— Но ведь верили же какие-нибудь египтяне в загробную жизнь! — возразил Тобиас.

— Тоб, причём тут египтяне, про греков речь, — громким шёпотом напомнил ему Ал. Кейси ненароком прыснула со смеху. Она вообще часто смеялась. Возможно, сейчас смеяться и не стоило бы. Учитывая недавние события, и вообще… Но разве ж это кого-то остановит? Смех — не мальчик на побегушках. Появится тогда, когда сам захочет. Без спросу.

Как и кошмары.

— Мы всё и всех знаем мгновенным знанием, — не обращая внимания на ребят, продолжал Мэден. — Вот мама сначала одна — добрая, весёлая…

— Мне б такую, — с завистью пробубнил Тоб.

— …и кажется, что всё ради тебя сделает. А потом — бац! — и ты не сдаёшь очень важный тест. Что мама делает? — Физик выжидающе посмотрел на нас, будто ожидая нашего ответа. Я тут же повернулась к окну. Там жизнь мне казалась интереснее. — Расстраивается. И вот она уже другая, и словами другими её описываем.

Тобиас еле сдержал смех. Понятно было, что мистер Мэден имел в виду одно, а Тоб — совсем другое.

— Вот она садится на стул, смотрит, а на глазах, ей-ей, слёзы проглядывают… — Мэден сел за стол, мечтательно и грустно направив взор куда-то вверх.

Клянусь, часть меня в такие моменты хочет разодрать нашего учителя на куски, другая часть хочет уснуть, третья — выбежать из класса, уничтожая всё на своём пути. А четвёртая сидит и бездействует.

— Эй, — вдруг окликнули меня сзади. Я развернулась и увидела перед собой весёлую мордашку Кейси.

— Чего тебе? — вяло спросила я.

— Ты слишком угрюмая, — щёлкнув языком, сказала она. — Тебе надо развеяться.

— В каком смысле?

Она закатила глаза.

— Тебе надо раз-ве-ять-ся. Так понятнее?

— Угу.

Я взглянула на Мэдена. Он сидел за столом и смотрел прямо на меня. Испепелявшим взглядом.

— Шарлотта, — сказал он густым басом. Я фыркнула. — Я, конечно, понимаю, что ты девушка красивая. Но любить будут всегда не красивых, а интересных. Тех, с кем есть о чём поговорить.

— Почему же со мной не о чем говорить? — тут же спросила я, но тот меня не слушал.

— Вот посмотри на Томаса, на Бриджет! И вы все на них посмотрите! Они — пример того человечества, которое призвано вершить наше будущее!

И дальше всё в таком же духе. Впрочем, я не удивлена. И никто, наверное, не удивлён.

— Бри — не только красивая, но и умная! — продолжал он. — Поэтому её ситуация выигрышная.

Размышления мистера Мэдена прервал звонок. Я тут же собрала вещи. Встала. Собралась выбегать из класса, как кто-то схватил меня за рукав.

Честно говоря, у меня чуть сердце не остановилось.

А это оказалась всего лишь Кейси.

— Идём на ланч? — больше утвердила, чем спросила она с полной уверенностью, что теперь у неё есть полное право мною распоряжаться. Я пожала плечами, двинувшись за ней.

Странно признавать, но другие бы меня сейчас просто не приняли.

***

— Это всё ерунда, поверь, — сказал Тобиас, откусив от большого сэндвича такой же большой кусок. — Ты поступила правильно.

— Сомневаюсь, — ответила я. — Я предала своих друзей. Я предала саму себя.

— Это, конечно, весьма запутанная история, и я уверен, что чего-то да не понимаю… — Ал почесал подбородок и посмотрел на сестру, будто ожидая, что она продолжит его фразу.

— Это всё слишком странно. А потому всё забудется, — Кейси подмигнула мне и снова потянулась к трубочке, стоявшей в стакане. Яблочный сок — как банально!

Мне очень хотелось верить в то, что всё забудется. Вернее, что меня простят.

Но как можно простить ту, которая предала своих же друзей?

— Хейли мне всегда странной казалась, — сказал Тоб. — Знаете, она, бывало, уйдёт куда-то с такой миной, будто её кто-то унизил.

— Может, её правда унижали.

— Нет. Нет, Ал, ты чего. Какой придурок её унизил бы?

— Но она явно не просто так всей этой бурдой интересоваться начала. Тому должны были быть свои причины. — Я посмотрела на своих товарищей.

— Я согласна с Шарлоттой, — произнесла Кейси.

— С Чарли, — на автомате поправила я.

— С Чарли, — повторила она.

Мы помолчали.

Картины произошедшего не вылезали у меня из головы. Ладно все эти убийства, но тот факт, что меня не выпустили из города… что меня не выпустила Хейли.

Наверное, я начинала сходить с ума. Хейли — мертва. Ко всему этому сейчас она имела мало отношения. Мёртвые — не живые. У них прав, обязанностей, способностей меньше. У мёртвых вообще всего — меньше. Тепла, уюта, жизни. Меньше. Больше — только родственников. Большая дружная семейка.

К нам присоединилась и Ари, сестра Билли. Она была младше его на год, но лишь формально. Так-то она его гораздо взрослее. И выглядела тоже старше. Эдакая деловая дамочка, которую поставить бы в один ряд с Бри, Томасом и мистером Мэденом. Да, они бы поладили.

— Я не верю во всё это, — сказала она, как только услышала то, что я рассказала.

— У тебя есть этому другие объяснения?

— Нет, но…

— Вот то-то и оно.

Ари никогда не признавала, что она неправа. Тяжело, наверное, с таким качеством людям жить. Или, наоборот, слишком легко. Не знаю. Я, например, всегда думаю, что я неправа. И это сложно. Видимо, у меня заниженная самооценка.

Тут мимо прошли Томас, Сидни и Билли. Сид посмотрела на меня с какой-то грустной улыбкой. Мол, прости, но сегодня тусуюсь без тебя. В каком-то смысле я её понимаю. Её место в компании всегда держалось на волоске, на очень тонкой ниточке. И если она сейчас пример мою сторону, то всё полетит к чертям.

Они прошли мимо, но словно в замедленной съёмке. Всё вокруг для меня потухло. Я видела только их троих. Угнетённых. Подавленных. Нет, даже не подавленных, а раздавленных, изрезанных, израненных. И это было очень больное зрелище. Всё внутри меня свернулось в такой тугой узел, который очень сложно развязать.

Шаг, второй, третий…

Всё — серое, и лишь они выделяются из этой массы. И слышу только то, как их ноги ступают на землю. С таким характерным шарканьем.

А потом у Томаса звонит телефон.

Он вынимает его из кармана, смотрит на экран…

И по его лицу видно: этот звонок ничего хорошего не предвещает.

Мы были возле пропасти, у края,

И страшный срыв гудел у наших ног,

Бесчисленные крики извергая.

— Данте Алигьери "Божественная комедия"

Томас

Раньше телефонный звонок не смог бы меня удивить, обескуражить, ошеломить. Раньше.

Хотя и сейчас он меня не удивил. Удивить — это слишком простое слово, а то, что я почувствовал на самом деле, описать словами невозможно ни при каких условиях.

Шарлотта, увидев моё лицо, тут же вскочила с места и подошла к нам, будто мы и не ссорились.

— Кто звонит? — громко спросила она.

— А тебе зачем? — тут же влез Билли. — Опять доложишь?

Чарли отвечать не стала, а просто выхватила телефон у меня из рук, причём я и возразить-то не успел — она оказалась чрезвычайно быстра. Мелодия звенела у меня в ушах так, будто это был единственный оставшийся звук во всём дворике.

А перед глазами стояла фотография, которая появилась на экране при звонке.

И имя звонившего.

Звонившей.

Я услышал, как телефон упал на траву. Опустил взгляд и увидел, что упал не только телефон. Чарли сидела, приложив ладони ко рту и глядя на виновника происшествия. А мелодия всё звенела и звенела, всё звенела и звенела…

— Это невозможно, — сказала она. — Невозможно.

Я был согласен с ней. Да, сейчас, когда я прекрасно понимал, что она предала нас ради каких-то немыслимых идеалов, ради подруги, ради… да не знаю, ради чего ещё. Да, сейчас, понимая это, я всё равно был с ней согласен. Потому что она была права.

— Да, — проговорил я, опускаясь на корточки. — Невозможно.

И я взял телефон. А Шарлотта посмотрела на меня так, будто я взял дохлую крысу.

— Только не говори, что ты ответишь.