- Дай вспомнить.

Отстранился, посмотрел в упор: загар приглушил черноту его пристально - гипнотического взгляда.

- Я привык, что ты всегда в зеленом. Но голубой твоей загорелой коже больше подходит, - он гладил ее спину.

- Зеленый Нина тоже любила

Рука дрогнула, он резко опустил ее, подошел к окну и раздвинул шторы: от яркого света стало веселее. Она тоже подошла и увидела бухту. У причала стоял паром, медленно въезжали груженные контейнерами машины. И месяц назад, когда она прогуливалась на набережной, все также стоял паром и все также въезжали груженые машины. Может, повезет, и паром поплывет, наконец.

- Пьем, - он открыл бутылку, с шипением фонтаном полилось шампанское, - Надо было в холодильнике держать, - протянул ей бокал.

Шампанское полусухое, ее любимое.

- За встречу, - сказали хором под хрустальный звон бокалов.

Она выпила и сразу опьянела.

- Я домик купил с видом на море.

Дошло не сразу.

- Поздравляю, счастливый, - ее голос воспринимался как чужой, никто не заставлял пить до дна.

- Заживем с тобой всем на зависть.

- Со мной? - все плыло, как на карусели, кружилась голова. - Зачем тебе антиквариат.

- Глупая, - он взял ее за руку, - ты так красива, - поднял и потянул на постель.

- Закрой окно, - он послушно задернул шторы

- Стесняешься? Зря, ты всегда была естественной. Оставайся такой.

- Что может быть естественнее женщины в подпитии?

Почему он все время то исчезает, то появляется? Ненадежный. Почему он не подходит?

Она шагнула, оказалась в его объятиях и услышала: "Ты хочешь меня, я знаю". Сколько раз говорил эту фразу, и она продолжала действовать как гипноз. Знакомый запах мужского тела, его желание, и все-все, и его слова: "Доверяй себе". Она засмеялась: "Доверяй, но проверяй". "Смешливая ты моя", - он тянул ее на постель, и она не сопротивлялась.

Ловко справился с ее одеждой, приподнял, положил на постель, и вдруг зажегся светильник у изголовья.

- Прекрати баловаться! - возмутилась она, прикрываясь покрывалом.

- Строгая учительница, - он выключил светильник, снова включил. - Ты так красива, я хочу на тебя смотреть.

- Потом, ладно?

- Ладно, - согласился он, свет погас.

Момента, когда он разделся, она не уловила. Он обнимал ее, ласкал грудь, живот, - желание было так сильно, что она крепко прижалась к нему, сомкнув руки на его спине, - попробуй вырваться.

- Положи руки мне на плечи, - повторил он несколько раз, она подчинилась, почувствовала резкую боль, и вскрикнула. Услышала сдавленный шепот: - Расслабься, пожалуйста, я как будто лишаю тебя девственности, - засмеялась, он вошел в нее, - Ну, же, Соня, - но ее не надо было подталкивать, она впала в экстаз, еще, еще, не чувствуя тяжести собственного тела, услышала его стон и, не сдержавшись, закричала.

- Ты живая? - спросил он, нависая над ней.

- Пока нет.

Ушел в душ, она задремала.

- Спишь?

- Сплю.

- Просыпайся.

- Просыпаюсь.

- Нам надо ехать, смотреть домик у моря. Все документы я уже оформил.

- Быстрый. Я еще ничего не решила. Зачем мне дом? Зачем тебе, чтобы я жила с тобой в этом доме?

- Наслаждаться жизнью, - дурашливо пропел он.

- Наслаждаться? Редкое слово в моем словаре, но заманчивое. Не поздно ли? Может, обойдемся мороженым?

- Я научу тебя вместе получать удовольствие от жизни. Учить моя профессия.

- Но...

- Без "но", - он резко перебил ее, посмотрел на часы. - Ах, черт, не успеваем, у меня вечером важная встреча. Обещал одному местному художнику - бизнесмену, таланта нет, а деньги любит. Но насладиться еще раз успеем.

Он потянулся к ней, но она отстранилась.

- Я вот думаю, стоило ли прожить столько, чтобы услышать от тебя: "Давай вместе наслаждаться". Насмешка, да?

Он поморщился, ждала, что скажет: не начинай, а?

- Раньше ты была не готова.

- А ты?

- Я всегда старался получать от жизни удовольствие.

- Какое же это удовольствие, если стараешься. Оно происходит спонтанно, без вмешательства воли. Воля к удовольствию разве бывает? К свободе, да, но к удовольствию...

- Я не готов к дискуссии о свободе и воле, когда-нибудь потом. Если бы ты не копалась в прошлом...

- Пока таблеток от прошлого нет, - резко перебила его, - Так что советую найти себе молодую красавицу и наслаждаться жизнью.

- Были.

- И что?

- Старая любовь цепка как рак.

- Не очень романтично, но уж как умеешь. Мне надо домой. Ты как к Мише относишься?

- К Мише? Но он уже взрослый, нашим планам не помешает. Я помогу ему, чем смогу, - "нашим планам", не быстро ли твои планы стали нашими? - Ну, как, повторим?

- Мне пора. Сын волнуется, - соврала она. Вряд ли его интересовало, где она.

- Хорошо, домишко посмотрим в следующий раз. У бывшего владельца есть трое суток вывезти весь хлам с участка. Я провожу тебя.

- Я сама найду выход из гостиницы.

Но он не слушал. Они вышли из гостиницы, он повернулся в сторону бухты.

- Поверь мне, седовласому, хоть и с бритой головой, среди людей мало ненормальных, пренебрегающих комфортом. Никому не удалось изменить природу человека: он алчный и ленивый, - иначе бы не было прогресса. Другим он не может быть, ибо нет стимула, - загробным миром не напугать даже священника.

- Пошлый материализм.

- Если хочешь, поговорим о духовном. Может и существует, но в моем мире все вокруг плотно материально. Никакого просвета. Духа нет и незачем придумывать. И природу человека не изменить. И хватит впадать в заумь, как унылый Яков, пора начать жить.

- А как же монахи? Как мой сын, наконец? Он ищет для себя духовный путь.

Она ждала, скажет: наш сын.

- Что в нем не так?

- Ладно, о сыне не будем. Я о монахах.

- А я о нормальных людях. Есть такие, что верят в потусторонний мир, в духов, привидений, летающие тарелки, и живут лучше нас. Почему? Потому что умные, отделяют одно от другого. Не путают мир реальный и мир фантазий. Соня, выходи за меня замуж, иначе тебе не выжить, ты это понимаешь? Согласна или нет?

- Куда ты меня ведешь?

- В чебуречную, ты же не откажешься?

- Я чертовски голодна, - она засмеялась и увидела, как женщина, одетая в серое, с шарфом цвета прелой соломы на голове, медленно переходила дорогу и оглядывалась на них. Шарф знакомый: такой висел на крючке в прихожей.

Женщина перешла дорогу, повернулась и с ужасом уставилась на них. Это была Люба. Софья приостановилась.

- Невестка.

- Не оглядывайся.

- Мы скрываемся, да?

- Пойдем же, я покажу пейзажи, тебе понравятся, тут недалеко, - он крепко сжал ее локоть и почти насильно повлек за собой, потянул вниз по ступеням, туда, где толпился народ у стойки и в нос ударял едкий запах горелого масла. Софья посмотрела на стены, но пейзажей не обнаружила, - О, черт, не в ту дверь. Еще немного, еще чуть-чуть, пожалуйста, не умирай от голода, - они немного прошли, и оказались в прохладном, почти пустом зале, вкусно пахло мясом, - Чебуреки это святое. Ты только посмотри. Как тебе?

По периметру зала были развешаны пейзажи ее любимой "мокрой" акварелью, действительно, великолепные: тут и побережье, и лодки и рыбой, и рыбаки, и закоулки старого Крыма с кирпичной стеной в розах, и смеющаяся девушка в красном сарафане.

Прихватив чебуреки и пиво, заняли столик под навесом,- радовал прохладный ветерок со стороны бухты. Чебуреки съели быстро, Григорий пил пиво и смотрел на нее, и она неловкости не испытывала, его взгляд убеждал: да, хороша.

- Ни черта сейчас не поймешь. Женщина за пятьдесят выглядит не старше тридцати. А какая-нибудь восемнадцатилетняя, разочарованная в жизни, кажется десятка на два старше. Ладно, если от сытости, ладно, если жизнь удалась, но чья заслуга твоей молодости? Может, влюблена? Не допущу, если не в меня, - он шутливо погрозил пальцем.