Я моргнул. Мне стоило бы меньше думать о подобном. Мне стоило бы избавиться от Ильи раз и навсегда. Я заигрался, и это могло кончиться очень плохо. Но Илья упорно не хотел покидать мою голову. В этом наши желания совпадали. Я встал с кровати и переступил невидимую черту, разделявшую меня и ключ на столе. Я зашел слишком далеко и от одного нового шага ничего не будет. Однажды я остановлюсь. Честное слово.

Честное слово и скрещенные за спиной пальцы.

Я сидел в автобусе и через окно смотрел на проносящиеся мимо дома, в окнах которых горел свет. За ними наверняка жили счастливые люди, чьи головы не были забиты другими людьми, которые даже не знали об их существовании. Или, наоборот, такие же как я, для которых смысл жизни резко сузился до одного-единственного человека, который вряд ли помнил их лицо. Я представил, как он рассказывает кому-то в скайпе о том, как какой-то парень в метро сначала полапал его, а после заснул, упершись головой в спину, вот придурок-то. И представил, как этот кто-то, смеясь сквозь помехи на экране, кивнул в ответ на это, повторяя: «Да, интересная история, интересная». И как он, сжимая переносицу пальцами, глухо смеясь, смотрел вниз, закрывая глаза и говоря в ответ: «Да, ненормальные люди». И невольно мое воображение дорисовывало позади меня же, стоящего, опершись поясницей о столешницу, скрестив руки на груди и закатывая глаза: «Ты до конца жизни будешь это всем рассказывать?». И он, украдкой смотрящий на меня через плечо: «Да ладно тебе, ты ведь любишь эту историю».

Я снова моргнул, отгоняя от себя непрошенные мысли. За окном уже были сумерки, на часах половина седьмого. У меня будет примерно час на то, чтобы осмотреть дом Ильи, пока он не вернулся из спортзала. Мне было интересно, что я мог у него найти. Меня интересовало содержимое его стола. Наверняка в нем куча ненужного хлама, может быть, даже возьму что-нибудь в качестве сувенира. Вряд ли он заметит пропажу. Да, определенно я должен был что-нибудь взять себе на память.

Я закрыл глаза и надавил на виски. Что, если я все это выдумал? Что, если никакого, к черту, Ильи не было, и он был чем-то вроде моего персонального Тайлера Дердена? И сейчас я еду к пустующему дому, принадлежавшему моей семье когда-то в детстве, но я об этом забыл? Что, если все это время я был влюблен в парня, которого, возможно, просто однажды увидел в университете или по телевизору, а мое сознание решило, что он именно тот, кто должен быть моим воображаемым другом? Я вышел из автобуса, продолжая массировать виски. Я чувствовал, что из тщательно уложенных перед выходом волос выбилась одна прядь, упавшая на лоб и наверняка выглядевшая крайне нелепо. Я бы побрился налысо, лишь бы прекратить укладывать волосы, но бритым я выглядел бы отвратительно, а без укладки – отвратительно кудрявым.

Дом Ильи никуда не исчез, как наверняка и он сам. Я остановился и глубоко вдохнул воздух, закрывая глаза. Стоит мне перелезть через забор, и я окажусь на чужой территории. Стоит мне перелезть через него, и я нарушу чьи-то границы. В первую очередь свои. Даже несмотря на то, что я журналист, и для меня подобное вторжение в чью-то жизнь есть работа. Сталкинг – не работа. И это я пока еще понимал. Но ведь останавливаться поздно? Я кивнул самому себе, открыв глаза и взявшись за прутья. Всего несколько секунд, и мои ноги коснулись земли по ту сторону забора. Я почему-то ожидал, что она не выдержит меня и утащит вниз, как зыбучие пески. Но земля была твердой. Такой же твердой, как была за моей спиной.

Я сделал шаг вперед и снова втянул в легкие побольше воздуха. Никакого волнения или страха. Только возбуждение от мысли, что я делаю что-то такое, отчего по спине бегут холодные мурашки, а пальцы слегка дрожат, сжимая вытащенный из кармана ключ. И он казался мне не просто холодным, а таким, будто всю дорогу он не был прижат к моему бедру, а лежал где-то в морозильнике среди льда. Я подошел к двери и вставил ключ, медленно поворачивая его. И замок отозвался мне тихим щелчком. А я стоял и смотрел на свои пальцы, сжимающие ключ. Назад дороги уже нет. Я убрал ключ обратно в карман и осторожно открыл дверь, заходя внутрь.

Прихожая была сравнительно небольшой, пол был завален обувью чуть больше, чем на треть. Обувью самой разной: от спортивных найковских кроссовок темно-синего и черного цвета и легких летних туфель до официальных оксфордов. Я аккуратно перешагнул через них и свернул в сторону кухни, идущей первой комнатой. Сквозь окна она казалась мне значительно больше, но я не возражал. Я осматривал каждую деталь интерьера медленно и с той тщательностью, с которой обычно люди рассматривают картины в музее. В холодильнике я нашел пару бутылок пива, молоко, различные продукты, консервы и полуфабрикаты, количество которых заставило задуматься, как Илья умудряется питаться этим дерьмом и оставаться в такой форме. По правде говоря, в какой-то момент я даже думал, что он веган или кто-то типа того, и соблюдает диету в обмен на суперсилу, данную ему от академии веганов. Но в итоге я пришел к выводу, что он просто-напросто везунчик во всем. В шкафах было не так много посуды, купленной в икее, и полупустая пачка хлопьев. В ящике я нашел лекарства. Преимущественно успокоительное и снотворное. Видимо, Илья когда-то слишком много нервничал. Возможно и то, что именно из-за действия лекарств он не пришиб меня в метро за мою наглость.

Я вышел обратно в коридор, осматриваясь в темноте и не решаясь включить свет. Глаза уже успели привыкнуть к полумраку вокруг, так что жаловаться было бы некстати. Я остановился возле стеллажа с книгами и аккуратно провел пальцами по корешкам, аккуратно стоящим в ряд, собирая паль, и вытащил одну из них. А после вторую и третью, внимательно их рассматривая. Керуак, который нагонял на меня тоску одним своим именем, Ремарк, пара незнакомых фамилий. Преимущественно на полке были исторические книги и так или иначе связанные с Россией. Мои знания истории России, как я уже говорил, ограничивались парочками моментами, в основном связанными со Второй мировой и тем, что могли показать в кино.

– А большевик по родине-то тоскует, – произнес я вполголоса, ставя книги обратно. Прозвище «большевик» всплыло в голове за секунду до того, как я озвучил реплику. Скорее всего, это всего-навсего было связано с тем, что в тот момент я не смог вспомнить ничего из истории этой страны. А называть Илью Сталиным было бы слишком странно даже для меня.

На стенах не висели фотографии и картины, что почему-то меня слегка раздосадовало. Возможно, все дело было в том, что я так и не смог найти детских фото Ильи. Как будто это было одним из немногого, чего узнать я не мог.

В гостиной стояла беговая дорожка, диван со сравнительно небольшим телевизором напротив и стереосистема. Практически такая же, какую я себе представлял. Из такой и доносились песни, пока Илья на заднем дворе был занят барбекю. Я двумя пальцами поддел замок на тумбочке, стоявшей возле дивана, и выдвинул ящик, склоняя голову на бок. Ничего интересного. Снова таблетки, ножницы, бинты (Илья, ну ты даешь, данные медицинские принадлежности должны храниться на кухне), несколько батареек и флешек, а также смятый новый выпуск «Нью Ньюс». Вот уж от кого я точно этого не ожидал, так это от Ильи. Я усмехнулся, подумав о том, что если он еще и читал мои статьи, то он наверняка должен был быть приписан к лику святых. Задвинув ящик обратно, я осмотрелся еще раз, стараясь запомнить каждую деталь. Я закрыл глаза, воссоздавая в голове комнату и представляя, как в нее устало вваливается Илья после тяжелого дня, падает на диван и вытягивает свои длинные ноги, накрывая лицо ладонью.

Я мотнул головой и направился в сторону лестницы, ведя пальцами по пустым стенам. В этом доме определенно не хватало уюта. Хотя бы элементарно ковров, картин или растений, которые могли бы хоть как-то разнообразить помещение.

Второй этаж выглядел еще более пустынным, чем первый, но, на удивление, дискомфорта не ощущалось. На полу были постелены деревянные доски, кажется, лакированные, но я не стал присматриваться, направляясь в сторону полуприкрытой двери. За которой я обнаружил достаточно просторную ванную комнату и включил в ней свет. Ванна, душевая кабинка, раковина со стоящим на ней стаканом, в котором находилась синяя зубная щетка и полупустой тюбик мятной пасты. Я подошел поближе, берясь пальцами за зеркальную дверцу шкафчика и открывая ее, заглянул внутрь. Пена для бритья, бритва, несколько кремов для кожи (значит, он все-таки за ней следил, а это уже хоть немного делало его более приземленным для меня). Я обернулся и увидел прямо у входа стиральную машину, внутри которой лежала одежда. На стиралке было несколько полотенец, небрежно брошенных сверху, и шампунь с гелем для душа, который Илья даже не удосужился закрыть. Что, впрочем, сделал за него я. В углу комнаты стояли моющие средства и ведро со шваброй. На секунду у меня промелькнула мысль, что где-то здесь наверняка есть веник, и мне пришлось прикрыть рот тыльной стороной ладони, чтобы не засмеяться. Нервно засмеяться. Господи, я правда нахожусь у него дома.