Бог даёт каждому младенцу двух определённых родителей. Церковь добавляет к этим родителям (с которыми у младенца есть родовые духовные связи) ещё двух восприемников — крёстных отца и мать. Для чего это надо?

- Влияние на судьбу своего ребёнка, особенно в первые годы жизни, оказывают в большей мере родители. Так положено Свыше. Церковь, разрывая связь личности с судьбой, ещё и частично разрывает контур поддержки данной Свыше судьбы младенца со стороны родителей, внося в процесс контроля за новорождённой душой ещё и вектор поддержки церковной “судьбы”, который для надёжности доверяется крёстным. Ведь даже если родители в чём-то ошибаются, доверившись церкви, то чуя отцовский и материнский долг (через родовую эгрегориальную связь со своим ребёнком)[452], родители могут быть непредсказуемы для церкви в критические моменты (и опасности) борьбы за душу младенца. Другое дело — крёстные родители. Родовой связи с младенцем, его судьбой у последних практически не существует. Этим ослабляется механизм естественного оберега младенца, даваемого нормальным родителям Свыше, даже на уровне ощущений и родительского чутья опасности.

Крёстные родители- родители не по Святому Духу, а по библейскому «Духу». Церковь для себя “справедливо” считает крёстных более надёжными в деле сотрудничества по уводу души новокрещённого от её Божией судьбы к церковной “судьбе”. То есть, грубо говоря, крёстные зачастую — прямые засланцы библейского «Духа» в семью.

Монахам запрещается быть крёстными скорее всего в силу обратных обстоятельств: чтобы Святой Дух, данный Свыше каждой душе, пришедшей в «этот мир», не передался душе монаха. Душа (нужно понимать — психика) монаха — хранитель “чистоты” библейского «Духа»[453]. А Святой Дух от младенца может послужить “вирусом” по отношению к библейскому «Духу» и у самого монаха могут проснуться родительские чувства, “спящие” в его душе под спудом библейского «Духа». То есть, магическая привязка души монаха к душе младенца может послужить причиной ослабления «Духовной» “цензуры” за содержимым психики монаха: Святой Дух сильнее библейского «Духа». Поэтому церковь аккуратно относится ко всему, что исходит от новорождённого, боясь “вирусов” для своей системы. К тому же монах своим застойным церковным «Духом» может сильно напугать ребёнка, так, что тот окажется психически ненормальным в общепринятой системе психологических “координат”. При частом повторении таких явно видимых случаев церковь “засветится” и ей будут бояться доверять младенцев. Поэтому и выбраны как бы “нейтральные” крёстные, чем исключаются некоторые неприятные для церкви крайности. В то же время, крёстные должны быть, согласно церковным правилам, достаточно воцерковлены, иначе они не допускаются к таинству.

Несколько слов о монашестве. Спрашивается: зачем церкви особая “каста” монашествующих и безбрачных священников — которым запрещён брак?

- Ответ может быть такой: чтобы воспроизводить из поколения в поколение особый тип строя психики, с помощью которого поддерживается и консервируется особая церковная «Духовность».

Значит таковой устойчивый тип строя психики церковной «Духовности» невозможно поддержать с помощью людей (“христиан”), которые вступили в брак. Остаётся рассмотреть некоторые различия между психикой людей, вступивших в брак, и психикой тех, кому положен обет безбрачия.

Основным фактором, который обеспечивает воспроизводство поколений, без которого была бы немыслима жизнь любого народа, является семейная жизнь, рождение и воспитание детей. Именно таким образом Бог Предопределил жизнь народов, разделив людей на полы. Церковь совершенно справедливо признаёт, что уклонение от обязанности нормального воспроизводства поколений, вследствие появления греховного пристрастия, приводит к вырождению рода человеческого, что очень опасно для продолжения жизни общества. Однако, не ведёт ли к ещё более объективно греховному пристрастию отсутствие опыта семейной жизни и опыта общения со своими детьми тех, кто «добровольно» (а не по стечению жизненных обстоятельств) [454] отказывается от семейной жизни ради иллюзорного стремления к «чистоте» во имя «Христа и Евангелия».

Разрешение церкви, данное ей самой себе именем Христа, определять тех, кто может принять обет безбрачия, и тех, кто якобы «гнушается браком» ради своекорыстия — открытая возможность особого церковного отбора монашествующих кадров с соответствующим устойчивым типом психики по принципу особой древней «Духовной» их лояльности церковной иерархии.

Именно эта «чистая» прослойка в церковной иерархии призвана “под клятвою” выполнять роль держателя церковного «Духа» — эгрегориального “эталона” — в его постоянстве и “чистоте”.

Вернёмся к рассмотрению поставленных нами выше вопросов: зачем нужна особая прослойка “чистых” в церковной иерархии? И связанного с ним вопроса: не ведёт ли к какому-нибудь объективно греховному пристрастиюотсутствие опыта семейной жизни и опыта общения со своими детьми тех, кто «добровольно» (а не по стечению жизненных обстоятельств) отказывается от семейной жизни ради иллюзорного стремления к «чистоте» во имя «Христа и Евангелия»? В связи с этим зададим ещё один вопрос: чего лишается человек, отказавшийся от семейной жизни, какого жизненного опыта?

Ответ на эти вопросы очень многогранен. Мы здесь пока рассмотрим лишь одну его грань, которая касается взаимоотношений родителей и детей. Одно из главных предназначений человека, данное ему Свыше — рождение и воспитание новых поколений. Спрашивается: во имя чего церковь “добровольно” отнимает у части людей, входящих в её иерархию, право данное человеку Свыше на семейную жизнь?

Если вдаться во внутренний смысл слова «семья», то это «семь я»: «7» «я». Но если это так, то неизбежно встаёт вопрос о персональном составе этих «7-ми я». В нашем понимании это:

Взрослые, вступившие в брак, и родители каждого из них, плюс ребёнок — минимум один, которого зачали, родили и воспитывают вступившие в брак. Т. е. семья — это ребёнок, его папа и мама, два дедушки и две бабушки в каждой из его родовых линий предков.

И каждый из членов семьи для других её членов — зеркало, в котором каждый другой может увидеть «со стороны» какие-то черты себя, и которое отражает (как бы со стороны) ему же то, что он несёт другим. Но главное качество «зеркала» имеют для родителей — дети.

Поэтому, кроме того, семья — это качество, а не только некоторое множество. И это качество возникает, начиная с указанного минимального её персонального состава; и это качество сохраняется, если детей больше, чем один, поскольку в такого рода множестве, с количеством элементов, большем, чем семь — семёрка в указанном персональном составе всегда присутствует. При этом каждый ребёнок в семье — представитель будущего в настоящем, вследствие чего от тех, кто его воспитывает, зависит и характер этого будущего.

Эти обстоятельства указывают ещё на один смысл слова семья при раскрытии внутреннего умолчания в нём «семь [таких, как] я»: поскольку людей — 7 и все они — разные, то встаёт вопрос и об объективно эталонном «я», какого качества должны достичь шестеро других в семье.

И хотя далеко не всегда все члены семьи (в смысле «7 я») живут вместе под одной крышей, но для жизни общества значимо именно это сочетание, поскольку, хотя ребёнок получает набор хромосом непосредственно от своих родителей, но работа хромосомного аппарата такова, что характерные признаки дедушек и бабушек в ребёнке выражаются более ярко, чем характерные признаки родителей. И это имеет место вне зависимости от того, проживают ли все члены семьи (в указанном смысле «7 я») совместно либо живут в бытовом разобщении.