— Зачем он вам? Куда вы его поставите? Вы же воюете… Вы же не знаете, что с вами будет завтра. — Большие сильные пальцы старика нервно выбивали дробь на подлокотнике кресла.

— Я хочу поставить памятник на могиле деда.

— Кто его будет делать?

— Вот об этом я и хотел просить вас. Деньги у меня есть. Мне досталось большое наследство. Кроме вас, мне некого просить об этом.

Правоторов откинулся в кресле и некоторое время сидел неподвижно с закрытыми глазами, словно что-то мучительно обдумывал.

— Вы немного опоздали, Григорий Илларионович, — вмешалась в разговор Мария Николаевна, зябко кутая плечи в пуховую шаль.

— То есть как опоздал? — с тревогой в голосе спросил Григорий.

— Неделю назад у нас была закупочная комиссия. Портрет уже оценили, и составлен акт оценки. Его хочет приобрести Третьяковка.

— Ты обожди, Машенька, не вмешивайся… — Правоторов многозначительно посмотрел на жену. — Одно другого не исключает. В запасниках Третьяковки портрет еще успеет настояться… — Глаза Правоторова заблестели, а крепко сжатый кулак твердо лег на журнальный столик. — Да!.. На Новодевичьем кладбище портрет будет выглядеть впечатляюще. Я и задумал его не салонным, не камерным… — Переведя взгляд на Григория, художник обеспокоенно проговорил: — Но ведь потребуется достойный постамент, желательно из гранита-габро, гранитная ограда… Это потребует немалых денег, а ведь вы пока всего-навсего лейтенант.

— У меня есть деньги, — мягко напомнил Казаринов. — Денег хватит на все: на портрет из бронзы, и на постамент из габро, и на гранитную ограду.

— Машенька, дай мне оценочный лист. Он в нижнем ящике стола, в левой тумбе, в розовой папке.

Мария Николаевна достала из стола розовую панку, извлекла из нее то, что просил муж, и положила документ на стол. Правоторов развернул лист и положил его перед Григорием.

— Зачем вы мне это показываете? — смутился Григорий, который всегда чувствовал неловкость, когда разговор заходил о деньгах.

— Чтобы вы знали, во сколько оценила портрет закупочная комиссия Третьяковки. Вы же хотите приобрести портрет?

— Да, я хочу его приобрести, — твердо произнес Григорий, пробегая глазами оценочный лист. — Эту сумму я могу передать вам сегодня, даже сейчас, потому что завтра для этого у меня уже не будет времени. Завтра я должен быть на передовой. — Видя, что Правоторов хочет что-то сказать, Григорий, боясь сделать паузу, напористо продолжал: — И еще у меня к вам просьба, дорогие Артем Константинович и Мария Николаевна. Умоляю вас памятью деда: возьмите на себя хлопоты по изготовлению памятника и постамента, по его установлению и всем тем транспортным расходам, которые будут необходимы. Разумеется, для этого вам придется нанимать рабочих и архитектора. — Григорий посмотрел на часы, отхлебнул глоток уже остывшего кофе. — Денег у меня на все хватит. Остались от деда в его сейфе.

— Ты нас поставил в весьма трудное положение, Григорий Илларионович, — глухо и как-то виновато проговорил Правоторов. — Там, где кончается разговор творческий, разговор душевный, и начинаются денежные расчеты, я, честно говоря, теряюсь. Что касается стоимости портрета, то я могу взять с тебя только половину оценочной стоимости. Дмитрий Александрович был моим другом… Мне даже и эту сумму взять совестно, если б не текли потолки и не нужно было менять прогнивший во всех комнатах пол… Машенька, что скажешь ты? — Правоторов, склонив голову, выжидательно смотрел на жену.

— Да не только пол и потолки… А печи?.. Обе развалились, а за подводку водяного отопления заломили такую сумму, что я даже растерялась.

Лицо Правоторова передернулось в болезненной гримасе.

— Маша, Маша!.. Ты не то говоришь!.. Я не об этом тебя спрашиваю.

Видя возникшую неловкость, Григорий встал и быстро вышел из кабинета. Через минуту он вернулся с планшетом, достал из него сберегательную книжку, три пачки новеньких сторублевых купюр, крест-накрест заклеенных голубыми бумажными лентами, и положил все это на стол. — Я единственный наследник деда не только по закону, но и по завещанию, которое лежит в книжке. В ней же лежит и нотариально заверенная доверенность на вас, Артем Константинович. По ней вы можете получить все деньги хоть завтра и взять из них столько, сколько потребуется на памятник деду.

Взгляд Марии Николаевны, склонившейся над журнальным столиком, остановился на голубых бумажных ленточках с цифрой «10 000».

— Как? Тридцать тысяч рублей?.. Да вы что, Григорий, Илларионович?! Ведь Артем Константинович сказал вам, что за портрет и отливку бронзового памятника он сможет принять от вас только половину оценочной стоимости.

С минуту Правоторов сидел в раздумье, словно решая, как ему поступить. Решение скоро пришло.

— Маша, открой машинку и сделай закладку в трех экземплярах.

Мария Николаевна, издавна привыкшая неукоснительно выполнять волю мужа, сняла с тумбы машинку, поставила ее на маленький столик у окна и вставила в каретку три чистых листа. Когда она приготовилась, Правоторов встал и, опираясь на палку, молча прошелся по ковровой дорожке кабинета. Голова его была низко опущена. Казалось, он что-то выискивал на полу.

— Пиши!

И Правоторов начал диктовать:

— «Председателю Моссовета П. Н. Пронину от внука академика Д. А. Казаринова лейтенанта Красной Армии Казаринова Г. И.»

— Написала?

— Написала.

— Дальше пойдет текст, поэтому немного отступи и начинай с абзаца. — Правоторов остановился у двери, повернулся и продолжал диктовать: — «Уважаемый Петр Николаевич! Прошу Вашего содействия в изготовлении и установлении на Новодевичьем кладбище бронзового памятника моему деду, академику Дмитрию Александровичу Казаринову, погибшему в октябре месяце 1941 г. при вражеской бомбежке на Бородинском поле.

Для возведения памятника, гранитного постамента и гранитной ограды, а также для транспортных расходов и всех работ, связанных с установлением памятника, мною передано двадцать тысяч рублей скульптору Артему Константиновичу Правоторову…» — Григорий хотел что-то сказать, но осекся, остановленный решительным жестом художника. — Пиши дальше. С абзаца.

— Пишу с абзаца, — тихо повторила Мария Николаевна.

Правоторов положил на письменный стол чистый лист и протянул Григорию черный карандаш:

— Напиши номер своей части и свою должность.

Григорий с полуслова понял скульптора и, поспешно написав то, что от него требовалось, подал лист Правоторову.

Пробежав глазами написанное, скульптор продолжал диктовать:

— «При всех затруднениях, связанных с изготовлением и установкой памятника академику Д. А. Казаринову, убедительно прошу Вас, уважаемый Петр Николаевич, оказывать скульптору А. К. Правоторову всяческое содействие и необходимую помощь. — Правоторов надел очки и, прочитав написанное Григорием, четко продиктовал: — Командир разведроты 32-й стрелковой дивизии, дислоцирующейся на Бородинском поле можайского рубежа обороны, лейтенант Казаринов Григорий Илларионович.

Полевая почта 77612-«Д». 17 октября 1941 г. Москва».

Правоторов подошел к столу и одну пачку денег, а также сберегательную книжку положил в планшет Григория:

— Это оставь себе. Не швыряйся деньгами. Их дед нажил трудом. А у тебя впереди большая жизнь.

Григорий хотел что-то возразить, но Правоторов резко остановил его:

— О деньгах больше ни слова! — И, повернувшись к жене, которая в ожидании дальнейших указаний сидела за машинкой, не вынимая из нее листа, сказал: — Машенька, на этой же странице, чуть ниже, подпиши: «Расписка-подтверждение». Подчеркни эти два слова. — Прошелся по ковровой дорожке и, подыскивая нужные слова, продиктовал: — «Я, художник-скульптор Правоторов А. К., подтверждаю, что получил от внука покойного академика Д. А. Казаринова, лейтенанта Красной Армии Г. И. Казаринова, двадцать тысяч рублей для возведения памятника академику Казаринову Д. А. на Новодевичьем кладбище. Планирую осуществить это в 1942 году».

— Зачем это? — тихо произнес Григорий.