— У меня и так швы чуть не разошлись, — проворчал я, хотя вдруг ощутил желание подняться и побежать следом за Леной. От нее исходила сумасшедшая энергетика. При желании Лена могла бы и мертвого поднять, чтобы пуститься с ним на поиски приключений.

Ладонь ее была теплой и мягкой. Лена крепче сжала мои пальцы и подмигнула.

— Давай же, — скорее потребовала, чем попросила она, — ты не разочаруешься, честное слово!

— И что тебе от меня надо?

— Нравишься ты мне, — отозвалась Лена.

Я поднялся, ощутив болезненное покалывание в пояснице. Снова темнело, как и вчера. Странное ощущение повторяющейся нереальности вновь окутало прозрачным одеялом. Старик на койке громко сопел и разглядывал трещины на потолке. Совершенно рефлекторно, не придавая значения своим действиям, я взял с тумбочки футляр с фотоаппаратом и перекинул ремешок через плечо. В этот момент меня посетило странное чувство целостности. Словно до этого я был одноруким или одноногим калекой, а сейчас вдруг отрастил недостающую часть тела и выздоровел. В прямом смысле выздоровел.

— Умница! — шепнула Лена. В уголке ее губ дымилась тонкая сигарета. Я и не заметил, когда она успела закурить. Дымок вился вокруг витиеватыми узорами.

Мы взялись за руки, и вышли в коридор. Вечерние звуки больницы вызвали ностальгию. Коридор, тонувший в мутной желтизне ламп, был пуст.

— Нам туда, — заговорила Лена шепотом и повела меня в сторону лестничного пролета. Мы жались к шершавой стене и старались не шуметь. Лена пускала дым тонкой резкой струйкой в потолок и тут же затягивалась вновь. Мы подошли к лестнице, Лена обернулась и прижала палец к губам. Она так картинно хмурила брови, словно изображала на театральной сцене какую-нибудь разгневанную госпожу. Знаками приказав мне оставаться на месте, она глубоко затянулась, выпустила дым, разогнала его несколькими резкими взмахами руки. После этого подошла к перилам и, свесившись, посмотрела вниз. Лицо ее изменилось. Она в панике замахала руками и кинулась бежать мимо меня по коридору. В самый последний момент она зацепила рукой меня, растерявшегося, и потащила следом, возбужденным шепотом дырявя мне ухо:

— Волки! Там волки! Целая стая! Голодные, идут за своей жертвой! У них острые клыки-авторучки и кассетные диктофоны, на которые они будут наматывать твои кишки! Нужно срочно спрятаться где-нибудь! Срочно, пока они не поднялись! А то утопят в вопросах! Давай! А, сюда! Пойдет!

Она толкнула плечом одну из дверей в какую-то палату, и мы влетели в серый вечерний полумрак. Лена закрыла дверь и застыла, тяжело дыша.

На тумбочке возле окна стояла настольная лампа, освещающая легким золотистым светом испуганное старушечье лицо. Лицо, кажется, состояло из сплошной сетки морщин и теней. Особенно четко выделялись на фоне желтой кожи огромные круглые очки в толстой оправе и огромные же глаза за ними.

Лена несколько секунд внимательно разглядывала старушку. Потом сказала:

— Так вот, Фил, я хотела рассказать тебе, почему меня уже два года преследуют неудачи.

— Почему же? — спросил я, не отрывая взгляда от старушки. Она была плотно завернута в одеяло, словно начинка в блинчик, на поверхности покоилась лишь голова и миниатюрные ручонки, сжимающие газету.

— Все дело в несчастной любви и зависти, — сказала Лена. Она тоже смотрела на старушку.

В секундной тишине я услышал громкий перестук шагов по коридору.

— Два с половиной года назад я устроилась работать в цирк, — продолжила Лена полушепотом, — работа была не пыльная и интересная. Я корректировала гастроли. Цирк был частным, принадлежал паре стариканов-фокусников, которые на старости лет решили открыть свое дело, чтоб не скучать и заработать кое-какие деньги. Начали они с Владивостока, там набрали труппу, оформили все документы и выдвинулись с гастролями по нашей необъятной Родине. Стариканы-фокусники не раз говорили, что их мечта — умереть в пути, в одной постели, взявшись за руки. Такая вот милая мечта, к которой они усиленно стремились и, кажется, стремятся до сих пор.

Лена посмотрела на старушку, вытащила из кармана халата пачку сигарет и закурила. Приоткрыла дверь, выглянула наружу и сделала мне знак, что можно выходить.

Я чувствовал себя пятиклассником, играющим с друзьями в войнушку. Не хватало только пластмассового пистолета в руках. Мы, полусогнувшись, бесшумно, прижимаясь к стене, пробежали к лестнице, выскочили на лестничную площадку и начали торопливо спускаться вниз.

— Конечно, стариканы-фокусники подстраховались, — бросила негромко через плечо Лена, — с ними ездил их сын, Вениамин, который, в случае чего, мог продолжить дело. А устроилась я на работу с помощью укротителя тигров. Он любил выпить, и каждый вечер забегал в кафе, неподалеку от того места, где расположился цирк. А я работала в кафе официанткой. В вечернюю смену. Ужасная работа, если нет перспектив. Впрочем, как переходная ступенька между студенческой юностью и серьезными запросами в будущем, вполне подходит.

Мы спустились на первый этаж, а потом еще ниже, к подвальной двери под лестницей. Лена прижала палец к губам. Я застыл вместе с ней в темноте. Вокруг воняло мочой и лекарствами. На двери висел большой покрытый ржавчиной замок, который с виду казался единым целым с дверью.

Где-то наверху слышался разборчивый топот. Кто-то торопливо спускался по ступенькам.

— Волки! — шепнула Лена в ухо, — как думаешь, они охотятся или развлекаются?

— Журналисты?

— Они теперь волки. С наступлением ночи, мой дорогой, они уже никакие не журналисты. Я бы назвала их акулами, но акулы, черт побери, не живут на суше.

— И что мы будем делать?

— Нам туда, — Лена указала на дверь в подвал.

— Каким образом?

— Ты невыносим! — шепнула Лена. Полумрак очертил ее тонкое лицо и выделил белки глаз, — у меня есть ключ!

— Откуда?

— Днем я провела разведку боем. Проще говоря, спустилась в регистратуру, мило поболтала с вахтершей и стащила ключ. Вахтерша оказалась забавной. Она вяжет носки внукам.

Шаги над головой приближались. Вдруг показалось, что это не шаги вовсе, а цоканье когтей по бетону. Неужели, волки? Настоящие оборотни? На затылке зашевелились волосы, а страх неожиданной цепкой хваткой сдавил сердце и легкие. Стало трудно дышать. Но ведь бред, бред же! Не может такого быть. Но в этот момент я вдруг с особенной ясностью осознал, что очень хочу, чтобы Лена поторопилась и открыла, наконец, дверь в подвал.

Замок издал громкий спасительный щелчок.

— Помоги мне, — прошептала Лена.

Я толкнул тяжелую дверь, и она распахнулась, выпуская затхлый холодный воздух, пропитавшийся влагой и пылью. Если предположить, что по лестнице спускались оборотни, то в кромешной темноте подвала определенно скрывались монстры куда хуже. Липкие, склизкие твари. Мохнатые желтоглазые уроды, покрытые твердым хитином или острыми шипами хищники.

— Ты уверена? — осторожно спросил я.

— Не дури. Это лучше, чем попасть в лапы к журналюгам, — ответила Лена.

— Ты шутишь?

— Я совершенно серьезно.

— Но там же ни черта не видно!

— У тебя есть подсветка на фотоаппарате.

— Откуда ты знаешь?

— Не в каменном веке родилась. Не тяни время, Фил. Если журналисты тебя настигнут, они уже не выпустят. А прошлое сведет тебя в могилу. Ты еще не готов к встрече с ним. Вытаскивай фотоаппарат.

Пока я возился с сумкой, Лена скрылась в темноте. Я видел только светящийся кончик сигареты, когда она оборачивалась. Шаги над головой все приближались в бесконечном топоте множества ног.

— Заходи сюда, пока нас не обнаружили, — шепнула Лена, протягивая из темноты руку.

Я выудил фотоаппарат и включил подсветку. Тонкого лучика света едва хватало, чтобы осветить путь на метр-полтора. С мыслью о том, что все происходящее вокруг — какое-то нереальное безумство, я шагнул в темноту, в пропитанный сыростью воздух. Дверь за мной закрылась, и стало немыслимо темно. Луч света задыхался в этой темноте, давящей со всех сторон, словно многотонный пресс. Мне стало трудно дышать, и я ощутил, как на висках выступает пот. Боль в пояснице усилилась, но было уже поздно думать о расходящихся швах. И как я позволил затащить себя сюда?