Сидни задумчиво провела рукой по волосам.

— Это всё очень странно, — наконец, вынесла она свой вердикт. — Почему она знала, что случится что-то плохое?

Я вздёрнул плечами.

— Понятия не имею. Но её жалко было в тот момент. Так не сыграешь. Ей реально плохо было.

Сид подняла с пола свою кофту и натянула её на себя. Начала застёгивать пуговицы. Пальцы у неё едва заметно подрагивали, но я это замечал.

— Помочь?

Отрицательно помотала головой.

— Тебе не кажется, что она что-то скрывает? — Спросила. Встала, запрыгнула в джинсы. — Помнишь, Ал что-то пытался сказать…

Натягиваю футболку.

— Помню.

Встаю, разбираюсь со своими брюками. А сам взгляда от Сидни не отрываю.

— Она наверняка имеет ко всему происходящему какое-то отношение, — медленно произносит, подходя к столу. Копается на нём, ищет что-то. Наконец, находит. И протягивает бумажку мне.

«Не стоит бояться, но стоит молиться. Самое страшное ещё впереди.»

— Это её почерк? — с нажимом на каждом слове спрашивает она. Я вглядываюсь в буквы. Воспроизвожу в памяти виденные мной конспекты Бриджет.

И меня словно током пронзает.

Буквы очень и очень похожи на то, что я видел раньше.

— Вполне вероятно, — только и осмеливаюсь сказать я.

Мы молчим. На сей раз — от неожиданности и растерянности.

Переглядываемся. Снова смотрим на записку. Вертим её так и сяк, словно надеясь, что это очередная иллюзия.

И решаем: надо ехать к ней.

***

Интересно, Фиби Моррисон хоть когда-нибудь покидает этот дом?

Она встретила нас и даже не спросила, кто мы, зачем мы здесь, почему. А мы сразу стали мотать себе на ус. Все её странности, включая манию к рисованию, не давали нам покоя.

Постучалась в комнату Сидни. Мы подумали, что если к ней ломиться начну я, то это будет более некрасиво, чем если этим займётся Сид. Логики особой нет, но, если так задуматься, логики сейчас вообще нигде нет.

Бри открыла нам дверь спустя несколько секунд. Вид у неё был не ахти: волосы растрепанны, глаза опухли от слёз, губы пересохли. На шее виднелся след от попытки её задушить.

Мы прошли в комнату, присели. Бриджет закрыла дверь, подошла к зеркалу, не понимая, как же начать разговор.

— У тебя на шее, — Сидни не закончила фразу.

— Я знаю, — спокойно сказал Бри. — Меня душили. Мне незачем это скрывать.

И с этим трудно не согласиться.

— Мы хотели поговорить по поводу сегодняшнего. И вчерашнего. — Я прочистил горло. На самом деле, говорить ей это сейчас было как-то неловко. Обвинять её в чём-то после всего того, что ей довелось пережить, не хотелось.

Она развернулась. Присела на свою кровать.

— А что тут говорить? — хмыкнула она. — Я боялась. Из страха родилось предчувствие. Мания преследования, паранойя. Какое хотите этому определение дать, такое и выбирайте.

— Что имел в виду Ал? — не обращая внимания на её слова, поинтересовалась Сид. — Что он такое знает, чего не знаем мы?

Бриджет отвела взгляд. Подняла голову вверх, словно загоняя слёзы туда, откуда они решили выкатиться. Нервно засмеялась.

— О моей неуравновешенности и несправедливом отношении к самой себе, — хрипло ответила она. — Он знает мою тайну. Он знает, как я себя изматывала, когда у меня ничего не получалось.

Она резко задрала рукава и вытянула руки.

— Смотрите. Смейтесь. Наслаждайтесь. — Каждое слово звучало как вспрыскивание яда в нашу сторону. Как будто она вонзалась в нас ядовитыми клыками, стремясь защитить себя и свой секрет. Который теперь открывала нам.

Руки Бри были испещрены мелкими шрамиками. И на стороне вен, и с другой стороны, и на запястьях, и недалеко от локтей. Всюду.

Я поражённо смотрел на них. Потом посмотрел ей в лицо.

— Кто, как и зачем? — задал я сразу три главных вопроса, вертевшихся на языке.

— Я сама, — легко ответила она. — На память. Ножницами, ножом, лезвиями. Что под руку попадалось, то и становилось моим оружием против самой себя.

— Бри, но ты ведь и так лучше всех, — непонимающе проговорила Сидни.

— Я была лучше всех, но я не была лучше самой себя, — твёрдо ответила девушка, возвратив рукава в исходное положение. — И это убивало. Расчленяло по косточкам.

— Ты думала о самоубийстве?

Она закачала головой.

— Нет. Нет, никогда. Потому что мне было ради чего жить. И сейчас есть. Просто причины поменялись. — Бри усмехнулась, посмотрев на стену, и снова вернула взгляд к нам. — Я любила Джо. Держалась за эту глупую любовь. Как будто она чем-то помочь могла. Видно, помогала, раз я тут до сих пор сижу.

— А за что ты держишься теперь? — дрогнувшим голосом спросила Сид. Бриджет поджала губу.

— Я держусь за вас, — призналась она. — И за тот факт, что нужно остановить то, от чего погиб Джо. Я благодарна Судьбе за то, что у меня появились друзья. И я ненавижу её за то, что она отобрала у меня Джо.

Сидни понимающе кивнула. Надо же, она ведь и стала для Бри первой подругой. Она ведь и привела её к нам.

А теперь она сомневалась в ней. Думала, что она — предатель.

Да и у меня подобные мыслишки возникали.

И тут Сид вытащила из кармана злосчастную записку и протянула её Бриджет. Та недоуменно посмотрела на нас.

— Разверни и скажи, ты ли это писала, — твёрдо попросила Сидни.

Словно в замедленной съёмке Бри развернула бумажку. Пробежалась глазами по строкам.

— Это мой почерк, — согласилась она. — Но я не помню, чтобы я писала это. Что это?

Сид озлобилась.

— Это было найдено мною в моей комнате после погрома. Это связано с тем, что происходит. Ты ничего не хочешь нам рассказать?

Какое-то мгновение Бриджет держалась. А потом она вспыхнула от негодования.

— Вы пришли обвинить меня в том, что я — Магнит?! — воскликнула она. — Молодцы! Большой вам за это поклон! А теперь вбирайтесь отсюда. Вон!

Долго объяснять мне не пришлось. Я понял, что лучше уйти.

— Уходите! — повторяла она, срываясь на рыдания и вцепившись руками в подушку. Сидни медлила. Мне буквально пришлось вытаскивать её из комнаты за шкирку.

В коридоре мы остановились, чтобы перевести дух.

— Что думаешь? — спросил я.

— Прикидывается, — равнодушно заявила она. — Или действительно не понимает, кем является.

— Но ты уверена, что это она?

— На все сто процентов.

Я же такой уверенностью не обладал. Не стоило верить всему, что замечал. Потому что всё могло оказаться обманом.

Мы спустились на первый этаж и прошли мимо комнаты, где сидела мать Бри и увлечённо создавала какие-то образы на полотне. Я остановился, чтобы всмотреться в рисунок.

На холсте был изображён длинный тёмный коридор и маленькая комнатка. И фигуры людей. Одну фигуру душили, другая поднималась ей навстречу. Третья зависла с протянутой рукой в какой-то щели.

На рисунке были изображены мы. Но каким образом Фиби могла нас нарисовать, если понятия не имела, что творилось в тот раз на кладбище?

Я отовсюду слышал громкий стон,

Но никого окрест не появлялось;

И я остановился, изумлен.

— Данте Алигьери "Божественная комедия"

Сидни

Я не могла поверить, что отныне стала считаться девушкой Томаса.

Не скажу, чтобы это было моей главной мечтой. Я слишком долго довольствовалась тем, что его люблю, мне этого хватало. Я не надеялась получить его любовь в ответ.

Однако я получила. Внезапно. Неожиданно.

Но осадок неприятный был. И осадком этим был вполне себе живой человек.

К моему удивлению, я меняю отношение к людям так же быстро, как другие меняют зубные щётки. Так случилось и с Бриджет. Я больше не могла ей доверять, даже если бы очень захотела.

Наверное, я даже ревновала её к Томми. Он же её спас. А она спасла его. И это не давало мне покоя.

Да, конечно, можно этому объяснения найти. Мол, не было там больше никого другого, совесть не позволила оставить погибать, и так далее, и тому подобное. Но всё же… Что-то едкое грызло меня изнутри. Выгрызало всё самое хорошее.