— Слишком много теорий, Маркхэм. Слишком много теорий, слишком много догадок, слишком много ненужных вопросов. Найдется ключ и объяснит все. Наша задача найти этот ключ.

— Что же! — саркастически заметил Хис. — Начинайте истыкивать мебель булавками и переворачивать ковры.

— Перейдем к делу, — сказал Маркхэм. — У вас, Вэнс, есть какая-то определенная идея. Что вы предполагаете? Допросить Сальветера?

— Именно так, — Вэнс кивнул с серьезным видом. — Этот тип подходит к картине. Его присутствие сейчас было бы вполне кстати.

Маркхэм сделал знак Хису. Тот встал и гаркнул:

— Хеннесси! Приведи ко мне вниз этого типа. У нас есть дело к нему.

Через несколько мгновений в комнату ввели Сальветера. Глаза его сверкали. Он стал прямо перед Вэнсом, засунув руки в карманы.

— Ну вот и я. Наручники у вас готовы?

— У вас избыток энергии, мистер Сальветер, — протянул Вэнс зевая. — Мы все устали от этого удручающего дела и не можем перенести таких боевых выходок. Что касается наручников, сержант Хис их отлично отполировал. Хотите вы их примерить.

— Может быть, — ответил Сальветер. — А что вы сказали миссис Блисс?

— Я дал ей одну из моих «Режи», — сказал Вэнс. — Эта молодая женщина с большим вкусом. Хотите вы тоже одну? У меня еще осталось две.

— Благодарю вас. Я курю «Денти».

— Случается вам опускать их кончики в опий?

— В опий? Нет. В чем дело?

— В этом доме как будто изобилие опия, знаете.

— Вот как.

— А вы этого не знали? Мы думали, что вы и мистер Скарлетт заведовали лекарствами.

Сальветер несколько мгновений молчал.

— Вам это сказала Мерит-Амен? — сказал он, наконец.

— А это правда?

— В некотором отношении; доктор Блисс…

— А как же насчет опия?

— О, в шкафу наверху всегда был опий. Почти целая жестянка.

— Была она недавно у вас в комнате?

— Нет… да… я…

— Очень благодарен. Мы сами выберем, какой ответ принять, не так ли?

— Кто сказал, что опий был в моей комнате?

— Это, право, не имеет значения, — сказал Вэнс, откидываясь на стуле. — Сейчас опия там нет. Скажите, мистер Сальветер, возвращались вы в малую столовую после того, как вы и миссис Блисс пошли наверх после кофе?

— Я не возвращался, то есть я не помню…

Вэнс встал и угрожающе подвинулся к нему.

— Не пытайтесь угадать, что нам сказала миссис Блисс. Если вы не будете отвечать на мои вопросы, я передам вас полиции, и Бог тогда да поможет вам! Мы хотим узнать истину, и нам нужны прямые ответы. Вернулись вы в малую столовую?

— Нет, не возвращался.

— Так уже лучше. А теперь, мистер Сальветер, мы зададим вам очень интимный вопрос. Влюблены вы в миссис Блисс?

— Я отказываюсь отвечать на это.

— Хорошо. Но вы бы не были огорчены сверх меры, если бы доктор Блисс отправился к праотцам?

Сальветер стиснул зубы и ничего не ответил.

— Я слышал, — сказал Вэнс, — что мистер Кайль оставил вам по завещанию большое состояние. Если бы доктор Блисс просил бы вас финансировать продолжение его раскопок в Египте, сделали бы вы это?

— Я настаивал бы на этом, если бы он даже меня не просил. То есть, — добавил он, — если бы это одобрила Мерит-Амен. Я не хотел бы действовать против ее желания.

— А! Так вы думаете, что она бы не одобрила?

Сальветер покачал головой.

— Нет, я думаю, что она сделала бы все, что захочет доктор.

— Послушная жена, не так ли?

— Она самая прямая, самая лояльная.

— Да, да. Можете избавить меня от этих прилагательных. Мне, однако, кажется, что она не особенно очарована своим выбором супруга.

— Если бы это и было так, — гневно ответил Сальветер, — она бы этого не показала.

— А что вы думаете о Хани? — спросил Вэнс.

— Он немое животное, но добрая душа, обожает миссис Блисс. — Сальветер вдруг широко раскрыл глаза. Боже мой, мистер Вэнс, вы же не думаете… Я понимаю куда вы клоните, но, но… Эти современные египтяне, все они одинаковы. Все они восточные псы. Нет представления о добре и зле. Суеверные черти. Но умеют быть преданными. Я спрашиваю себя…

— Так, мы все спрашиваем себя! Но вы знаете, что он очень близок с миссис Блисс. Он бы сделал для нее многое, мог бы даже рискнуть своей головой, если бы думал, что на карту поставлено ее счастье. Конечно, им нужно было бы руководить.

— Вы на ложном пути, — в глазах Сальветера появился жесткий блеск. — Никто не руководил Хани. Он вполне способен действовать сам.

— И наводить подозрение на других? — Вэнс посмотрел на него. — Я думаю, что простой феллах не додумался бы до того, чтобы бросить скарабея.

— Вы думаете? Вы не знаете этих людей. Египтяне были ловкими заговорщиками, когда северные народы еще жили на деревьях.

— Скверная антропология, — пробормотал Вэнс. — Кстати, мистер Сальветер, знаете ли вы кого-нибудь, кроме доктора Блисса, кто бы здесь пользовался карандашами Кохинур.

— Я не знал, что доктор их употребляет. — Сальветер сбросил пепел своей папиросы на ковер.

— Не случилось ли вам сегодня утром видеть доктора Блисса?

— Нет, когда я пришел к завтраку, Браш сказал мне, что он работает в кабинете.

— Заходили вы в музей сегодня утром перед тем, как отправились с вашим поручением в Городской музей?

— Да, — выпалил Сальветер. — Я обыкновенно каждое утро захожу в музей. Это у меня привычка. Моя обязанность проверить, не случилось ли чего ночью.

— В котором часу вы зашли в музей сегодня утром? — спросил Вэнс.

— Я вышел из дому скоро после девяти, — сказал Сальветер после недолгого колебания. — Когда я вышел на Пятое Авеню, я вдруг вспомнил, что не осматривал сегодня музея. Меня это стало беспокоить — может быть, потому, что вчера были получены новые экспонаты. Я вернулся домой, вошел при помощи своего ключа и спустился в музей.

— Около половины десятого?

— Наверное так.

— И никто не видел, как вы возвращались?

— Не думаю. Во всяком случае, я не видел никого.

Вэнс томно поглядел на него:

— Кончайте свою импровизацию; если не хотите, я ее закончу за вас.

— Вам не придется это делать. — Сальветер наклонился вперед на стуле. — Я расскажу вам все. Если это вас не удовлетворит, прикажите меня арестовать и проваливайтесь в тартарары.

— Сколько энергии! — сказал Вэнс, вздыхая. — Но к чему такие вульгарные выражения? Я полагаю, что вы видели вашего дядю перед тем, как окончательно покинули музей и отправились в город.

— Да, я видел его. — Глаза Сальветера сверкнули. — Ну, делайте из этого выводы.

— Право не могу, слишком утомительно. — Вэнс не смотрел на него. — Раз вы видели вашего дядю, вы должны были остаться в музее по крайней мере полчаса.

— Около того. Я заинтересовался одними папирусом, который мы привезли прошлой зимой, и старался разобрать некоторые слова. Там был иероглиф «Анкхет», и знак «Уас», и знак «Тема», которых я не мог перевести.

— Анкхет, Уас, Тема, — медленно повторил Вэнс. — А что же, Анкхет был с определяющим знаком, или без него?

— С определяющим знаком хвоста животного, — ответил Сальветер, хотя и не сразу.

— А как определялся Уас? Со свистящим «с» или с шипящим?

— Кажется, со свистящим, а «Тема» писалась с двойным цепом.

— Это весьма интересно. И пока вы занимались расшифровкой папируса, вошел ваш дядя?

— Да. Я сидел у маленького пюпитра перед обелиском, когда дядя Бен открыл дверь. Я слышал, что он говорит с Брашем, и встал, чтобы с ним поздороваться. Было довольно темно, и он увидел меня, только когда спустился в музей. Я знал, что он хочет осмотреть новый экспонат, и я удалился. Пошел в Городской музей…

— Дядя ваш казался в нормальном настроении, когда он пришел в музей?

— Довольно обычном. Может быть, немного сердитым. Он по утрам не бывает особенно приятен. Но это ничего не значило.

— Вы ушли из музея, как только с ним поздоровались?

— Сейчас же. Я не заметил, сколько времени провозился с папирусом, и поспешил уйти. Кроме того, я знал, что он пришел говорить с доктором Блиссом по очень важному делу, и не хотел им мешать.