Этот эпизод включает в себя три тематически различных фрагмента: стихи 11–17 повествуют о деятельности Иисуса; стихи 18–23 о реакции на неё Иоанна Крестителя и ответах Христа посланным ученикам Крестителя; стихи 24–35 о вопросах, поставленных Христом народу, слушавшему его, а также содержат комментарии авторов и редакторов текста новозаветного канона.

Мы начнём рассмотрение этого эпизода с сообщаемого в стихах 18–23. Приводя своё сообщение об этой же посылке Иоанном двух учеников ко Христу с вопросами о нём, Матфей уточняет (гл. 11:2), что в это время сам Иоанн уже находился в заключении, в котором впоследствии и погиб. То есть Иоанн задал через своих учеников вопросы Христу уже после того, как сам же крестил Иисуса и провозгласил людям, что Иисус и есть ожидаемый всеми Мессия-Христос. Эта последовательность событий: сначала провозглашение Иисуса Мессией-Христом, а потом вопросы к нему в смысле «Ты ли Христос? либо нам ожидать другого?» — знаменательна и обличительна.

Если человек верует Богу, и Бог Духом Святым, посыланием ангела или как-то иначе открывает ему некую истину, то верующий не имеет причин к тому, чтобы задавать какие-либо ещё вопросы по этому предмету, поскольку вся необходимая информация ему уже дана в Откровении, сокровенным от других людей способом. Если же он задаёт окружающим вопросы: истинно либо ложно то, что он знает по предмету, о котором его проинформировал сам Бог — то тем самым он обличает либо своё (возможно не осознаваемое им) неверие Богу, либо по существу признаётся в порочности своей нравственности, вследствие чего он и не может отличить наваждение от Откровения и сомневается во всём. Иными словами, у такого человека имеются какие-то зависшие, не разрешённые им своевременно проблемы с совестью и нравственными мерилами. Но при всём при этом он может быть ритуально безупречным и представать истинно святым подвижником во мнении окружающих.

И своим ответом ученикам Иоанна (стихи 22, 23) Иисус по существу предлагает Иоанну обратиться к его же совести, поскольку не даёт однозначного ответа в смысле «да» либо «нет». И как сообщает Новый Завет, и в других эпизодах, когда Иисуса спрашивали о чём-либо, он не давал формально однозначных ответов «да» либо «нет», а его ответы были всегда таковы, чтобы ответ в смысле «да» либо «нет» дала совесть вопрошавшего.

То есть задавая вопросы Иисусу о нём и его миссии, после того как сам же провозгласил Иисуса Христом-Мессией, Иоанн предстаёт не как истинный пророк по совести Всевышнего Бога, а как один из многих людей мира сего, вполне способных соблазниться об Иисусе. Соответственно, после ухода учеников Иоанновых Иисус обращается к совести всех свидетелей происшедшего, задавая им вопросы уже об Иоанне.

Но вот стихи с 26 по 30-й включительно, если их признать истинными, обесценивают и делают бессмысленными все многократные предложения Христа обратиться каждому, включая и Иоанна-«пророка, и больше пророка», к их собственной совести.

Тем самым стихи 26–30 вероломны по отношению к вере по совести непосредственно Богу, проповедуемой Христом, и потому являются подлогом, предназначенным для того, чтобы подавить голос совести человека авторитетом Христа, возведённого в ранг культовой личности «Богочеловека»; а также и авторитетом Иоанна, пророческая миссия которого якобы подтверждена «Богочеловеком». Эти слова проистекают от редакторов канона Нового Завета: обращая Иоанна к необходимости разрешить какие-то его личностные проблемы с нравственными мерилами и совестью, Иисус не мог провозгласить его «бульшим, чем пророк», хотя и мог признать, что «из рождённых жёнами нет ни одного пророка больше Иоанна Крестителя; но меньший в Царствии Божием больше его». Это всё в совокупности означает, а последние слова цитированной фразы прямо говорят, что Иоанн, будучи одним из лучших людей за всю историю земного человечества, всё же не дорос до Царствия Божиего.

Поэтому Иоанн Креститель вполне мог руководствоваться при встрече и сопровождении Христа не Святым Духом от Бога, а быть эгрегориально запрограммированным пророчеством Исаии, которому и следовал в жизни. Как бы то ни было, но эти идейные первоосновы — искупление Мессией грехов за всех якобы предопределённой “пророчеством” казнью и чудесным воскресеньем — прочно вошли в новозаветные каноны и стали основой библейского христианства.

Изучить и осмыслить Новый Завет, конечно, легче чем понять Ветхий Завет. Но всё же для того, чтобы разобраться в написанном — нужно много потрудиться. Поскольку Русская цивилизация существует уже около 1000 лет под идейной вывеской “христианства” (православия), все, кто хоть немного небезучастен к своей истории, к истории своих предков, должен в определённой мере иметь представление о содержании основного идеологического “документа”, которым в той или иной мере руководствовались несколько десятков поколений наших предков.

Кроме того, есть причина и посерьёзнее, чем историческая память. Поскольку, люди Русской цивилизации, даже будучи убеждёнными противниками «религиозного мракобесия», не появились на свет “первозданно” (как библейские Адам и Ева), а являются закономерным продолжением своих родов (по генеалогическим линиям), то, проследив эти генеалогические линии «назад» хотя бы на три-пять поколений (кто имеет такую возможность), большинство обязательно обнаружит у себя в роду не только верующих православных предков, но и даже, возможно, священников. Таким образом, прямое духовное наследие — то, что уверенно передаётся не через духовный мир, общий для всего народа, а по родовым линиям от предков к потомкам содержит библейскую алгоритмику самоуправления, передающуюся в обход сознания как наследие родовых эгрегоров (по меньшей мере). К этому добавляется общий для народа духовный и вещественный мир — вся культура, наследуемая народом от предыдущих поколений. В её алгоритмике — тоже преобладает библейская составляющая.

Именно поэтому — замечает в себе человек Русской[182] цивилизации наличие библейских стереотипов самоуправления, либо не замечает — библейские стереотипы поведения обязательно присутствуют как духовное наследие жизнедеятельности и веры большинства предыдущих поколений от крещения Руси. Для того, чтобы не быть заложником библейских стереотипов поведения (а они крайне катастрофичны и пагубны для людей) есть лишь один действенный способ сделать их безопасными: их надо знать, понимать и распознавать что в них хорошо, а что плохо с позиции верующего Богу человека.

Поскольку повествование Нового Завета в своей первой части замкнуто на жизнь Иисуса Христа, кратко остановимся на изложении библейской версии, являющейся первоосновой последующей “христианской” веры. Это необходимо для наилучшей ориентации в библейских якобы деяниях Христа, на которые мы будем неоднократно ссылаться в дальнейшем — чтобы не плутать «в трёх соснах» широко известного библейского рассказа о жизни Иисуса Христа. Впоследствии, принимая во внимание этот рассказ, легче будет рассуждать о том, что в действительности могло быть, а что выдумано для создания библейского мифа о Христе, на основе алгоритмики которого большинство людей Русской и Западной цивилизаций продолжают самоуправляться в настоящем, даже не подозревая этого. Всё дело в том, что библейский миф-история жизни и смерти Иисуса Христа сопровождается множеством нравоучений, а сам миф является стержнем-ядром библейской веры.

Историческая наука не располагает достоверными однозначно воспринимаемыми всеми учёными сведениями об Иисусе Христе. Евангелия Нового Завета были окончательно приняты и отредактированы лишь в IV веке н. э. Их текстологический анализ свидетельствует, что они были записаны не в Палестине. Некоторые учёные считают, что Евангелия были записаны «в определённых кругах еврейской диаспоры»[183]. Кроме того, евангельские рассказы полны противоречий, разночтений и неточностей. Античные авторы I века, среди которых знаменитые Светоний, Тацит, Иосиф Флавий[184] не могли не заметить такого знаменательного события как евангельская проповедь Иисуса и мученическая смерть, описанная в Евангелиях, однако об этом они практически ничего не сообщают.