– Ви хайст ду? – выдавил он из себя.
– Их хайсе Герг! Георг Локамп!
Глаза Андрея закрылись, и он увидел своего сына. Сын мчался к нему на самокате и отчаянно кричал: «Папа, я сейчас! Я сейчас тебе помогу!»
Он улыбнулся и спокойно заснул. Уже навсегда.
Глава третья. Берлин. 13 апреля 1945 года
– Несите всем шампанского! – Гитлер не скрывал своей радости. – Запомните это день! Этот день станет переломным в нашей войне! Только что пришла новость о смерти Эзенхауера!
Радость, с которой восприняли эту новость в бункере Гитлера, вскоре улетучилась. Этот день принёс в Берлин две новости: хорошую и плохую. Плохой стала новость о падении Вены.
Гитлер почернел, и его невозможно было узнать. Он понял, что это всё! Три дня он не мог прийти в себя и окружающие думали, что он лишился рассудка. Так думали почти все. Кроме Бормана.
Вернувшись из бункера, Борман целые сутки не выходил из своего кабинета. Подчинённые не успевали выполнять поручения. Приходили и уходили военные и гражданские люди, с которыми он проводил часовые беседы. В три часа ночи он поднял трубку телефона.
– Борман!
– Да, я вас слушаю, партайгеноссе! – отозвался на том конце Мюллер.
– Генрих! Мы с вами завтра должны быть у Гитлера в одиннадцать часов.
– Утра?
– Да! Но перед этим мы должны с вами переговорить. Помните нашу скамейку у озера?
– Конечно! – сказал Мюллер, улыбаясь, и понял: случилось что-то из ряда вон выходящее. Никогда раньше он не боялся встречаться с ним в кабинете. Назначение встречи в парке говорило только об одном – разговор имеет особую важность и не может стать известным третьим лицам. – Я буду там в…
– Девять пятьдесят!
Трубку положили, и у Мюллера сползла улыбка с лица. Об этом разговор через час узнает Гиммлер и только одно обстоятельство может спасти его от последующих вопросов. Это обстоятельство – встреча с Гитлером.
«Всё очень плохо, – подумал Мюллер, – потому что всё идёт к развязке, – он посмотрел на свой диван, – ложиться бессмысленно, поэтому на всякий случай нужно привести в порядок бумаги».
Утренняя прохлада, исходящая от озера, слегка взбодрила его. Борман опаздывал. Опытный глаз разведчика выхватил из окружающего ландшафта две фигуры с метлами. «Не очень-то у них получается изображать из себя дворников», – подумал он и тут же услышал шаги.
– Хайль, – Мюллер вытянулся насколько мог в струнку.
– Доброе утро! У нас мало времени, поэтому сразу к делу!
– Разрешите заметить, но за нами слежка! И это не мои люди!
– Не важно! Главное, что они ничего не услышат. Итак! Гитлер поручил мне разработать план операции «Феникс». Я её разработал, и фюрер её утвердил. Теперь дело за вами!
– Да! Только я…
– Только вы теперь третий, кто знает об этом. И любая просочившаяся информация об этой операции будет означать только одно…
– Я понимаю! – ответил Мюллер, и у него засосало под ложечкой.
– Хорошо! Гитлер вам доверяет. Я с ним согласен!
– Спасибо за доверие!
Борман внимательно посмотрел на него и продолжил.
– Обстоятельства складываются таким образом, что победитель в этой войне уже известен. И как вы сами понимаете, это не мы! Фюрер понимает это и не снимает с себя ответственности. Но в данной ситуации было бы очень глупо пустить себе пулю в лоб, зная что это ничего не изменит. Сдаваться русским Гитлер не будет, так как понимает, что его тело, болтающееся на верёвке – тоже не лучший выход. Остаётся только одно.
Борман остановился и опять посмотрел пристально на Мюллера.
– Что бы вы придумали в данной ситуации, Генрих?
– Я думаю, что вы придумали намного лучше, чем я могу предложить! – неуклюже попытался выкрутиться Мюллер, и ему стало стыдно за эту неловкость. – Простите! Учитывая то, что мне известно, я бы предпочёл уйти, чтобы вернуться!
– Да! Именно это и имеется в виду. Вам хватило одного названия операции, что бы проанализировав ситуацию, выдать правильное решение. Я думаю, мы в вас не ошиблись!
Детали будем обговаривать сейчас и здесь. У фюрера будут совсем другие фразы и ни малейшего намёка на то, что мы сейчас с вами придумаем.
– Понятно!
– Ваша задача – подобрать исполнителей на каждом этапе операции, обеспечить им красивую легенду и мотивацию. Главное, чтобы потом не осталось ни малейшего следа. Все участники, кроме нас с вами, должны быть уничтожены.
«Как-то не очень уверенно он произнёс выражение «нас с вами», – мелькнуло в голове у Мюллера, – или показалось?»
– Уходит сначала он, потом вы, а потом я!
«Хоть так!» – опять промелькнуло у Мюллера.
– А теперь слушайте детали!
Борман оглянулся и перешёл на полушёпот.
Дворники, которые старательно мели аллеи незаметно старались наблюдать за ними в маленькие бинокли.
«Пытаются читать по губам! – понял он, и немного встал левее, чтобы заслонить лицо Бормана. – Вот так лучше!»
Весь последующий разговор он больше не отвлекался на тех, кто за ними следил, а только внимательно слушал и удивлялся тому, как всё это здорово было придумано.
Глава четвёртая. Винница. 13 апреля 1945 года
Она ждала прихода людей из НКВД давно. С 20 марта прошлого года, когда освободили Винницу. Тогда, когда весь город вышел с цветами встречать Красную Армию, она не понимала – где люди взяли столько цветов? Не понимала она и другого: почему так долго их не могли освободить? Почти тысячу дней фашисты истязали этот мирный город. Из ста тысяч жителей города после оккупации в городе осталось только двадцать семь тысяч. Фашисты уничтожили почти сорок две тысячи мирных жителей. Почти пятнадцать тысяч было угнано на каторгу. Из трёхсот пятидесяти предприятий уцелело только десять! Всё это у неё не укладывалось в голове. Ненависть к фашистам была настолько сильной, что люди впадали в истерические припадки.
Теперь это было позади. Теперь их ждала мирная жизнь и спокойный сон. Так она думала, возвращаясь с подросшими детьми домой.
На следующий день она пошла в контору товарной станции, где работала до войны. Из бывших сотрудников там остались только двое обходчиков. Остальные были убиты. На месте начальника товарной станции сидел военный.
– Здравствуйте! – сказала она, войдя к нему в кабинет.
– Здравствуйте! – ответил он. – Вы по какому вопросу?
– Я работала здесь учётчицей до войны. Вот пришла узнать, когда выходить на работу.
– Ваша фамилия?
– Слепнёва, Елена Денисовна!
– Так! – сказал он и открыл какую-то тетрадку. – Слепнёва, говорите?
– Да! Что-то не так?
– Не так то, гражданка Слепнёва, что по нашим сведениям вы во время оккупации сотрудничали с фашистами.
– Ну что вы такое говорите!
– А вы вспомните, – перебил её он, – кто у вас жил в доме во время оккупации? Кто с немцами вино пил по вечерам? Вспомнили?
– Немцы нас не спрашивали! Когда вы нас бросили и ушли из города, они пришли, и стали нами командовать. А тех, кто не выполнял их приказы – расстреливали!
– Правильно, гражданка! Любой советский человек предпочёл бы пулю в лоб, нежели сотрудничать я фашистами! А вы пригрелись под немцем! В прямом и переносном смыслах этого слова!
– Ты, сволочь, не имеешь права так говорить! – Лена схватила со стола чернильницу и бросила в лицо военному.
– Ах ты, подстилка, фашистская! Я тебя сгною в лагерях! Ещё не известно, может ты вместе со своим муженьком заодно?
Лена остолбенела.
– Он жив?
– Он сидел в лагерях, потом попал в плен! А дальше судьба его не известна!
– Боже! Он жив! – она кинулась к офицеру на шею и заплакала. – Прости меня! Я всё постираю! Главное, что он жив!
– Он-то может и жив! Только захочет ли к такой жене возвращаться?
– Не смей, слышишь, не смей! Ты же ничего не знаешь! Этот немец…
Тут она запнулась.
– Что это немец? Молчишь? Иди отсюда! Я доложу куда надо!
