– Поступим следующим образом. Сей же час Вы при мне отдадите категорический приказ незамедлительно выслать части в Петроград и ни на шаг не отходите от аппарата. Подстегивайте отправку поминутно. Лично отдайте приказ! Действуйте, господин генерал. Я вижу Вам нелегко сейчас. Не знаю и знать не желаю, какие заботы Вас угнетают. Но обстановка такова, что мы не вправе предаваться в данный момент личным эмоциям. Мой совет Вам, Вашему превосходительству, отбросьте в сторону свои амбиции, эмоции, наконец. Никто Вас в них ни мало не ущемляет Вы Командующий фронтом, в Ваших руках огромные силы. В них очень нуждаются в Петербурге. Еще вчера, уже сегодня, особенно завтра. Завтра!
Вынужденный увещевать Командующего, требовать от него немедленных действий, Главковерх и Глава правительства в одном лице Керенский не мог знать о свершившемся государственном перевороте. Может быть он единственный уже сегодня, 25 октября, объявленный большевиками вне закона и подлежавший аресту, он единственный собирал на фронтах силы для предотвращения вооруженного переворота. Для отпора анархиствующим отрядам большевиков, ставившим целью узурпировать законную власть. Чтобы не дать злоумышленникам свернуть Россию с выбранного демократического пути развития, не допустить поражения в войне. Ибо поражение это есть тяжкий гнет на плечи народа. Оно несет за собой разграбление, бесправие и унижение. Знал цену всем бедам свалившимся на русскую землю не только Глава страны, но все честные люди. Знали и ожидали: государство защитит и обережет их от напастей…
Александр Федорович в своей практике на посту военного и морского министра довольно часто сталкивался с подобного рода ситуациями. Приказы и директивы начальников, подчас и высших, часто исполнялись из рук вон плохо. Министр досконально знал, кто был в них грешен. Склонен к вольности казачий атаман Петр Краснов, себе на уме Антон Деникин, командующий Западным фронтом Павел Балуев также не прочь повременить с наступлением, когда ему вздумается, отвести войска на «перегруппировку», когда требуется решительно идти вперед. Неисполнение приказа точно и в срок в военное время это равносильно измене. А это высшая мера …
На кого же можно положиться?.. Острота минуты двоила сознание, требовала найти верное решение. Нет, это не было судорожное метание из стороны в сторону. Александр Федорович до конца не был уверен, что этот, стоящий перед ним человек, сделает то самое, что необходимо для России, что нужно ей именно в указанные сроки. Главная мерка сейчас человеку – его надежность. Но пойди узнай, что в голове у Черемисова?
Начальник штаба Ставки Главковерха генерал Духонин Николай Николаевич нервами чувствовал обстановку в столице. Разнузданная, насквозь лживая пропаганда, якобы радетелей о нуждах народа, брала верх над ясной и конкретной политикой Правительства, проводимой в интересах миллионов честных людей. Грань, отделявшая страну от анархии настолько близка, что только решительное вмешательство армии способно спасти положение. Генерал Духонин не раз пытался выйти на связь с Главковерхом, многие крайне важные вопросы требовалось доложить Главе государства, но безрезультатно. Связаться с ним не удавалось. Премьер, без преувеличения, был нужен всем сразу, его хотели видеть везде. Он разрывался на части и все – таки куда-то не успевал. Разговор со Ставкой в Могилеве состояться просто не мог. Черемисов воспрепятствовал этому.
Перед самым отъездом из Пскова, к Керенскому неожиданно вошли генерал Краснов и начальник штаба корпуса Попов.
– Вы что, Петр Николаевич, уже побывали в Острове. Так быстро обернулись! Коней, что ли поменяли на аэроплан? – удивленно спросил Керенский.
Надо было видеть конфуз Черемисова, который только что говорил о его отсутствии в штабе фронта. Как в поговорке: «Куда не кинь, везде клин.» Вранье и обман. Ну что за люди эти у власти. Знать бы Главковерху, что еще выкинет этот лицемер в генеральских погонах. С таким не то, что воевать, идти ему конюшни чистить. И то подумать: можно ли доверить это дело.
– Я только сейчас туда отравляюсь. Узнал, что Вы в Пскове и потом будете к нам. И вот я здесь перед Вами. Какие будут указания, Александр Федорович? – Атаман Краснов на удивление был весь в подобострастии и услужении. Чего ранее наблюдалось крайне редко.
– Полагаю, ваши отчаянные конники навострили клинки и рвутся в бой!
– Именно так, ожидаем приказа к действиям.
Снова курьёз! Он не имеет приказа…
– Командующий фронтом разве не уполномочен отдавать приказы? – Главковерх вопросительно посмотрел на генерала. – Ваша прямая обязанность, имеется ввиду и штаба, руководить подчиненными вам войсками. Или я ошибаюсь, Ваше превосходительство?
Командующий фронтом уходит от ответа …
26 октября. День клониться к вечеру. Главковерху сейчас надлежало бы со штабом Ставки колдовать над оперативной картой Петроградского района, строить план ликвидации заговорщиков. Не так они сильны, хотя и велики числом. У Правителя регулярные строевые чисти, хорошо обученные. Против них не устоять красной гвардии – одно название громкое. Правитель знал, что ему надо делать… Да, вот эту черновую работу кому поручить?
Машины на большой скорости шли на север. Хорошая дорога располагала к размышлениям. Думалось об одном: как там, в Петербурге, держится пока столица или уже пала. Если еще ночью и утром красная гвардия не овладела административными центрами, мостами и прочими объектами, что маловероятно, то столица падет в ближайшие часы. Значит… Нет! Это ничего не знач…. Революция не погибла. Революция борется, защищает завоеванные свободы. И победит! Войска, вызываемые с фронта должны разоружить большевистскую гвардию. Название-то какое звучное подобрали – гвардия. Порочат символ воинской гордости и славы. Это никак плод самого Троцкого, запевалы во всех их пакостях. Скор он на такие штучки.
Английский мощный мотор бесшумно мчит авто в ночи. Офицер-шофер себе под нос тянет модную песенку из ресторанного репертуара. Два личных адъютанта Премьера примолкли на средних сиденьях. Совсем юнцы, они верны шефу до гроба. Третий адъютант рядом с шофером, слушает его пение. По-домашнему уютно в машине. Так бы и мчался без остановки вперед, к звездам. Яркие в северном полушарии, они как майские светлячки в траве, высыпали на небе гроздьями. Молчание. Не до разговоров. У каждого свое.
– Интересно, а есть там такие планеты, на которых существа, обитающие на них, устраивают перевороты, войны развязывают между собой. Быть может, к ним высаживаются десанты с других планет для захвата территорий. Или там давно перевелись охотники до беспорядков. Или голодом морят «людишек»: вон их сколько миров плавает в пространстве. И население на них проживает. Как Вы считаете, Александр Федорович?
– Что, что плавает… кто проживают… – Керенский, словно, очнулся от глубоких дум, не сразу уловил суть вопроса. Мысли не оставляют его наедине с самим собою. Без мыслей он вроде бы и жить не умеет. – О чем вы спросили меня? Извините – не понял. – Это на заднем сиденье плечом к его плечу – Кузьмин, помощник Командующего Петербургским военным округом, участвующий в этой поездке. Он прервал мысленное государственное совещание Главы его с самим собой.
– Я немного помечтал, хотел услышать ваше компетентное мнение. Прошу великодушно…
– Ну вот еще…Великодушно…Теперь догадываюсь, что за фантазия у вас такая. Грешен, ведь и я минуту назад побывал там, – он пальцем показал вверх. – Признаюсь, в гимназические годы я был завзятым астрономом. Любителем, разумеется. Бегло читал небесную книгу. Звезды, галактики, созвездия. Кое-что знал о них. Мог на уровне рассуждать о Планетах Солнечной системы. Я считаю ее, нашу Галактику, не смейтесь, большой родиной для нас землян. Вот скажите, сможем мы проникнуть за пределы нашего большого дома, так сказать выйти на прогулку в дальние окрестности? Конечно не знаете. И я тоже не знаю. Я романтик до мозга костей. Увлечения мои, их много, перечесть все трудно, раз родившись, они остаются со мной навсегда. А вот еще откровенность: зазорно для человека, серьезного по складу характера, фантазировать, скажем, путешествовать по галактикам, строить воображаемые аппараты, уносящие роботов-исследователей в дальние пределы Вселенной.
