– Ты обещал, – ответила она с досадой, – не упоминать об этом. Ты подглядывал за мной.

– Прости, но я должен спросить. Я никогда не встречал человека, который мог бы говорить с деревьями. И я никогда не слышал дерево, которое создавало бы музыку.

– Какое отношение одно имеет к другому?

– Вчера вечером с деревьями что-то было неладно. Я думал, ты заметила. Мне кажется, я с ними что-то сделал.

– Ты шутишь. Как можно что-нибудь сделать с деревьями? С ними все в порядке. Они замечательно играли.

– В них был какой-то недуг; или не во всех, а лишь в некоторых. Они играли хуже, чем могут. Я и с медведями что-то такое сделал. Особенно с тем, последним. Может, со всеми.

– Ты рассказывал, что ты их убил. И от каждого брал в ожерелье один коготь. Чтобы вести счет им, сказал ты. И по-моему, чтобы похвастаться.

Она ожидала, что он рассердится, но на лице юноши появилась лишь легкая озадаченность.

– Я думал, – сказал он, – будто все дело в луке. Я метко стреляю, и стрелы у меня отличные. Но что, если медведей убивает не лук, не стрелы и не моя меткость, а нечто совсем другое?

– Какая разница? Ты их убил, правильно?

– Да, я их, конечно, убил, но…

– Меня зовут Вечерняя Звезда, – проговорила она, – а ты своего имени не назвал.

– Я Дэвид Хант.

– Ну так, Дэвид Хант, расскажи о себе.

– Рассказывать особенно не о чем.

– Но у тебя есть свой народ и свой дом. Откуда ты?

– Дом. Да, пожалуй. Хотя мы кочевали с места на место. Мы все время убегали, и многие покидали нас.

– Убегали? От кого?

– От Темного Ходуна. Я вижу, ты о нем не знаешь? Не слыхала про него?

Она покачала головой.

– Это призрак, – сказал он. – Вроде человека, но не очень похож. С двумя ногами – вот и все сходство. Его не видно днем, только ночью. Всегда появляется на вершине холма, черный такой на фоне неба. Впервые его заметили в ту ночь, когда все исчезли… все, кроме нас, точнее, кроме нас и людей здесь и в прериях. Я первым из наших узнал, что есть и другие люди.

– Ты уверен, что Темный Ходун существует? Может, вы его просто вообразили? Мой народ в свое время напридумывал множество вещей, которых и в помине не было. Он кому-нибудь из ваших причинял вред?

Дэвид сдвинул брови, пытаясь припомнить.

– Нет, по крайней мере, я об этом не слышал. Вреда он никому не причиняет. Но видеть его страшно. Мы все время настороже и, увидев его, переселяемся в другие места.

– Ты не пытался его выследить?

– Нет, – сказал он.

– А я подумала, может, именно это ты и затеял. Пытаешься его выследить и убить. Такой великий стрелок из лука, убиваешь медведей…

– Ты смеешься надо мной, – сказал он, впрочем, без тени гнева.

– Но ты так гордишься тем, что убил их, – ответила она. – Никто из наших не убивал столько.

– Вряд ли Ходуна можно убить стрелой. Может, его вообще нельзя убить.

– Может, вообще нет никакого Ходуна, – добавила девушка. – Тебе не приходило это в голову? Мы бы тоже его видели; или слышали бы о нем. Наши бывают далеко на западе, у самых гор, дошли бы слухи. А кстати, почему все эти годы ничего не было известно о твоем народе? Те, кто живет в этом доме, веками разыскивали других людей.

– Поначалу, как мне говорили, наши тоже искали. Я только слышал об этом, в разговорах. Мне всего двадцать лет.

– Мы с тобой одного возраста, – сказала Вечерняя Звезда. – Мне девятнадцать.

– Среди нас мало молодых, – сказал Дэвид Хант. – Нас вообще немного, и мы так часто снимаемся с места…

– Странно, что вас мало. Если вы такие же, как мы, вы живете очень-очень долго и совсем не болеете. Мой народ вырос из маленького племени, нас теперь много тысяч. И тысячи потомков тех немногих людей, которые обитают в этом доме, живут среди звезд. И вас тоже должны быть тысячи, вы должны быть сильны и многочисленны…

– Нас могло быть много, – сказал он, – но мы уходим…

– Ты, по-моему, говорил…

– Не к звездам, а по воде. Какое-то безумие заставляет нас уплывать по воде, строить плоты и отправляться вслед заходящему солнцу. Так было много лет. Я не знаю, отчего это, мне никто не рассказывал.

– Может быть, они убегают от Ходуна.

– Не думаю, – сказал он. – Вряд ли те, кто уплывает, знают, почему они это делают.

– Лемминги, – проговорила Вечерняя Звезда.

– Что такое лемминги?

– Маленькие животные. Грызуны. Я про них однажды читала.

– Какое отношение имеют к нам лемминги?

– Я не уверена, что имеют, – сказала она.

– Я убежал, – продолжал он. – Я и старый Джоуз. Мы оба боялись огромного пространства воды. Мы не хотели плыть. Если мы убежим, сказал Джоуз, безумие может нас не затронуть. Джоуз видел Ходуна дважды после того, как мы убежали, и мы опять ударились в бега.

– Джоуз видел Ходуна, а ты…

– Я никогда не видел.

– Как ты думаешь, после того как вы с Джоузом ушли, остальные люди уплыли?

– Не знаю, – сказал он. – Джоуз умер. Он был очень-очень стар. Он помнил, как исчезли люди. Он уже тогда был стариком. Однажды пришел день, когда его жизнь иссякла. Думаю, он был доволен; не всегда хорошо слишком долго жить.

– Но ведь с ним был ты.

– Да, но нас разделяло слишком много лет. Мы хорошо ладили и много разговаривали, но ему не хватало людей, таких, как он. Он играл на скрипке, я слушал, а койоты сидели на холмах и пели вместе со скрипкой. Ты когда-нибудь слышала, как поет койот?

– Я слышала, как они лают и воют, – ответила она. – Но не слышала, чтобы они пели.

– Когда старый Джоуз играл, они пели каждый вечер. Он играл только по вечерам. Множество койотов со всей округи собирались слушать и петь вместе с ним. Иногда приходила целая дюжина, они рассаживались на вершинах холмов и пели. Джоуз говорил, что пальцы его уже не такие ловкие и рука, водившая смычок, отяжелела. Я чувствовал, что к нему подбирается смерть, что вместе с койотами она стоит на вершине холма и слушает его скрипку. Когда Джоуз умер, я выкопал глубокую яму и похоронил его, а скрипку положил рядом. Мне она была не нужна, а ему бы это понравилось. Потом несколько дней я таскал камни и заваливал могилу, чтобы звери не смогли до него добраться. И все это время я не чувствовал себя одиноким – мне казалось, Джоуз все еще рядом. Но я закончил и остался один.

– Ты мог бы отыскать свой народ.

– Я думал об этом, – сказал он. – Но я понятия не имел, где они, и по-прежнему боялся безумия, которое гонит их по океану. У меня было чувство, что, пока я один, безумие меня не настигнет. Это… как оно называется?.. массовое безумие. И что-то мне говорило: иди туда, где восходит солнце. Я много раз думал, что же заставляет меня идти. Казалось, нет никакой причины. Но я словно бы что-то искал, хотя и не знал, что именно. Я встретил в прериях твой народ и хотел остаться с ним. Мне бы позволили остаться. Но я не смог. Во мне по-прежнему звучал зов восходящего солнца, и пришлось уйти. Когда мне рассказали про этот огромный каменный дом, я подумал: может, я как раз его и ищу? Я видел много домов из камня, но боялся их. Мой народ никогда не жил в домах. По ночам из них доносились всякие звуки, хотя они были пусты, и мы думали: может, в них водятся привидения или призраки исчезнувших людей.

– Теперь ты здесь, – проговорила девушка, – и надеюсь, пока останешься. На востоке ты ничего не найдешь, один лес. Там живут наши, но в основном там только лес. А этот дом не похож на дома, которые ты видел. Он не пустой, в нем живут. В нем есть ощущение людей.

– Роботы позволят мне жить у них, – сказал он. – Это добрый народ.

– Но они не люди, – возразила она. – Ты захочешь быть вместе с людьми. Дядя Джейсон и тетя Марта, конечно, будут тебе рады. Или, если захочешь, для тебя всегда найдется место в нашем лагере.

– Дядя Джейсон и тетя Марта живут в этом доме?

– Да, но по-настоящему они мне не дядя и не тетя. Я их так называю про себя. Они этого не знают. Дядя Джейсон и мой далекий прапрадед дружат всю жизнь. Они были молодыми, когда все исчезли.