- Я найду, кого любить.

По тому, как он это сказал, поняла, уже нашел.

- Ты убиваешь Любу.

- Не драматизируй.

- Подумай. Новое не значит лучшее, на этом споткнулся Александр Блок, ты ведь знаешь, он принял революцию, но его нельзя осуждать, неизвестно, как бы каждый из нас повел себя тогда.

- Ты этого не учила в университете, так послушай. Тогда арестовали не только царскую семью, но и многие достойные люди попали в Петропавловскую крепость. Над ними издевались: били, мочились на лицо, замучивали до смерти. Блок участвовал в этом, пусть писарем, но никто его не заставлял вступать в комиссию по расследованию "преступлений" царской семьи, Александру Федоровну обвинили в шпионаже в пользу Германии. Этого не было, Блок сам подтвердил. Но сохранилась позорящая его запись о подруге Александры Федоровны: блаженная потаскушка и дура. А ведь она ходила на костылях. Зачем он это делал? Потом каялся, но поздно. "Никого нельзя судить, плачь сердце, плачь, слезами очистишься", - написал он в своем дневнике.

- Я много думала, ведь были шансы спасти царских детей, почему царь не воспользовался? Ведь это его дети.

- Бежать за границу они не могли, они были патриоты, они...- сын чуть не рыдал.

- Прошло почти сто лет, давно это было, ты живешь далеким прошлым, нельзя так.

- Никому не дано права менять божественный порядок, - он обошел ее и исчез за дверью.

Уйти из дома, успокоиться. Внизу, перед тем, как открыть дверь, задержалась и прислушалась: кто-то протяжно заговорил басом, его перебили женские голоса, резкие, напряженные, переходящие в веселый смех, будто нежный колокольчик. В ушах звенело, как писк комара. Когда-то барабанная дробь все заглушит, и мир задернется серым занавесом.

Села на скамейку в тени тополя. Редко проходили люди в магазин неподалеку, никто не мешал, но успокоиться не удавалось. Еще бы, Григорий хочет встретиться. Действует через сына. А сын? Чего хочет он? Пристроить мать, чтобы она тут не болталась.

Она ужасалась циничным мыслям, никогда раньше не позволяла себе.

Дома всматривалась в зеркало и жалела, что не следила за своей внешностью, увы, уже поздно. Да, хочет нравиться, разве плохо? с природой надо считаться.

Libido

Инициатива встречи исходит от женщины, - так считал Григорий, звонить ей.

- Привет - привет, - ответил он, - уж думал, не дождусь.

Голос нейтральный, как будто виделись вчера, наверное, нашел женщину, - вяло подумала она, - что ж, кобыле легче.

- Жарко, скоро начну пламя выдыхать, - пожаловалась она.

- Надо срочно охлаждаться. Где у вас продается самое вкусное мороженое?

- Где-то в центре.

- Ну, да, я забыл, самое интересное происходит на улице Ленина. Где встретимся? - по-деловому спросил он.

- Надеюсь, узнаешь меня, - в малых дозах кокетство допустимо.

- Надеюсь, - серьезно ответил он, - Значит, до завтра.

Принюхиваемся друг к другу, - подумала она, он тоже подозревает, что у нее кто-то есть.

Нарядные блузки где-то в коробках на верхней полке в кладовке. Или в чемодане под диваном, или там же в дорожной сумке.

Мать после смерти Нины, еще не старая, все что-то искала. Вечерами начинала методично рыться в ящиках, на полках, переходя из комнаты в комнату. Поиски завершались тем, что отец, подставив лестницу, лез на антресоли.

Софья советовала, бросить привычку искать на ночь, ведь утро вечера мудренее. Мать соглашалась, подсаживалась к мужу на диван, но смотрела телевизор недолго, опять начинала перебирать в ящиках столов, шкафов, попутно стирала пыль. Искала фотографии умерших родственников, старые, давно вышедшие из моды одежды, их много накапливалось.

Для нее после смерти дочери не было ни настоящего, ни будущего, только прошлое.

Светло-коричневая юбка и две блузки: розовая и голубая, нашлись в чемодане. Голубая удачно подчеркивала загар.

Утром постучала Люба и попросила сходить в магазин за продуктами, сама не может, приболела - мигрень.

Что ж, если надо.

Ни на выходе, ни когда вошла в подъезд с сумкой продуктов, голосов не услышала.

На скорую руку приготовила омлет, благо, не постный день, а то бы пришлось варить рисовую кашу и тушить овощи. Разложила еду по тарелкам, вернулась в комнату, прилипла к зеркалу, и... позвонила Маша, из Ялты.

А ведь недавно разговаривали по телефону, и дочь не сказала, что летит в Крым.

- Привет, мать, как ты там? Я еще немного поживу в Ялте, не знаю сколько, потом заеду. Как молодые поживают, еще не разводятся?

Дочь спросила еще о чем-то, так, треп, зачем нужно было намекать на свидание? Конечно, интересно, что за знакомство. И ничего умнее не придумала взрослая и опытная врач, как напомнить, что сердечникам полезно воздержание. Помни, мать, свой возраст, и слишком не увлекайся, влюбчивая моя. Сильные чувства чреваты последствиями.

- Малыш, не рано ли мать в старухи записала?

- Ты что, обиделась? Да, ладно тебе, я еще надеюсь, что выйдешь замуж за владельца замка в Испании. Или он простой российский миллионер?

- Не миллионер, но не бедный, - засмеялась Софья.

- У меня тоже роман, так что пока гуляем, и ты, и я, - подытожила дочь и, как обычно, отключилась первая.

Все, вырвалась, чуть ли не бегом по ступеням вниз, никаких посторонних звуков, хоть бы исчезли навсегда. Голоса пугали, были неприятны, усложняли жизнь, напоминали о смерти.

На скрипучем троллейбусе доехала до памятника Екатерине Второй и села на скамейку, так, чтобы видеть остановку. Но появилась экскурсия, поэтому пропустила, он приближался собранной походкой уверенного в себе человека. Запасной или аварийный вход - выход не для него, только парадный. Неважно, сколько ступеней надо преодолеть, чтобы добраться до вершины, главное - цель. Ты слышишь, Соня, как звучит? Цель это тебе не щель. Но и щель бывает целью. Она обозвала его пошляком.

Как сговорились, он в голубой рубашке, чуть темнее джинсы. Не дошел до нее, резко повернулся, обошел толпу людей, замелькал на фоне зелени синим пятном.

В глазах потемнело от яркого солнца и напряжения, фон и пятно слились, испугалась, что он уйдет, и поспешила к нему. Почувствовал, резко повернулся, обрадовался, сильными руками поднял ее, закружил, бережно опустил, поправил блузку, взлохматил прическу, как будто проверял, нет ли заколок. Она знала его нелюбовь к разного рода зацепкам. Это не дружеская встреча, как она опасалась, это встреча любовников.

Она коснулась его стриженых волос:

- Спортом занимаешься?

- Хочу еще пожить, так что занимаюсь, - посмотрел оценивающе, перехватил ее взгляд, взял за плечи, прижал к себе, - Сонь, не сердись. Ведь мы с тобой старые друзья.

Зря надеялась, все-таки дружба. Долгих отношений не любил, называл антиквариатом, красивым, но бесполезным.

Провел пальцем по ее губам, - помаду тоже не любил.

- А, может, мороженое поедим потом? Давай шампанское, выпьем за встречу.

Он повел ее по Приморскому бульвару, мимо театра, по аллее с выставленными картинами местных художников, кое-кто кивал ему как знакомому. Показал на гостиницу, нам сюда.

Швейцар распахнул перед ними дверь.

- Первый этаж офисный, - объяснил он и повел ее по боковой лестнице на второй, открыл ключом номер, она не успела прочитать цифры, не то две семерки, не то две единицы, как будто это важно,- втянул в полумрак. Окно закрыто плотными шторами, широкая кровать, синее покрывало, на столе бутылка шампанского, персики и шоколад.

- Сколько мы не были вместе? Ты не помнишь? - бережно прижал к груди, и она в боковом зеркале увидела, как вдохнул запах ее волос и на мгновение прикрыл глаза.