым и прервал шум остановившейся машины. Известия из столицы ему сообщили такие, которых он ожидал. Большевики берут без боя власть. Еще ночью арестовано Правительство. Зимний Дворец занимают красногвардейцы без сопротивления. Юнкера и женский батальон отведены в места расположения. Матросы, комиссары, дорвавшись до женщин, повели было повальное насилие над ними. Правитель, коль он на свободе, то означает, что он еще при власти. И он не отступился от борьбы. Так или не так думал генерал под взглядом Керенского, для дела было не важно.

– Отправке войск препятствуют на местах. Задержка из-за транспорта…паровозы, вагоны, путейцы еще… – Сам себе не верил, оправдывался командующий. За последние сутки он несколько раз приказывал начать погрузку войск в эшелоны, и тут же отменял ее. Колебался из-за своего малодушия. Расплата неотвратимая жгла ему мозг. Умный человек, генерал понимал всю нелепость и шаткость своего положения, в какое он сам себя поставил. Двойная игра – это не для него, точно также как и не для Полковникова и Краснова. Он, Черемисов, знал это, обращая их в свою веру. Они пойдут за ним, пока он будет в силе. Зыбкая у них психика. Потянет ветерком с другой неожидаемой стороны, колебание пойдет. Какая же сила держит их, его приспешников, да и его самого вдохновителя заговора, теперь на кривом пути?