Емельяниха чувствовала, что слова ее летят не впустую, что разведчики внимательно слушают ее. С полатей, сомлев от духоты, смотрели на нее растянувшиеся на животе Иванников и Вакуленко. Не перебивали вопросами ее вздохи и горькие воспоминания. На полу в горнице, дверь в которую была открыта, вповалку лежали пятеро разведчиков, которые тоже слышали, как грохочет каток, на котором Емельяниха выхватывала из печи ведерный чугун с картошкой, как гремела она на столе блюдом, как жаловалась на свое горемычное житье-бытье, в котором за одной напастью спешила другая. А когда она умолкла, с полатей донесся голос Иванникова:
— Емельяну-то ответила на письмо?
Емельяниха не ждала этого вопроса. А не ответить было нельзя, раз растравила душу постояльцам своей горестной исповедью.
— Как же не ответить, ответила, — напевно произнесла Емельяниха.
— И что же вы прописали ему? — никак не успокаивался Иванников.
— Прописала, что приму всякого. И еще прописала, что, если он не вернется в родной дом, соберу ребятишек и пойду с ними по миру. Люди добрые не дадут помереть с голоду.
— Ну и что, подействовало на Емельяна ваше письмо? — долетел с полатей простуженный голос все того же Иванникова.
— Не токмо подействовало, оно его на путь наставило, сразу остепенило. Через две недели получаю от него другое письмо, прописывает в нем, чтоб я не дурила, чтоб выбросила из головы дурные мысли, что он не допустит, чтобы сыновья Георгиевского кавалера с сумой по миру пошли. Про Георгия это я уж потом от него узнала, спьяну проговорился. А раненые, с кем лежал в палате, пристыдили его: Георгиевский кавалер собирается сесть на паперти с кружкой.
Разговор оборвал неожиданно вошедший в кухню Емельян. Впустив в избу сизое облако утреннего морозца, он протяжно крякнул и, стуча о пол ногой-деревяшкой, спросил:
— Командир от генерала еще не вернулся?
— Ждем. Все ждут. Вишь, как галчата, разинули рты на полатях. Давно проснулись и в горнице. — Емельяниха поправила под платком выбившуюся седую прядь. — Без командира завтракать не хотят.
Несмотря на изрядно поседевшую бороду, стариком Емельяна не назовешь. Все при нем: рост, осанка, широкий разворот плеч, на которые он в молодости, по рассказу старухи, своими руками взваливал шестипудовый чувал с солью.
Сибиряки-разведчики за три дня постоя в его доме шевельнули в душе Емельяна память о былой солдатской лихости и отваге. Видя, что старуха уже нарезала крупными ломтями соленые, пахнущие укропом огурцы, облила подсолнечным маслом горячую картошку, подал Емельян зычным голосом команду, которая по уставным армейским канонам жила и живет у военного люда во все времена:
— Подъем!..
Первым, слезая с полатей, отозвался Иванников:
— Взвод!.. Выходи строиться!..
Зашевелились разведчики и в горнице.
А когда разведчики были уже на ногах и Емельян, постукивая по полу деревяшкой, расставил вокруг стола посреди кухни все скамейки и табуретки, что были в избе, дверь открылась — и в дом вошли майор Казаков и лейтенант Казаринов. Разведчики знали, что Казаринов рано утром был вызван к командарму. Знали также и то, что по пустякам командира роты не вызовут в штаб армии.
— Ох и накурили же вы, братцы!.. Хотя бы хозяев пощадили, — бросил майор Казаков. Взяв из блюда самую крупную горячую картофелину, обжигаясь, он начал катать ее в руках. Повернувшись к Емельянихе, спросил: — Можно, мамаша, я пальцы чуток погрею, а то совсем окоченели, язви их в душу.
— Чего же нельзя, можно, — хитро улыбаясь, ответила Емельяниха. — Можно не только руки погреть, но и желудок приласкать. Поди, со вчерашнего вечера в нем и маковой росинки не было.
— Угадала, хозяюшка!.. Как в воду глядела… — Майор подмигнул Вакуленко и бросил веселый взгляд на Иванникова, который, сидя на лавке, словно священнодействуя, неторопливо наматывал на ногу портянку. Разломив картофелину пополам, одну половину майор протянул Иванникову: — У вас на Орловщине старики говорят: «Бог велить пополам делить».
Справившись с горячей картофелиной, майор окинул взглядом разведчиков, появившихся на кухне. Было время завтрака. Иванников орудовал финским ножом над банкой со свиной тушенкой, а Вакуленко достал из вещмешка литровую зачехленную фляжку с водкой, потряс ею у уха и поставил на стол:
— Всклянь. Пустоты не больше сантиметра.
За завтраком главенствовал Емельян Иванович. Сам неторопливо нарезал крупные ломти хлеба, сам разливал меркой по разномастным кружкам, черепушкам и стопкам положенные по зимним нормам фронтовые сто грамм. Не обошел и себя: знал, что бойцы, как и вчера, настоят на своем.
— Ну как генерал? — поинтересовался Иванников, обращаясь к майору. — Не лютует, что армейские разведчики вот уже неделю возвращаются несолоно хлебавши? Говорят, у них даже не клюет.
— Клевать-то клюет, да не то, что надо. Все больше верхоплавка, — ответил майор и почти до самых ушей нахлобучил шапку. Он собрался уходить, и это вызвало у разведчиков недоумение.
— Товарищ майор, куда вы? Не хотите с нами позавтракать? — удивился Вакуленко, уставив на майора свои большие серые глаза.
— Меня ждет ординарец. Без меня у него кусок в горло не полезет.
— Ну а это? — Иванников пододвинул на край стола граненый стакан с водкой.
— И это успеется. Не буду вас объедать. — Лицо майора мгновенно стало озабоченно-деловым, взгляд его упал на Казаринова. — О задании командарма вам расскажет лейтенант. И этим… — майор кивнул на кружки с водкой, — не увлекайтесь. Задание сверхтрудное. После майора вы таскали из передних окопов плотву да ершей, а сегодня вам предстоит выловить стерлядку. Лейтенант обо всем расскажет. — И уже с порога, повернувшись, обратился к Казаринову: — Я в штаб дивизии, а вам после завтрака предстоит урок французского языка с писарем. Через час-полтора он подойдет к вам. К его приходу заготовь, лейтенант, десятка полтора ходовых фраз, которые писарь переведет на французский язык. Могут пригодиться. Подготовь вопросы и команды.
— Понял вас, товарищ майор. Только боюсь, как бы мои соколы не сломали язык.
— Поручи Иванникову, он все сможет. Ходят слухи, что он здорово ругается по-татарски. А по-французски ему раз плюнуть.
Слова майора потонули в хохоте разведчиков.
— А ты, лейтенант, реши, кто с тобой пойдет. Карту района с расположением нужных вам населенных пунктов пришлю с писарем. До обеда сделайте рекогносцировку местности, наметьте, где будете переползать нейтралку, хорошенько согласуйте план движения и план захвата «языка». Не мне вас учить. Почти все уже пулей не раз мечены и в медсанбате лечены. — Майор приветственно поднял руку и вышел из избы, впустив за собой белесое облачко холода.
За завтраком Казаринов о задании командарма не сказал ни слова, чем озадачил разведчиков, которые молча ели картошку с тушенкой и солеными огурцами. У каждого в голове засели слова майора о предстоящем сложном задании: «…сегодня вам предстоит выловить стерлядку».
Когда вышли из-за стола и, накинув на плечи полушубки, цепочкой потянулись на перекур в сенцы, Иванников проворчал, обращаясь к Вакуленко:
— Что-то нынче водка какая-то слабая, даже не почувствовал. Уж не балует ли начпрод?
— А что для тебя сто грамм? Как слону дробина.
— Я серьезно.
— И я не шутя.
Курили молча, жадно затягиваясь крепкой махоркой. Несколько мешков ее три дня назад начпрод полка получил как дар от алтайских колхозников с трогательным письмом, опубликованным во вчерашней дивизионной многотиражке.
По выражению лица Казаринова разведчики поняли, что задание командарма не из легких.
— Кончай перекур!.. Всем в горницу! — строго сказал Казаринов и первым вошел в избу.
Сейчас его смущало одно: как лучше сообщить разведчикам задание. Втайне от Емельяна, попросив его удалиться из избы, или не таиться от старика? Но, вспомнив вчерашний разговор с Емельянихой, которая, вздыхая, рассказывала, что двое из ее четырех сыновей служат в кадровой армии и войну встретили где-то у самой границы, а два младших ушли в леса партизанить, счел, что опасаться Емельяна у него нет никаких оснований. И сразу же до прихода писаря с картой района, в котором ему с разведчиками предстояло проникнуть в расположение передовых частей противника, решил спросить у Емельяна о тех деревнях, где, согласно данным армейской разведки, засели французские легионеры.