- Печь не топите? - спросила она.

- Топлю, милая, а как же, топлю, и летом топлю, холода не люблю, кости болят от холода. Идем, покажу вам, где спать будете, - через комнату она провела Софью в каморку, прилегающую к печи. Из маленького оконца видно было, как суетились строители среди бетонных плит, очень близко, почти вплотную к забору. - Приносите вещи, устраивайтесь. Денег не надо, - повторила она, - Печь протопите, и на том спасибо. Я часто к дочери уезжаю и переживаю, стоит ли еще моя изба, или снесли ненароком. Вы будете за сторожа. Так что я должна приплачивать. Вещи несите и устраивайтесь.

Софья постояла на улице, поискала отличительные знаки, чтобы потом найти калитку к Наде, и заметила косо приклеенную рекламку: "Выхода нет? Выход есть!" красными буквами на желтом экране монитора.

Свернула к школе, закончить все дела сразу и начать с чистого листа. От себя не уйти, но пытаться надо, воспринять случившееся, как шанс к изменению, - внушала она себе, смутно представляя, как ей изменяться.

Рывком открыла дверь в учительскую, почти пустую, только за дальним столом у окна сидела преподавательница математики. Софья кивнула ей и попросила ручку и чистый лист бумаги, можно тетрадный. В клетку? сойдет, быстро написала заявление и понесла завучу. Та была на месте, покрутила заявление, пристально посмотрела на Софью:

- Я вас понимаю, но надо добиваться, подайте в суд, в конце концов, надо что-то делать. Уволиться всегда успеете.

- В суд подавать не буду, работать в школе не смогу.

Завуч вздохнула и поставила размашистую подпись.

На выходе из школы кто-то ее окликнул: "Софья Леонидовна, постойте!" К ней спешила Ирина, мама Вики Сидоркевич, ученицы теперь уже девятого класса, в котором Софья была классухой четыре года. Будущая красавица - блондинка в маму, кареглазая в папу, высокая, стройная, воспитанная.

Вика в восьмом классе писала незатейливые стихи с глагольными рифмами. Затейливо украшала их фотографиями, рисунками и прочим, была в курсе возможностей компьютерного дизайна.

Понятно, девочки предпочитали цветы и котят, мальчики - монстров и вампиров.

Яков ворчал: чудовищно, никакого вкуса. Никакого желания учиться живописи, только кнопки нажимать, а то еще легче: слегка касаться экрана, - это вам не кистью писать. До кровавых мозолей.

"Какие у художника мозоли? Ты путаешь живопись с малярными работами", - возмущалась Софья. "Эх, Софьюшка, я ведь до сих пор так и не понял, где заканчивается художник, и начинается малярщик".

Хотелось возразить, что нет слова "малярщик", но оно подходило по смыслу.

Дети с большим желанием читали рассказы, особенно короткие, но прозу не писал никто. Начала Вика. И не фэнтези, не сказку о Золушке, написала реалистический рассказ.

На нескольких страницах набранного на компьютере текста списанные с натуры диалоги мамы и бабушки, монологи дедушки. Потом присоединился папа с парой реплик, когда вечером вернулся с работы, он единственный ходил на работу. Когда вся семья объединилась, увлеченно рассуждая о воспитании главной героини Виолетты, восьмиклассницы - блондинки с карими глазами и летящей походкой, девочка незамеченной уходит из дома. Виолетта стоит глубокой ночью под окнами своего дома и понимает, что никогда туда не вернется, - на этом рассказ заканчивается.

Ирина прочитала, расстроилась и пришла в школу.

- К нам родители переехали, мы с мужем уделяем им много внимания, дочь почувствовала себя одиноко, - объяснила она Софье. - Я не сдержалась, когда прочитала рассказ, назвала дочь эгоисткой, она теперь ни с кем не разговаривает. Боюсь, что уйдет из дома, как в рассказе. Что делать?

Софья обещала поговорить с Викой.

- Приходила жаловаться? - девочка покраснела и упрямо сжала губы.

- Мама переживает. Но вы сами разберетесь, давай обсудим твой рассказа, неплохой, кстати. Но оборвался на самом интересном. Твоя героиня ушла, и что дальше? Ведь где-то жить надо. Человек так устроен, он не улитка с домиком, и вить гнезда не умеет.

- Бездомные где-то ведь живут.

- Как это себе представляешь в нашем холодном климате?

- Но ведь есть дома, в которых никто не живет. Мы ездили в лес за грибами и видели избушку на поляне.

- Вот и напиши подробно об этом. Твоя героиня живет в этой избушке. Утром встает, готовит завтрак и прочее. И вспоминает своих родителей. Или нет? Это сложно описать, надо иметь хоть какие представление о такой жизни. Но ты можешь переписать конец рассказа: родители стали волноваться, пошли искать тебя, ты пряталась поблизости, слышала, как они страдали, и поняла, что тебя любят.

- Мама уже предлагала.

Сейчас Ирина улыбалась во весь рот, обнажая безупречные зубы.

- Спасибо вам, Софья Леонидовна, спасибо, вы мне очень помогли, у нас все прекрасно. Вика ждет не дождется встретиться с вами. Она написала несколько позитивных рассказов, хочет вам показать. Я слышала, что вы к сыну собрались переезжать. Это хорошо. Вы не знаете, кто вас заменит?

- Не еду я никуда, сын не хочет, - Софья чуть не зарыдала.

- Как? - ахнула женщина.

- Там негде жить.

- Все уладится, всего вам хорошего, - женщина улыбнулась, и, обогнав ее, легко зашагала в сторону дороги, не догнать.

- Софья Леонидовна, - кто-то позвал ее, - она повернулась и увидела преподавательницу математики. - Я слышала разговор. Уезжайте к сыну, вдвоем снимете жилье. Там тепло, можно найти какую-нибудь времянку дешево. Делайте что-нибудь.

Перед домом камаза уже не было. Сумки с вещами она перетащила двумя ходками.

Печь топилась, было тепло, Надя спешила к дочери.

После ее ухода Софья прилегла, но лежать на кровати с растянутой сеткой было неудобно.

Вместо стола, в каморке он бы не поместился, Надя поставила табурет, писать на нем неудобно. Зато порадовали шторы в оранжевых ромашках.

Шум со стороны стройки не раздражал, ей было хорошо, как будто она выбралась из холодного прошлого в теплое настоящее.

Жизнь Нади была насыщенной под завязку, семья дочери жила в городке у аэропорта. Экономная Надя старалась добираться до дочери льготным транспортом, за это время можно долететь до Москвы и вернуться назад, - смеялся зять.

Зять - лентяй, каких свет не видывал, раздражал ее, но дочь разводиться не собиралась, кто ее возьмет с двумя малышами, и предостерегала мать от скандалов, поэтому Надя приезжала к ней, когда он был в командировке. Дочь не могла вразумительно объяснить, что за командировки, куда и зачем, - деньги привозил и ладно.

Зять являлся, как будто нельзя было предупредить по телефону, теща подхватывала сумку, держала наготове, и уходила, бывало, глубокой ночью, до утра сидела в аэропорту, чтобы уехать домой с первым рейсом автобуса.

Весной и осенью дочь с мужем уезжали за границу, была такая возможность, детей оставляли дома, и Надя переезжала в их квартиру.

Лес подступал к дому, но прогулки не удавались, Софья бродила по опушке, не углубляясь далеко, боялась, и это было новое. Раньше уходила далеко, до ручья, ни разу не заблудилась, ориентиром был шум от железнодорожной линии за лесом с интенсивным движением.

За строящейся девятиэтажкой обнаружился целый район высоток с тонированными стеклами. Их отзеркаливающая голубизна пугала, как очки, скрывающие выражение глаз, зато заметнее жесткая линия рта. Высотки производили неприятное впечатление: будто город захвачен безжалостными монстрами - великанами. Иногда окна лоджий были открыты, виднелись белье на веревках и обычное барахло, - просто жаль выбрасывать. Но обыденность не примиряла с современной архитектурой, несоразмерной человеку. Пугали непроницаемые стекла проезжающих автомобилей, - казалось, что вот-вот высунется дуло пистолета, и ее расстреляют. Потому что кому-то скучно.