— Дядя Гэндальф, — спросил Фонси, дождавшись, пока девушка отойдёт, — а Лилия что, пешком пришла?
— Лилия на Заливае приехала, — сказал Гэндальф, — ты разве не видел?
— Как Лутиэн! — восхищённо сказал Фонси, смотря девушке вслед.
— Именно так, — согласился Гэндальф, — и на дерево в Раздорожье она залезла тоже, как Лутиэн. Так вот и рассказывай в Шире старые сказки — непременно найдётся какой-нибудь такой Тук и махнёт искать неведомо чего.
— А что она делала на дереве?
— Сидела и не слезала, — Гэндальф вытащил из сумки небольшой котелок, — а я оказался виноват. Живи в Шире не хоббиты, а народ повспыльчивее, боюсь, надавали бы мне по шее. И за твой уход мне тоже попенять не забыли. Дескать, сказок наслушался.
— Так я же и наслушался, дядя Гэндальф, — улыбнулся Фонси, — я хотел сильмарилы...
— Да, мы это поняли, — кивнул Гэндальф, — особенно когда узнали, что ты попросил у гномов нож по железу. И спрашивал у Элрохира, не родня ли ему Тингол.
— Я думал, что если родня, так он, наверное, сильмарил себе взять захочет.
— Ты думал? — седые брови старого волшебника взлетели вверх, как крылья большой белой совы. — Ты, Хильдифонс Тук, думал? Вот уж где сказка-то!
Совсем неподалёку фыркнула Репка, и Фонси вздрогнул, не увидев рядом с лошадкой её хозяйки.
— Белладонна! Где Белладонна?
Гэндальф схватил свой посох.
Фонси обвёл пустошь пристальным взглядом. Белладонна сидела на камне возле трупов Кончага и Кзага, подперев голову руками и глядя в одну точку.
Фонси подбежал к сестре и обнял её за плечи.
— Что с тобой, сестрёнка?
Белладонна молчала. Фонси зашёл так, чтобы закрыть собой тела орков от взгляда сестры, и присел перед ней на корточки.
— Белладонна. Что с тобой?
— Можно, мы их похороним? — хриплым шёпотом попросила девушка. — У меня есть лопата с собой. Можно, мы их закопаем?
— Закопаем, — согласился Фонси, — конечно. У меня тоже есть лопата.
— Ты можешь копать? — спросила Белладонна.
— Могу, — кивнул Фонси, — а ты не смотри на них, не надо. Пойдём, сходим за лопатами.
Гэндальф шагнул навстречу Тукам и хотел что-то сказать, но Фонси закрыл Белладонну собой и поднял остерегающе ладонь. Гэндальф хмыкнул, дунул в ус, усмехнулся и отправился к лесу помогать Лилии нести хворост.
Для могилы Кзагу и Кончагу Фонси выбрал место у края обрыва, где раньше лежал большой валун, скатившийся среди прочих в пропасть. Под ним земля была достаточно мягкая для того, чтобы копать.
— Я никогда не убивала никого, — сказала Белладонна, стряхивая землю с лопаты, — я даже охотиться начала только здесь, в Глухомани. Но никого, кто умеет говорить...
— Ты мне жизнь спасла, сестра. Они меня живьём на куски разрезать хотели.
— Я знаю, что спасла. Только мне всё равно плохо. Ты не знаешь, у этого...
— Кзага?
— Да, Кзага. У него были дети? Мама? Жена?
— Про маму не знаю, и про детей тоже. Он говорил, что у него есть орчицы в Гундабаде и в Кардуне, но жёны они были или нет, я не знаю.
— А ты с ним разговаривал? Ты его знал?
— Я их обоих знал. Они меня в Кардуне спасли от грабителей и забрали в Гундабад. Мы с ними даже ладили. Помогали друг другу в дороге.
Белладонна застыла на месте, не донеся лопату до земли. Лицо её так стремительно побледнело, что Фонси даже испугался, что она сейчас лишится чувств.
— Ты что, сестрёнка?
— Так они что, не хотели убивать тебя?
— Да нет, что ты. Хотели, ещё как, и убили бы непременно. Ещё бы и помучили перед тем, как убивать. Кзаг и Кончаг были самые страшные головорезы на всём севере, я даже представить себе не могу, сколько у них убитых на совести, и сколько ещё было бы. Ты не только меня спасла, Белладонна. Ты спасла ещё много людей. И орков тоже.
Белладонна часто заморгала, чтобы прогнать выступившие слёзы, благодарно кивнула Фонси и снова принялась копать.
Какое-то время брат с сестрой работали молча, и Фонси вспоминал, как странно и страшно было путешествовать в обществе двух орков.
— Скажи мне, Белладонна, а ты знаешь, что такое ядовитая красавка?
Белладонна перестала копать и на мгновение задумалась, опершись на лопату.
— Кустарник такой, с ядовитыми ягодами, по-эльфийски бэйнбренниль. Растёт у воды и там, где в почве известняка много. В Белых Холмах в Шире, например. А ещё так меня называет... один мой знакомый... — лицо девушки чуть порозовело.
— Как?
— Бэйнбренниль, — улыбнулась Белладонна, — так моё имя переводится на эльфийский. А почему вдруг ты спросил?
— А Кзагу, — Фонси указал за плечо большим пальцем, — один старый колдун смерть предсказал от ядовитой красавки. Он всё отравы боялся.
— Ох... — Белладонна снова принялась за работу, — значит, это судьба была у него такая?
— Значит, судьба, — кивнул Фонси, — если бы не судьба, ты бы его одной стрелой наповал не уложила.
— Фонси, — спросила девушка после ещё нескольких взмахов лопаты, — а этот, другой, который...Кончаг?
— Да. Который пониже. Почему он не убежал? Почему он сам себя зарезал?
— Орки, — подумав, сказал Фонси, — плохо умеют переживать радость и горе. Если у них сильное какое-то чувство, им нужна боль.[54] Чужая или своя. Вот Кончаг вместо того, чтобы расплакаться, нож в себя и всадил.
Белладонна судорожно вздохнула и закрыла глаза.
— Фонси, — сказала она, помолчав, — а когда ты ел последний раз?
— Ой, я и не помню, — ответил Фонси, — но кажется, что очень давно.Тогда, может быть, этой глубины хватит?
— Хватит, я думаю, — сказал Фонси, посмотрев на получившуюся у них яму, — места им тут будет достаточно. Я сейчас позову дядю Гэндальфа, мы с ним их сюда перенесём. Не надо тебе на них лишний раз смотреть. А там уже вон костерок развели.
...Над походным котелком поднимался пар. Лилия достала из сумки несколько чёрствых лепёшек и мешочек с орехами. Когда она передавала половину разломленной лепёшки Фонси, тот взял её за руку и отпустил не сразу. Девушка не стала отнимать руку, лишь взглянула на Фонси строго и укоризненно, как смотрела когда-то давно, в самом начале их знакомства.
— Лепёшки из Карн Дума, — сказал Гэндальф, оглаживая бороду, — орехи из Быкосмила, а вот чай мы сберегли. Чай из самого Шира, только это последний.
Он протянул Фонси тонкую деревянную чашку, Фонси зачерпнул из котелка и вдохнул хорошо знакомый, родной запах крепкого чая.
— Мммм, как я давно чая не пил, — сказал хоббит и посмотрел на Лилию. Та улыбнулась и отвела глаза.
— Фонси, — спросила вдруг Белладонна, — а Гундабад отсюда видно?
— Должно быть видно, — Фонси на мгновение задумался, вспоминая свои прогулки по волшебному шару, — да, вон там, на северо-востоке отсюда. Вон, смотри, откуда дым поднимается...
— Дым? — спросил Гэндальф и поднялся на ноги.
Над виднеющейся вдалеке вершиной горы Гундабад тонкой струйкой вился дым.
— Странно, — сказал волшебник, — когда мы проходили мимо Гундабада, плавильни ещё не работали.
— Это дым не из плавилен, а оттуда, где должна быть башня Гългара... — бледнея, произнёс Фонси, — она выдаётся... выдавалась наружу из горы.
— Смотрите! — воскликнула Белладонна, указывая рукой куда-то чуть левее вершины Гундабада.
Какая-то птица описывала над горой медленные круги, то взлетая кверху, то ныряя вниз, подобно большой ласточке. Очень большой ласточке. Фонси попытался представить, каких размеров должна быть эта птица — и не поверил сам себе.
— Что это? — спросила Лилия.
— Гм. Хгхм, — прокашлялся Гэндальф, — мне кажется, что это... дракон.
— Дракон? — Белладонна даже подпрыгнула.
— Дракон, — кивнул Фонси, — это дракон Смог, союзник Гългара...
— Смог? — волшебник развернулся к Фонси и опустился на одно колено, чтобы быть с хоббитом вровень. — Откуда ты знаешь?
