— Лучше на куски, — кивнул Кзаг и поиграл перед собой кнутом.

Фонси быстро оглянулся — до обрыва совсем недалеко. Отбросив лопату, он присел и подобрал с земли несколько камней.

— Давай лучше нож в пузо, — крикнул он, швыряя камень в голову Кзага, — быстрее и проще!

Кзаг шатнулся в сторону, и камень пролетел мимо. Зато следующий угодил ему по руке и заставил уронить кнут. Пока орк наклонялся за кнутом, Фонси кинул ещё один камень в Кончага, промахнулся и бросился бежать к лесу.

Но далеко он не убежал — поскользнулся на траве и упал, и покатился вниз по пологому склону, и с разгона наскочил на какую-то кочку. Попытался встать, но измотанное ночной пробежкой Ветера и землеройной работой Фонси тело отказалось слушаться.

Орки подоспели почти сразу, зашли с двух сторон, преграждая Фонси дорогу к лесу — знали или догадывались, что в лесу хоббит от них уйдёт легко. Хватать Фонси они не стали — хотели, видно, погонять его кнутом по склону. «Ладно», — подумал Фонси, — «хоть эту забаву я им да испорчу».

— Вставай, — Кзаг щёлкнул подобранным кнутом над головой хоббита. — Вставай, побегаешь перед смертью. А то я тебя прямо так, кнутом, на куски рвать начну.

— Встану, — сказал Фонси, с трудом поднимаясь на ноги и вытаскивая из ножен чудом не потерянный нож, — но бежать больше не буду. Этот нож, — он ткнул ножом в сторону Кзага, — гномами выкован на орчью погибель. Вызываю тебя, Кзаг, на поединок, по кардунскому обычаю!

— У дружка своего поединщика ума набрался? — спросил Кзаг. — Ну что, по кардунским правилам я оружие выбираю, вот этот кнут.

Кнут свистнул в воздухе, пребольно стегнул Фонси по запястью и туго обмотался вокруг него. Кзаг рванул кнут на себя, и Фонси, роняя нож, пролетел вперёд и упал к ногам орка.

— Я победил, — сказал высокий орк и поставил ногу Фонси на грудь.Держи его, Кзаг, — прогудел Кончаг, — раз он бегать не хочет. А я буду резать.

Донёсшийся со стороны леса топот копыт заставил Кзага оглянуться и перенести вес на другую ногу. Фонси воспользовался этим и выскользнул из-под ноги орка.

В воздухе свистнула стрела. Кзаг зарычал и дёрнулся в сторону, пригибаясь, но ещё одна стрела вонзилась ему в шею.

— Кзаг! — закричал Кончаг и побежал не то к упавшему другу, не то к Фонси.

Фонси освободил запястье от кнута и пополз в сторону леса, не тратя времени на то, чтобы посмотреть, кто это стрелял.

— Береги, Заливай! Береги! береги! — раздался звонкий и очень знакомый женский голос, и Фонси, подняв голову, увидел бегущую прямо на него огромную собаку. Одним прыжком пёс перескочил через хоббита и встал между ним и Кончагом, свирепо рыча.

Фонси поднялся на ноги и увидел стоящую рядом с рыжим пони девушку в широком походном наряде. Её мелко вьющиеся волосы были собраны на затылке в толстый пучок. В руках девушка держала натянутый лук.

Хоббит обернулся. Кончаг стоял неподвижно, приземисто сгорбившись, словно для рукопашной драки; нож опасно блестел в его руке. Напротив него на широко расставленных напряжённых лапах стоял грозно ощетинившийся Заливай, скаля свои страшные зубы.

Орк смотрел то на Заливая, то на Фонси, то на лежащего тут же мёртвого Кзага, то на молодую лучницу.

— Уходи, Кончаг, — сказал Фонси, — возвращайся домой. Хватит смертей, Кончаг. Моя сестра не станет тебе в спину стрелять.

Кончаг пожал плечами.

— Ты победил, Хоньша, — ободрил он хоббита, — а идти мне некуда. Где Кзаг, там и я буду. Хорошо я жил, Хоньша, хорошо и помру. Иэ-хэй, харри-хэй!

Кончаг опустил руку с ножом и одним движением загнал его себе под нагрудник; глаза орка расширились, лицо стремительно побледнело, сделалось светло-серым, как пепел старого костра. Кончаг взялся за рукоять ножа и пошевелил его в себе, не издавая при этом ни звука. Постояв так, орк опустился на колени, а потом лёг на землю, как будто собирался спать. Лужа крови медленно расползлась под ним, он улыбнулся во весь свой клыкастый рот и испустил дух.

— Живой, — выдохнула Белладонна, подбегая к Фонси, — и вроде целый. Целый?

— Целый, — ответил Фонси, — даже сам удивляюсь. Но как... откуда...

Белладонна огляделась по сторонам.

— Кроме этих двоих тут больше никого нет?

— Нет, — сказал Фонси, — остальные все внизу, под камнями.

Он покачнулся и ухватился за ошейник Заливая, чтобы не упасть. Заливай гавкнул и лизнул хоббита в нос.

А со стороны леса шла, держа в руке поводок Заливая, Лилия Чистолап. Самая чудесная девушка в Шире и на всём белом свете, самая красивая, любимая и синеглазая, появилась вдруг на самом краю Глухомани. И стало хорошо и страшно — а вдруг это не она? Вдруг она не настоящая?

Фонси шагнул было к Лилии, чтобы обнять, поцеловать, убедиться в том, что она и правда здесь, и не видеть больше ничего, кроме её глаз, синих, как ширское небо, но что-то остановило его.

Впервые в жизни Лилия смотрела на Фонси настороженно и опасливо, и хоббит решил, что кидаться к ней с поцелуями сейчас не надо. Он прерывисто вздохнул и вежливо поклонился Лилии. Взгляд девушки смягчился, она кивнула в ответ, и Фонси понял, что поступил правильно.

— Ты точно цел? — Белладонна взяла его за плечи и подвигала их туда-сюда. — А ну-ка вдохни глубоко-глубоко. Ничего не болит?

— Всё болит, — Фонси вдруг понял, что не может удержаться от смеха, — вдыхаю — болит, и выдыхаю — болит.

Белладонна вдруг показалась ему большой-пребольшой, а потом в глазах у Фонси потемнело, и ноги перестали слушаться.

— Дядя Гэндальф, — услышал он обеспокоенный голос сестры, — дядя Гэндальф!

...Пахло мёдом, и цветущим широким лугом, и вересковым элем из корчмы в Северной Доле, и сразу всеми пряностями, как в тот раз, когда Фонси опрокинул матушкин заветный сундучок, и ещё чем-то знакомым и незнакомым. Хоббит открыл глаза и увидел волшебную синеву глаз своей любимой.

— Сделай глоток, — велела Лилия, и Фонси почувствовал возле губ горло баклажки, из которого и исходил чудный запах. Лилия чуть наклонила баклажку, и Фонси послушно отпил из неё. Это был точно глоток лета. Забилось сердце, и тепло разлилось по телу, в голове начало проясняться, и тупая боль во всех мышцах утихла.

— Хорошо... — не отрывая глаз от лица Лилии, проговорил Фонси, — как хорошо...

Он понял, что лежит на подстеленном плаще, и что Белладонна поддерживает ему голову, а Лилия сидит рядом и держит его за руку. Но на его пожатие она не ответила, а забрала руку и поднялась на ноги.

Над Фонси возникла длинная седая борода, из-за которой виднелся внушительный нос и прищуренные глаза старого волшебника.

— Поднимайся, путешественник! — Гэндальф протянул Фонси руку. — Можешь стоять?

— Могу, дядя Гэндальф, — удивлённо ответил хоббит, встав на ноги и обнаружив, что стоит твёрдо и падать не собирается, — что это за напиток такой чудесный?

— Эльфийский мёд, — охотно ответил Гэндальф, — его готовят в Ривенделле.

Фонси встряхнулся, чувствуя, как проясняется в голове. Без сознания он пролежал, похоже, недолго — солнце было примерно там же, где он видел его последний раз. На пустоши было спокойно и мирно, и только фырканье лошадей нарушало тишину.

К Фонси подбежал Заливай и лизнул его в подбородок, где осталась капелька мёда.

— Заливай, фу! — оттолкнул хоббит собаку. — Дядя Гэндальф, а его-то вы откуда взяли? И откуда вы здесь вообще взялись?

— Это, беспокойный ты Тук, долгая история, — ответил Гэндальф, — сейчас мы разведём костерок и перекусим перед обратной дорогой, тогда и расскажу.

— Белладонна, дитя моё, — позвал волшебник. — Репку бы надо стреножить!

— Сейчас, дядя Гэндальф, — отозвалась Белладонна и побежала ловить пони, убредшего вверх по склону в поисках травы.

Гэндальф свистом подозвал свою лошадь и начал рыться в чересседельной сумке.

— Я схожу принесу хвороста, — сказала Лилия и пошла в сторону леса. Фонси двинулся было за ней, но Лилия снова взглянула на него со страхом, и он остался возле волшебника.