И где-то в глубине души у вас появится желание стать таким, как я.

Я резко просыпаюсь, жадно хватая воздух ртом. Мечущиеся на потолке языки пламени исчезают. В комнате тихо и темно. Я вытираю пот с глаз краем своего стеганого ватного одеяла и стряхиваю с себя остатки столь знакомого мне кошмара, в котором кое-что, однако, поменялось: на этот раз человеком, лежавшим на кровати, была не я. На этот раз человек, лежавший на кровати, был красивее, умнее и смелее меня. На этот раз человеком, лежавшим на кровати, была Марта.

Моя сестра вдруг появилась вместо меня в этом кошмаре, в котором я едва не сгораю заживо, однако она, в отличие от меня, не побежала к окну. Она делает вдох и позволяет языкам пламени ухватиться за одеяло, потом они начинают лизать ее саму и постепенно охватывают всю ее целиком.

Я уверена, что не смогу снова заснуть. У меня это никогда не получается. Я стала ложиться спать рано — во всяком случае, рано для меня (обычно в десять часов), — поскольку я знаю, что где-то между двумя часами ночи и четырьмя часами утра мне приснится, что меня охватывает пламя, я проснусь и уже не смогу больше заснуть.

Поэтому я начинаю готовить себе кофе и включаю свой лэптоп.[4] Электронные письма со срочными новостями приходят в любое время суток, и поэтому у меня их уже накопилось достаточно много для того, чтобы мне было чем заняться.

Я напрасно взяла зеркальце и смотрю на свое отражение. Не очень симпатичное отражение. Первые седые волосинки в прядях, но я слишком упрямая, чтобы покрасить волосы, и слишком гордая, чтобы взять на вооружение ответ современных технологий на проблему старения женщины, который заключается во всестороннем изменении самой себя и в сокрытии своих недостатков. Я наношу лишь минимальный макияж, расчесываюсь и полагаю, что этого вполне достаточно. Никаких кремов от морщин, крашеных волос и улучшающих форму груди бюстгальтеров. Наверное, я могу произвести на кого-то сильное впечатление таким подходом к внешности, да? Может быть, но пока еще не выстраивается очередь желающих выразить мне восхищение.

«Твой самый злостный враг — это ты, — всегда говорила мне Марта. — Никому нет необходимости изводить тебя, потому что ты делаешь это сама». Марта во многих отношениях была моей прямой противоположностью. Она любила развлекаться, а я — размышлять о чем-нибудь серьезном. Она была обаятельной и эффектной, а я — невзрачной. Она выкрикивала на стадионе речовки и громко аплодировала футбольной[5] команде, а я принимала участие в акции протеста, проводимой возле скотобойни за пределами города организацией «Люди за этичное обращение с животными». Она ходила по пятницам на шумные многолюдные вечеринки, а я в это время читала классическую литературу или какую-нибудь книгу по статистике.

Она была на два дюйма ниже меня, ее волосы были темнее и шелковистее моих. И она носила бюстгальтер с чашечками на размер больше, чем у меня. Как две девушки, родившиеся с интервалом в восемь минут, могут стать такими разными? Это вызывало всеобщее недоумение.

«Черт побери, а я скучаю по тебе, девочка моя», — говорю я вслух, хотя в кухне я одна.

Эту фразу я вообще-то переняла у нее. Она всегда произносила ее при наших беседах по телефону (это была ее коронная фраза в конце разговора), когда мы находились в противоположных частях страны во время учебы в колледже, а также после того, как она стала учиться в аспирантуре в Аризоне, а я — по никому не понятной причине — устроилась на работу в Федеральное бюро расследований.

Я все еще помню ее реакцию на новость о том, что я поступаю на работу в ФБР. На ее лице появилось выражение удивления и замешательства, как будто ей показалось, что она что-то неправильно поняла. Участница протестов левых политических сил устраивается на работу в такую организацию? Вот это да! Однако высказалась она по данному поводу довольно сдержанно. «Если ты благодаря этому чувствуешь себя счастливой, то и я тоже чувствую себя счастливой». О чем она частенько упоминала в разговорах со мной, так это о счастье. «Просто будь счастливой, Эм. Ты счастлива? Это вполне нормально — хотеть быть счастливой».

Кофе готов. Я иду с кружкой во вторую спальню и начинаю рыскать по нужным мне веб-сайтам и проверять электронную почту. Ничего из того, что я вижу, не заставляет мои волосы встать дыбом. Пожар в доме на одну семью в городе Пало-Альто, без жертв. Пожар в комплексе социального жилья в Детройте, вроде бы погибло несколько человек. Пожар на химическом заводе в пригороде Далласа. Нет, это все не то.

А вот это сообщение может представлять для меня интерес. Пожар, случившийся лишь несколько часов назад в городке Лайл, штат Иллинойс. Отдельно стоящий городской одноквартирный дом. Одна жертва.

Ее зовут Джоэль Свэнсон.

Вот он, следующий день. Это ощущение совсем не похоже на то, что испытываешь при похмелье, и на упадок сил после долгой бурной ночи. Я лежу в постели, наговаривая это для вас на цифровой диктофон и вглядываясь в фотографию Джоэль Свэнсон. Я сделал этот снимок вчера вечером, после того как мы все закончили, и распечатал его на своем цветном принтере. Она была бойцом — в этом ей не откажешь. Столько крови, столько боли — а она все еще боролась за свою жизнь. Боролась до самого конца. Я иногда совсем не понимаю людей.

Знаю, знаю, я говорил вам, что не делаю фотографий. Однако в действительности я делаю одну фотографию каждой жертвы в конце своего общения с ней. Разве человек не вправе сохранить себе какой-нибудь сувенир на память?

Как бы то ни было, доброе утро! Я стараюсь начинать каждый день с новостей, выходящих в пять часов утра. Нет лучшего источника информации об автомобильных авариях, убийствах и прочих всевозможных инцидентах. Особенно в такой день, как сегодня, — следующий день — новости обязательно нужно просматривать. Итак, я запускаю на одном веб-сайте видеоклип прямо сейчас… Вот он:

Хватит. Немедленно щелкаю кнопкой «Стоп». Эх, жаль, что вы не можете увидеть видеозапись чернильно-черного дыма, клубящегося над крышей дома Джоэль! Я обожаю это слово — «клубящийся». Это ведь одно из тех слов, которые используются только в одном контексте. Что, кроме дыма, может клубиться? Ах да, еще туман… Но туман ведь так похож на дым!.. В средствах массовой информации также появилась фотография Джоэль, которая, должно быть, была взята из ее выпускного альбома. Снимок этот ретушированный, и Джоэль позирует перед фотографом. Мне больше нравится та ее фотография, которую сделал я: в ней больше выразительности, больше страданий, больше жизни.

Кстати, я осознаю, что хранить у себя фотографии своих жертв — это по большому счету очень даже глупо. Да, я знаю: если меня поймают, это будет своего рода подробное описание того, что я сделал, причем даже более весомое, чем подписанное признание. Что я могу на это сказать? Я нуждаюсь в этих фотографиях. Мне очень хочется быть бесшабашным хотя бы в одном этом пункте. Возможно, вам будет интересно узнать, что я складываю такие фотографии между страницами 232 и 233 старой «Кулинарной книги Бетти Крокер» моей матери — как раз за рецептом приготовления лазаньи с говядиной. (Да, это было осознанное — пусть даже и чудовищное — решение.)