Они были так близко. О, так близко.

Спок дышал часто и быстро, и Джим осознал, что не хочет моргать, потому что даже моргнуть – значило прекратить смотреть на это великолепное зрелище на, наверное, полсекунды, а он не был уверен, что способен на такое. Или будет когда-либо.

- О.

И он наконец понял. Потому что внезапно он знал, с уверенностью, исходящей откуда-то меж их дрожащих от скрученного напряжения тел (и между ними не было так уж много места), знал, что если бы между ними не было невидимой стены, они бы были в секундах от чего-нибудь очень глупого.

Спок намекал… Спок, кажется, пытался сказать, что если они прольют свет на проблемы, то могут обнаружить нечто, после осознания чего им будет чертовски трудно вести себя как ни в чём не бывало.

И он знал, что позже придут сомнения. Может, Спок на самом деле говорил, что знал, как сильно возбуждал капитана, и если они обсудят это, то разрушат свою дружбу. Может он это выдумал, то, как глаза Спока впивались в его собственные. Может, это было только его воображение.

Но прямо сейчас, он был уверен. Был уверен, что это приведёт к чему-то потенциально огромному, и изменит их необратимым образом. Поэтому Кирк медленно кивнул. Из-за напряжения до сих пор было несколько затруднительно дышать без осознанных на то усилий.

- Ладно. Ты прав. Хорошо.

Спок озадаченно моргнул.

- Ладно, пока что нам надо избегать этой темы. Я согласен с тобой.

Джим сделал несколько шагов назад, и Спок двинулся следом, но оборвал себя на середине движения, словно бы он хотел слепо последовать за Кирком, прежде чем вспомнил, что дверь всё ещё должна быть между ними. Поэтому вулканец тоже отошёл.

- Спасибо, Джим.

- Ага, - Кирк рвано выдохнул и одёрнул надетую на себя ткань незнакомого цвета. Если бы он действительно хотел, то мог бы реплицировать себе в лазарете жёлтую рубашку. Но он хотел, чтобы Спок смог посмотреть на него. – Я, э… сейчас я закрою дверь.

- Это… будет мудрым решением.

Джим склонился над контрольной панелью и какое-то время покопался там, пока не вернул провода на прежние места. Всё это время вулканец остался стоять у дверного проёма, всё ещё сжимая ладонь в кулак.

- Ну вот, готово. Э… увидимся завтра, ладно?

- Да. Спокойной ночи, Джим.

- Сладких снов.

Он знал, в его снах в какой-то момент может и будет креативно использован сироп, но они ни в коей мере не будут сладкими.

***

Два месяца и двадцать два дня назад…

Спок всегда думал, что в Джиме Кирке было что-то… чрезмерное.

Когда он впервые встретился с юным кадетом, это неожиданно человечное наблюдение пришло к вулканцу внезапно, но не исчезло, ведь он знал, что оно верно.

Когда, с течением миссий Спок узнавал капитана всё лучше, его впечатление о данном факте становилось лишь крепче. Джим Кирк был похож на стакан, содержимое которого переливалось через край. Метафора была чрезвычайно точна в описании его капитана в том смысле, что Джим не ограничивал себя Джимом, он выливал свои эмоции на других: его страсть оживляла Чехова, его смелость в свою очередь придавала Сулу храбрость, его преданная, нераздельная страсть к Энтерпрайз завоевала уважение Скотти, его мудрые решения перед лицом опасности удивляли даже Нийоту.

Во время службы, разумеется, все эти мысли теряли своё значение. Джим аккуратно следил, чтобы не расточать энергию, вместо этого сохраняя её. Джим был серьёзен. Джим был рационален, силён и невероятно умён. Джим хорошо влиял на настроение экипажа, Джиму хватало времени помочь каждому.

Даже Споку.

Даже несмотря на то, что его терпение удивительно быстро истончалось после разговора с капитаном в течение каких-нибудь минут. Даже несмотря на то, что Спок постоянно не соглашался с импульсивными, дерзкими идеями Джима, и они спорили, и очень часто скатывались к крикам или давлению авторитетом (это по большей части Джим), или, однажды, к сопротивлению настойчивому желанию во вспышке ярости толкнуть второго к контрольной панели (это, к сожалению, по большей части был Спок).

Для мужчины, взращённого и наученного жить по вулканской логике, торнадо силы, которым являлся капитан Кирк, стало отвлекать. Стало слишком хорошо выдирать контроль из хватки Спока.

Слишком… много.

Их отношения начали складываться в нерешительную дружбу, и избыток в Джиме стал очевиден не только в его поведении, но и в физическом плане, становясь источником беспокойства его старшего помощника. Спок думал, что движения Джима были слишком экстравагантны, томная грация его тела не требовалась для управления кораблём, его координация, его мускулатура, всё это излишне. И всё же всё это существовало. Полные губы, которые он время от времени неосознанно смачивает к вящему раздражению Спока (поскольку движение очевидно не было жизненно необходимым, но капитан всё равно его делал).

А затем глаза Джима стали слишком голубыми. Хотя, разумеется, цвета оставались неизменными, и нелогично говорить, будто бы что-то слишком голубое. Вещи, например, могут быть просто голубые, и не могут быть недостаточно голубыми.

Даже если Спок поймал себя на сравнивании земного неба и глаз Джима и на именно этой мысли. Однажды Нийота спросила у него об этом. Неделю назад, днём после наиболее запоминающейся ссоры между ним и Джимом, она сказала:

- Ты считаешь Джима привлекательным?

И Спок честно ответил. Или настолько честно, насколько мог в тот момент:

- Не считаю. В капитане есть нечто… чрезмерное. Нечто подавляющее… - слова были до странного точны, вопреки тому, что Спок изначально не намеревался их использовать, и он в задумчивости остановился, размышляя над смыслом своего выбора. Возможно, была своя правда в том факте, что Джим мог запросто подавить Спока даже не говоря ни слова. - …в его внешности, - наконец добавил он, забыв, что Нийота ждёт его ответ.

И она грустно кивнула, единственная слеза скатилась по щеке, оставив Спока в полном недоумении.

В тот же вечер она спокойно сообщила ему, что больше не хочет состоять с ним в романтических отношениях, и Споку было грустно, но он не был удивлён. Они остались друзьями.

Затем, после их разрыва, была шутка:

- Дисциплина? Кинково!

И Спок (к своей досаде) понял её, но хотел, чтобы было не так, и Джим рассмеялся, в какой-то мере уничижительно, когда он сразу же после этого пугающего комментария сообщил, что шутка была «плохая».

И, возможно потому, что Спок не то чтобы возразил, капитан понял, что это был эквивалент разрешению на другие шутки, и поддразнивания беспокоили вулканца, потому что когда Джим сказал: «Ладно, я иду в постель! Хочешь присоединиться?», Споку пришлось сопротивляться желанию воскликнуть, или фыркнуть, или сделать ещё что-то, чтобы выразить своё полное и совершенное презрение к идее в очень человеческой манере. Потому что, непонятно как, было такое чувство, что изогнутой брови было недостаточно, что он должен очень ясно дать понять, что идея для него была откровенно глупа, что ему надо более абсолютно убедить Джима.