— Он держал его под бумагами, в своем письменном столе.

— Да, я знаю. Надежное место. Хани редко заходит в кабинет. Но любопытно знать…

— Нам всем любопытно знать! — перебил его Вэнс. А кто еще знает о существовали кинжала?

— Никто, я думаю. Доктор, конечно, не рассказал этого Хани, и я сильно сомневаюсь, чтобы он осведомил миссис Блисс. Она относится с большой лояльностью к своей родной стране, и неизвестно, как бы она отнеслась к похищению такого сокровища.

— А Сальветер?

— Думаю, что нет. Он, наверное, рассказал бы Мерит-Амен.

— Во-всяком случае, кто-то знал, где этот кинжал, — заметил Вэнс. — Доктор Блисс телефонировал мне вскоре после полуночи, что он на один волосок избежал смерти. Мы примчались сюда и нашли острие этого кинжала вонзенным в изголовье его кровати.

— Боже мой! Неужели? Наверное, кто-то нашел кинжал. Однако… — он остановился и бросил на Вэнса быстрый взгляд. — Как вы это объясняете?

— Я никак этого не объясняю. Весьма таинственно! Хани, кстати, нашел ножны на площадке около двери доктора.

— Странно. — Скарлетт призадумался. — И вы не извлекли никаких указаний от других жителей дома?

— Массу указаний, но все они противоречивы, и многие из них нелепы. Итак, мы отправляемся домой. Я увидел свет под дверью, и меня охватило любопытство. А вы идете?

— Да, — Скарлетт взял свою шляпу. — Я бы уже давно удалился, если бы знал, который час.

Мы вышли из дома вместе. Тяжелое молчание нависло над нами, и мы заговорили только, когда остановились перед дверью Скарлетта. Тогда Вэнс сказал:

— Доброй ночи. Пусть этот кинжал не мешает вам спать, — потом он уже повернулся, чтобы идти, но вдруг остановился и добавил: — Знаете, Скарлетт, на вашем месте, я на некоторое время избегал бы дома Блисса.

Было около двух часов ночи, когда мы поднялись с Вэнсом и Маркхэмом в библиотеку квартиры Вэнса. Маркхэм был явно не в своей тарелке. Дело сначала казалось простым, и число подозреваемых было ограничено, но, несмотря на это, во всем деле была какая то особая непроницаемость, не допускавшая решительных шагов. Вэнс первый заметил этот особый характер дела, и Маркхэм как бы отступил на задний план, предоставляя ему распоряжаться. Но при этом он был недоволен.

— Мы не продвигаемся вперед, Вэнс, — говорил он мрачно, стоя у окна. — Я весь день не вмешивался и давал вам поступать по вашему усмотрению, потому что чувствовал, что ваше знакомство с ними и ваши знания по египтологии давали вам преимущество для допроса. Я также чувствовал, что у вас имеется теория, которую вы старались проверить. Но убийство Кайля так же далеко от решения, как в ту минуту, когда мы вошли в музей!

— Вы неисправимый пессимист, Маркхэм, — сказал Вэнс, возвращаясь из спальни, где он надел цветной халат. — Только пятнадцать часов назад мы нашли Сахмет поперек черепа Кайля. И мы должны признать, что обычное расследование убийства едва ли бы даже началось в такой короткий срок!

— Однако при заурядном убийстве мы, по крайней мере, имели бы определенные данные. Если бы Хис вел это дело, он уже произвел бы какой-нибудь арест.

— Не сомневаюсь в этом! Он бы посадил всех в тюрьму, включая Браша и Дингль, и даже попечителя Городского музея. Такая техника не по мне.

Маркхэм сердито фыркнул и сел за стол.

— Вы меня торжественно заверили, — сказал он, — что как только произойдет второе событие — покушение на Блисса — вы поймете все извилины этого заговора и сможете представить ощутительные доказательства против убийцы Кайля. Но мне кажется, что история этой ночи только больше запутала вас.

— Метание этого кинжала, прятанье и нахождение ножен осветили единственное слабое место в этом заговоре, — ответил Вэнс.

— Вы думаете, что знаете, в чем заговор? — удивленно спросил Маркхэм.

— Да, Маркхэм, — медленно ответил Вэнс. — Думаю, что знаю это. И если ночью произойдет то, чего я ожидаю, я думаю убедить и вас в своей правоте. К несчастью, метание кинжала было только частью намеченного эпизода. Как я вам говорил уже вчера, картина не закончена. Нечто помешало убийце. И последнее завершение должно еще наступить.

Он говорил внушительно и торжественно. На Маркхэма это произвело заметное впечатление.

— Есть у вас определенное мнение о том, в чем должно состоять это завершение? — спросил он.

— Конечно, есть. Но какую форму оно примет, я не могу сказать. Наверное, этого не знает еще и сам убийца. Он должен ждать удобного случая. Но все это будет сосредоточиваться вокруг одного определенного предмета, одной подстроенной улики, Маркхэм. Эта улика была тщательно подготовлена, и единственное невыясненное — это то, как ее выдвинуть. Когда это произойдет, я раскрою перед вами всю чудовищную истину.

— Когда же вы думаете, что появится эта последняя улика? — спросил Маркхэм.

— В любую минуту. — Вэнс говорил спокойным и ровным тоном. Нечто помешало ей воплотиться этой ночью, так как она имеет самое близкое отношение к метанию кинжала. Но, отказавшись отнестись серьезно к этому эпизоду, и, позволив Хани найти ножны, я сделал необходимым новый маневр со стороны убийцы. Опять-таки мы избежали его ловушки.

— Вас, по-видимому, совсем не интересовало, кто бросил кинжал в подушку Блисса? — спросил Маркхэм саркастическим тоном.

— Но, старина Маркхэм, я же знал, кто бросил это драгоценное оружие. Меня интересует только то, что может привести нас к преступнику.

— Мы могли узнать кое-что полезное от Скарлетта, — продолжал Маркхэм. — Он, очевидно, все время был в музее.

— Не забывайте, — возразил Вэнс, что между музеем и жилищем Блисса имеется двойная стена и стальные, плотно закрывающиеся двери. Если бы в комнате доктора взорвалась бомба, в музее этого бы не услышали.

Маркхэм встал и вздохнул.

— Какая программа на завтра? — спросил он.

— Программа на завтра? Знаете, я над этим не задумывался. У Виндерштейна сейчас открылась выставка Гогена. В Карнеги-Холле исполняют септет Бетховена. И предварительная выставка египетской стенной живописи из гробниц Нахте, Менены н Рек-Ми-Ре…

— Да, есть еще и выставка орхидей в Центральном дворце, — закончил Маркхэм с иронией. — Но послушайте, Вэнс, если мы оставим это дело, ничего не предпринимая, может возникнуть опасность еще для кого-нибудь, как этой ночью она возникла для Блисса. Если убийца Кайля такой беспощадный, а работа его не закончена…

— Нет, я думаю, что заговор не предусматривает нового акта насилия. Я думаю, что он теперь вступил в более спокойную, тонкую и убийственную стадию. Мы расстроили две комбинации убийцы. Но ему остался еще один ход, и я рассчитываю, что он его сделает.

— Сколько же времени продлится эта история? — нервно спросил Маркхэм. — Я не могу бесконечно ждать наступления апокалиптических событий.

— Дайте мне двадцать четыре часа. Если вы до этого времени не получите новых данных от того субъекта, который дергает за ниточки, вы можете напустить Хиса на все семейство.

Прошло меньше двадцати четырех часов, когда совершилось решающее событие. День 14 июля всегда останется у меня в памяти, как один из самых страшных и волнующих дней моей жизни. Даже теперь, записывая происшедшее, я не могу не содрогаться. Я не решаюсь подумать о том, что могло случиться, какая ужасающая несправедливость могла бы быть добросовестно совершена, если бы Вэнс не разгадал внутренний механизм дьявольского плана, скрытого под убийством Кайля.

Вэнс через много месяцев мне говорил, что никогда в жизни у него не было более трудной задачи, чем необходимость убедить Маркхэма пассивно ждать. С той минуты, как Вэнс вошел в музей, он сообразил, какие огромные трудности предстоят, т. к. все было подстроено с целью заставить Маркхэма и полицию предпринять тот самый шаг, против которого Вэнс так упорно боролся.

Маркхэм покинул нас в половину третьего. Несмотря на это, на следующее утро Вэнс встал до восьми. День был снова душным; мы пили кофе в садике на крыше. Вэнс послал Карри купить все утренние газеты и провел полчаса в изучении отчета о Кайле. Хис проявил большую сдержанность и сообщил журналистам только самые основные факты. Но Кайль и доктор Блисс были столько известны, что убийство производило огромное впечатление. На всех первых страницах столичных газет были длинные отчеты о работах Блисса в Египте и о той роли, которую убитый играл в их финансировании. Преобладало мнение, и в этом я узнавал руку Хиса, что кто-то вошел в музей с улицы и из мести или из вражды убил Кайля первым попавшимся оружием. Хис также сообщил о нахождении скарабея около тела, и так как это была единственная общеизвестная подробность, газеты все называли убийство Кайля «Трагедией Священного Скарабея».