— Ал, беги отсюда, — проговорила я. — Ал, я не шучу, это опасно — быть сейчас здесь. Быть рядом со мной опасно.

— Что ты несёшь? — захохотал он. Идиот, зачем, зачем же он смеётся…

Тут дверь зала распахнулась, и вбежала Сидни.

— Шарлотта! — вскрикнула она. — Ты должна бороться с этим, понимаешь?

Я прекрасно понимала. Но я не могла.

Кейси вмиг оторвалась от своего парня и взглянула на нас.

— О, приветик, — запоздало отреагировала она. — Бороться с чем?

— Хейли управляет ей, — пояснила Сид. — Её призрак сейчас в парке, между прочим. А может, снова в голове у Чарли.

— И что такого они могут сделать? — спросил Тобиас.

— Убей его.

— Что-то очень страшное! — ответила Сидни. — У меня нет никаких конкретных данных, но они сделают! Не потому что Чарли плохая, а потому что Хейли дрянь! Мы доверяли ей, а она прокляла наш город. Тэррифилд проклят! Он проклят ею, понимаете?

Моё сердце забилось чаще, к ушам хлынула кровь. Голова затежелела.

Всё, что я сейчас чувствовала — нож в правой руке.

Сидни посмотрела на меня.

— Я не верю, Сид. Чарли не такая, — Тобиас улыбнулся. Я посмотрела на него.

И в следующий миг Сидни закричала так, будто я бросилась на неё. Но я бросилась на Тоба, повалив его на пол.

Моя правая рука взметнулась вверх. И застыла.

Тобиас был перепуган до смерти. Его глаза распахнулись так широко, что стали похожи на огромные блюдца. Он дышал так часто, как дышат перед решающим шагом. Только я так не дышала. Я словно вообще перестала дышать.

Тобиас. Я знала его года четыре, если не больше. И он совсем не изменился. Только в росте прибавил. А так — всё тот же курносый мальчишка со взъерошенными волосами. Любитель подраться, поесть гамбургеров. Попить кока-колы, в конце-то концов. У него могла быть ещё долгая, счастливая жизнь, полная эмоций, впечатлений. Воспоминаний. Но его линия жизни должна была оборваться сегодня.

Из-за Хейли.

Из-за меня.

— Чарли, не смей! — закричала Кейси. Она подпрыгнула ко мне, но тут же отшатнулась, словно ударившись током. Потом стала медленно отползать отт меня. На лице её была изображена смесь ужаса, недоговаривал и страха. Она боялась меня. Я стала той, кого боятся.

— Чарли, — послышался голос Сидни. — Чарли, это не ты. Это она заставляет тебя делать ужасные вещи. Ты слышишь меня?

По моей щеке скатилась одинокая слезинка.

— Я слышу, — шёпотом ответила я. — Но это теперь я, понимаешь? Она теперь со мной. Она не умерла окончательно, потому что жива я. Чтобы убить её, надо убить меня. Но она не даст мне убить саму себя, потому что я в её руках — оружие. Оружие идёт против других. Оружие убивает. Но не себя.

Я вновь посмотрела на свою жертву. Он глядел на меня щенячьими глазами. Так смотрят на палачей. Он уже чувствовал, что ничто не может пойти по-другому.

— Чарли, пожалуйста… — взмолился он. — Ты же не сделаешь этого, правда?

Я всхлипнула.

— Прости, — хрипло сказала я. И вновь стала зверем. Питомцем Хейли.

Моя рука вновь взметнулась вверх, изо рта вырвался громкий крик, похожий на рык.

Нож вонзился ему в грудь и повернулся там несколько раз. Прямо в сердце.

Последнее, что мне довелось услышать — отчаянный вопль Кейси. Она кричала, рыдала, истерила, потому что я убила того, кто был ей дорог.

Я стала убийцей.

Любовь сжигает нежные сердца.

— Данте Алигьери "Божественная комедия"

Томас

Тоска — вот то, что поглотило меня полностью.

Когда я смотрел фильмы ужасов, на которые меня обычно таскал в местный кинотеатр Билли, я воспринимал их как чистый плод воображения создателей, который не может прорасти вне их сознания. Сейчас же я понял одну простую вещь. Жизнь может быть куда страшнее, чем её показывают в фильмах или описывают в книгах, потому что в жизни сложно что-либо предсказать. А раз мы не можем ничего предсказать, то мы боимся грядущего. Потому что мы его не знаем.

Грустно это признавать, но мне страшно. Я боюсь. Я боюсь просыпаться по утрам, боюсь идти в школу, боюсь жить — или же проживать? — эту жизнь в этом городе в этот миг. Я хочу уехать и забрать с собой свою семью, начинающую терять рассудок Чарли, так невовремя сдружившуюся с нами Бри, Тоба с Алом и Кейси. Всех, кого получится.

И Сидни.

Когда тебе признаются в любви, ты словно выпадаешь из этой реальности. Вроде вот ты, сидишь напротив собеседника, а сам будто упал на дно колодца. И не знаешь, что надо сказать, чтобы оттуда выбраться. И не знаешь, что ты чувствуешь на самом деле — то, что ответишь другому человеку, или то, о чём даже не вспомнишь от внезапности происходящего.

Любовь — то, чего я не ждал. По крайней мере, не сейчас. Даже не то чтобы не ждал — не ожидал. Не ожидал от Сид. Наверное, я был слишком слеп, а может, просто не обращал внимания на все, о чём она мне сказала. Но по ней было видно — она действительно переживала за меня. И я понятия не имел, что с этим делать.

Потому что когда-то я считал, что я её не достоин.

Богатая красавица, за которой могли бы ходить толпы фанатов из старших классов и не только. Но в то же время такая же загадочная, как Мона Лиза. Хотя нет, в Моне Лизе ничего такого загадочного нет. А Сидни всегда словно что-то скрывала. И теперь я узнал, что.

И я понятия не имел, что мне с этим делать.

С другой стороны, Сид была одной из немногих, кто меня всегда поддерживал. И я ценю это.

Кому известно, как рождается любовь? Может ли она родиться в ответ? Видимо, ответы на эти вопросы мне предстояло узнать самому. В ближайшее время.

От мыслей о Сидни я отвлёкся, лишь принявшись за чтение книги, которую Мэден советовал. Читал "Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!" долго, не отрываясь. В какой-то момент меня начало подташнивать от жизнелюбия физика-ядерщика. Потому что мне весело не было, а ему — да. Да он веселился в своё удовольствие, рассказывал о том, как хороша жизнь, словно издеваясь надо мной, словно подглядывая за моим самочувствия и раздумывая, на какую рану насыпать больше соли! И как это только Бриджет прочитать умудрилась в теперешних обстоятельствах? Ума не приложу. А ведь ей тоже нелегко приходится. Её засосало во всю эту круговерть, хотя она к ней вообще отношения не имеет. Попалась под руку, из под которой очень тяжело убежать. Вцепились в неё железной хваткой. Как там, на кладбище. Но от этой истории её нельзя избавить так же более-менее легко, как её удалось мне избавить от душившей её тени. Как и всех нас. Мы по-крупному попали, начав игру не на жизнь, а на смерть. Вернее, конечно, не мы её начали. Её начала Хейли. А мы стали её пешками, её шестёрками. Её куклами.

Но её любимой куклой всегда была Шарлотта. Именно этой кукле достанутся лучшие платья, причёски и прочая дребедень, включая двухэтажный домик с двумя комнатами и большой кухней. А все остальные будут ходить к ней в гости, ведомые той, кто всеми управляет. Главное — той, кто управляет Чарли.

От чтения и от размышлений о тяжком бремени меня отвлёк телефонный звонок. И пока мобильник едко дребезжал, я смотрел на него с опаской. Потому что вспоминать, чем обернулся предыдущий звонок, даже не приходилось: зловещие картины так и стояли перед глазами, не стремясь покидать моё сознание. Пересилил себя, я всё-таки взял трубку.

— Томас! — закричала Сидни по ту сторону. — Томас, чёрт, здесь беда!

Я вздрогнул. Голос подруги был полон отчаяния. Совсем недавно подобные нотки слышались в её признании, но тогда она всё же была счастлива, что наконец призналась, а сейчас… Сейчас ей было страшно.

— Сидни, что случилось? — резко спросил я. — Ты где?

— Хейли управляет Чарли! — воскликнула она. — Чарли убила Тоба!

Внутри у меня что-то будто бы ухнуло.

Чарли. Убила. Тоба.

— Что… что ты сказала? — переспросил я, словно надеясь, что мне послышалось.

— Чарли убила Тоба, а сейчас вполне может убить кого-то ещё! — то ли раздраженно, то ли чересчур перепуганно повторила Сидни. — Томас, Томас, что делать?