— Гългар говорил, — сказал Фонси, — он письма ему посылал. Дракон должен был на закате дня весеннего равноденствия напасть на Уютный Дом. А орки в Ривенделл шли, чтобы на выходах из долины стать, и всех, кто от дракона побежит, перехватывать.

— Старая орчья уловка[55]... — нахмурился Гэндальф, — а как ты об этом узнал? И почему он прилетел не в Ривенделл, а в Гундабад?

— Мне Гългар рассказал, — Фонси присел на камень и обхватил ладонями голову, — он меня от клещовицы излечил и при себе держал, хотел меня ширским дурбагом назначить. А я...

— Что? — Гэндальф ободряюще положил руку хоббиту на плечо. Фонси вздохнул.

— Я взял золотую плашку, на которой было написано письмо дракону. И выцарапал напильником вместо «Грозный Смог» — «Грязный Снага», а «снага» — это такая у орков обидная кличка. Я думал, что Смог обидится и не полетит никуда, а он...

Фонси ещё крепче стиснул голову.

— Я не хотел, — еле слышно произнёс он, — не хотел.

Гэндальф наклонился к Фонси.

— Драгоценный мой Тук, — сказал волшебник, — я хорошо понимаю, почему ты огорчаешься. Но подумай о том, что ты спас не только Ривенделл — ты, скорее всего, спас и Шир...

— Я знаю, дядя Гэндальф, — пробормотал Фонси, — я знаю. Но всё равно... тётка Хавага никого не собиралась убивать, а она, наверное, тоже сгорела...

— Дядя Гэндальф, — спросила Белладонна, — а куда дракон полетел?

— Самое главное, дитя моё, чтобы не сюда, — ответил ей волшебник, — а судя по направлению, он полетел назад в своё логово, далеко на востоке отсюда.

Лилия присела рядом с Фонси на корточки и взяла его за руку, заставив перестать сжимать виски. Её тёплые ладони крепко сжали ладонь Фонси, и когда молодой хоббит встретился с ней взглядом, Лилия не отвела глаз. И только Фонси открыл рот, чтобы сказать Лилии, что он её любит и очень по ней соскучился, как Заливай громко залаял, и девушка беспокойно обернулась.

— Кто-то идёт, — сказала она.

Со стороны леса послышалось ржание пони.

— Кто это может быть? — спросил Фонси, поднимаясь на ноги. — Я думал, тут с лошадьми никого, кроме нас, нет.

— Кто идёт? — крикнул волшебник.

— Свои, вашество! — отозвался смутно знакомый голос. — Старейшина Вультуш ребят в разведку отправил, а я с ними махнул, олифан его жри!

— Гуго? — отвлеклась от своих раздумий Белладонна.

— Какой Гуго? — потряс головой Фонси.

Из леса на склон холма выехал на вороном пони крепкий хоббит, которого Фонси явно где-то видел. На северной заставе? Или, может быть, раньше...

Следом за ним быстрым шагом шли семеро вооружённых копьями риворов.

— Да Гуго Кучкорой же, — сказала Белладонна, — помнишь, который ухаживал за Герберой Тук, дочкой Лонго? Ты сам попросил Грима, чтобы тот позаботился о нём и о Гербере. А Грим сказал мне, и я позвала Герберу к себе в горничные, а когда мы решили тебя искать, они оба пошли с нами.

— А Лонго ты заодно не прихватила? — присвистнул Фонси. — А Бунго Бэггинса?

Лилия вдруг хихикнула.

— Нет, только Шенти Северян-Тука, — прикусив губу, чтобы не рассмеяться в голос, сказала она.

Белладонна возмущённо развернулась и уперла руки в бока, сурово наклонив лоб.

— Вот уж кого я точно с нами не звала!.. — начала было она, но тут Гуго и риворы уже приблизились, и Гуго соскочил с пони. Он подошёл к хоббитам и Гэндальфу, а риворы остались стоять кучкой чуть поодаль.

— Вашество, — поздоровался он с Гэндальфом, — госпожа Тук, госпожа Чистолап.

Стригаль посмотрел на Фонси и широко, приветливо улыбнулся.

— Э, господин Тук! — сказал Гуго, качая лохматой головой. — Ну, ты нас и погонял по этой, олифан её жри, Глухомани. Хорошо ещё, что живой остался, не сгинул.

— Я и сам так думаю, — ответил Фонси и протянул Гуго руку.

— А где Гербера? — сдвинув брови, спросила Лилия. — Ты её оставил одну?

Гуго выпустил руку Фонси и вежливо кивнул Лилии.

— Так она, госпожа Чистолап, и сама не поехала, олифан... — метнув на Лилию опасливый взгляд, про олифана Гуго решил не договаривать, — у неё уже подружки из местных появились. Ничего с ней, Герберой, не сделается, честное слово...

— Мы хотели бы перемолвиться с тобой парой слов, Ветайрих, — сказал подошедший Хизмай, — но только с тобой.

Фонси оглянулся на Гэндальфа, Белладонну и Лилию, пожал плечами и подошёл туда, где стояли, опираясь на копья, риворы.

— Ветайрих, — обратился к Фонси незнакомый высокий ривор, и прежде чем Фонси успел сказать, что он не Ветер, продолжил, — хоббиты послали нас узнать, не будет ли у тебя для них каких-либо повелений.

— Что прикажет могучий богатырь? — добавил ещё один ривор, про которого Фонси смутно вспомнилось, что он, вроде бы, внук старика Амая.

Фонси вздохнул.

Риворы стояли перед ним полукругом, напряжённо ожидая ответа. Хизмай зачем-то оглянулся на соплеменников.

— Ветерих Ток, — сказал Фонси, — передаёт достопочтенным риворширским хоббитам привет и поклон. Ветерих Ток покинул Средиземье и отправился в царство мёртвых, как и положено старинному богатырю.

— Но, Ветайрих... — начал было Торизмуш, но Фонси перебил его.

— Я не Ветерих! Я не водил в бой лучников, но я в одиночку прошёл от Пустограда до страны холмов. Я не прогонял ангмарцев из Шира, но я освободил невольников из обоза. Я не резал голов большецам, но я обыграл в загадки старика Хийси! Я — Хильдифонс Тук из Тукборо, строитель и землекоп!

Фонси перевёл дыхание. Тогда, на уступе под откосом, он чуть не позволил Ветеру задавить себя и теперь, отводя душу, почти кричал, надвигаясь на семерых вооружённых риворов, которые так полукругом и отступали перед ним.

Он широко расправил плечи и выпрямил спину, и упрямо, по-туковски, набычил лоб. Каждый из риворов был выше его на полголовы, но сейчас ширский хоббит казался рослее их.

— Нету больше Ветериха, и каждый, кто скажет, что он Ветерих, будет обманщиком и самозванцем! А я — Хильдифонс! Фонси! Хоньша, по-северному! Понимаете?! Я не герой и не убийца, я люблю копать норы, и рассказывать смешные сказки, и петь песни, и вкусно есть! А больше всего на свете я люблю вон ту девушку, Лилию! Поняли?! А хоббитам вашим передайте, чтобы они не искали больше Ветериха, а управлялись бы сами, как и раньше. И никого не спрашивали!

Послышался топот, и между Фонси и риворами неожиданно вырос Заливай. Могучий ку-шет ощетинился и зарычал на риворов.

— Всё хорошо, Заливай, — Фонси потрепал пса по холке, успокаивая. — Это свои. Свои.

— Ветайриха боятся собаки, — кивнул Амаев внук, — это Хильдейфонс.

— Дай я тебя обниму, Хильдейфонс! — воскликнул Хунрай, бросая наземь копьё.

— А что тут произошло? — спросил другой незнакомый ривор, указывая в сторону обрыва. — Тут же раньше большая глыба лежала.

— Я под неё подкоп сделал, — сказал Фонси, освобождаясь от объятий Хунрая и Хизмая, которые всё ещё хлопали его по плечам, — и она упала.

— А предупредить эльфов в Ривенделле? — спросил Торизмуш. — Ты ведь собирался...

— Уже не надо, — вздохнул Фонси, — уже незачем.

— Землекоп... — уважительно покивал головой внук Амая.Землекоп, — согласился с ним Хунрай.

— Меня всё ещё примут как гостя в Кинейсмиле? — спросил Фонси. — Даже если со мной не будет Ветера?

— Ты, Хильдейфонс, всегда желанный гость в Кинейсмиле, — сказал Торизмуш.

— И в Сарнисмиле тоже, — добавил незнакомый ривор.

— Тогда вы идите, — сказал Фонси, указывая туда, где Гуго помогал Гэндальфу закинуть чересседельные сумки на спину серого пони, а Белладонна снимала тетиву с лука, — а мне нужно ещё кое с кем поговорить.

Хоббит развернулся и быстрыми шагами направился туда, где стояла, беспокойно смотря на него, Лилия. В голове стучала кровь — не то от беседы с риворами, не то от снявшего усталость эльфийского мёда.

Фонси остановился напротив Лилии, и на этот раз она встретила его взгляд прямо, сверкнула сталью — в этом освещении её глаза казались почти серыми.