Лакей, ожидавший у дверей, чтобы распахнуть их, знал Софию с самого детства и помогал ей сохранить в тайне ее выходки. Сейчас она с отчаянием взглянула на него, он же одобрительно улыбнулся ей.

– Не волнуйтесь. Сегодня вечером у вас все получится, мисс София, – прошептал он. Затем распахнул дверь и София услышала, как прозвучало ее имя.

Гостиная перед нею была залита светом свечей и до отказа заполнена мужчинами в строгой темной одежде, оттенявшей ослепительно-белые воротнички и аккуратно подстриженные бородки. Прерывая негромкий гул разговоров, лорд Графтон шагнул вперед и сказал:

– Heren, mag ik mijn dochter Sophia aan u voorstellen? Джентльмены, позвольте представить вам мою дочь Софию.

Все присутствующие моментально умолкли и обернулись к ней. В полном молчании вся эта компания дружно поклонилась.

София замерла на месте.

– Ой! – пролепетала она, испытывая непреодолимое желание стремглав броситься наверх, в знакомый уют и безопасность классной комнаты, но вовремя поймала взгляд отца.

Сделав глубокий вдох, она присела в реверансе. Это был универсальный и вежливый способ для женщины выйти почти из любого положения, и, кроме того – леди Бернхэм изволила улыбнуться, давая ей этот совет, – реверанс давал ей время подумать, как вести себя дальше, так что Софии предстояло на собственном опыте убедиться в том, как полезно иметь секунду-другую, дабы собраться с мыслями.

И сейчас ей в голову пришла спасительная мысль: «Слава богу, что я надела темное платье! Любой другой наряд в подобном обществе смотрелся бы чрезвычайно странно!»

Выпрямляясь после реверанса, она с изумлением обнаружила, что мужчины смотрят на нее с восхищением, и сделала интересное открытие. В мгновение ока положение дел переменилось самым решительным образом. Наклоняя голову и приседая, она была еще ребенком, а выпрямилась уже молодой леди – мисс Графтон, которой исполнилось столько же лет, сколько и ее матери, когда та вышла замуж. Реверанс, длившийся несколько мгновений, навсегда унес с собой неуклюжую девочку, которую звали Софией. Осознание этого сладкой дрожью страха и возбуждения прокатилось по ее телу, заставляя одновременно шагнуть вперед. Протянув руку первому же попавшемуся голландскому купцу, она, запинаясь, пробормотала, что надеется на то, что он и его спутники чувствуют себя здесь как дома. Затем она вежливо обернулась к другому гостю и нервно осведомилась, понравился ли ему Лондон. Третьему она пожелала хорошей погоды вместо ливня, хлеставшего за окнами.

Она неспешно обошла комнату по кругу и торжествующе улыбнулась отцу, когда прозвучало объявление, что ужин подан, и, опершись на его руку, повела гостей в столовую с таким видом, словно проделывала это каждый день.

Едва успев занять свое место за столом, София принялась опекать гостей, словно курица своих цыплят. К вящей досаде дворецкого, она то и дело подавала знаки слугам наполнить бокалы вином или принести очередное блюдо, хотя в том не было решительно никакой необходимости; безукоризненно вышколенная прислуга лорда Графтона давно привыкла к плавному течению торжественных ужинов и приемов. Кроме того, девушка напряженно прислушивалась к разговорам, чтобы понять, не возникает ли в них неловких пауз, поскольку леди Бернхэм говорила ей, что хорошая хозяйка не допустит того, чтобы ее гости погрузились в унылое молчание. Она должна сделать так, чтобы все принимали участие в застольной беседе.

– Но как этого добиться, леди Бернхэм? Что я должна говорить? – причитала София, которую перспектива вовлечь в разговор множество мужчин привела в ужас.

– Просто задавай общие вопросы, моя дорогая. Например, поинтересуйся, понравился ли им Лондон, или попроси рассказать о городах их страны. Они же голландцы. Упомяни тюльпаны, если в том возникнет необходимость, но при этом позволяй мужчинам самим направлять разговор. Тебе вовсе необязательно говорить больше всех. Джентльмены, как правило, предпочитают слушать самих себя, а что скажет в их обществе женщина, не имеет особого значения.

София оказалась в затруднительном положении. С одной стороны, утверждение леди Бернхэм о том, что женщина должна говорить как можно меньше, вполне устраивало ее, но с другой – прямо противоречило убеждению ее отца, полагающего невежество самой отталкивающей чертой в женщине. Лорд Графтон считал, что женщине следует относиться к ведению разговора с той же тщательностью, что и к выбору платья. В качестве примера он объяснил ей подноготную торгового соглашения, которое Англия надеялась заключить с Голландией. Откровенно говоря, оно показалось Софии весьма интересным.

– Очень хорошо. Я могу обсудить ход торговых переговоров, которые ведет папа. Он все мне объяснил, вот только, по моему мнению, английские купцы получат куда бóльшую выгоду, чем голландские, хотя последние пока еще не понимают этого, потому что условия сформулированы так, что…

Леди Бернхэм покачала головой.

– Ни в коем случае! Даже не заикайся о соглашениях или условиях! Предоставь суждения и высокие материи мужчинам, – решительно заявила она.

Поэтому за ужином, хотя о соглашении было сказано очень много, София почла за лучшее последовать совету леди Бернхэм. Она держала свое мнение при себе, вежливо улыбалась, поворачиваясь от своего соседа справа к собеседнику по левую руку, позволяя им вволю разглагольствовать о выгодах, кои сулит Голландии новый торговый договор. София полагала, что они сильно ошибаются, но помалкивала. Лорд Графтон держал хороший стол, а вино ему поставлял один из лучших торговцев, так что атмосфера становилась все более дружеской и непринужденной. София попыталась изобразить живейший интерес, когда мужчины принялись с энтузиазмом описывать ей Амстердам и Делфт, умело подавляя зевок при бесконечной перемене блюд – устриц, лангустов с кремом-ликером, отбивной баранины, оленины, телячьих языков, карпа, жареных голубей, горошка по-французски и роскошного пудинга с сахарными лебедями.

К этому моменту София перебрала уже все темы для разговора, включая тюльпаны, и теперь ломала голову, что бы сказать еще, как вдруг увидела, что отец коротко кивнул, когда на стол подали портвейн, мадеру и орешки. С чувством невыразимой благодарности она тут же вскочила и оставила мужчин одних. Теперь ей оставалось лишь предложить гостям кофе в гостиной, после чего можно будет отправляться спать.

Прощаясь с лордом Графтоном по окончании ужина, голландские купцы рассыпались в похвалах его очаровательной юной хозяйке дома, которая доставила им несказанное удовольствие своими улыбками и любезным вниманием. Сама же юная хозяйка буквально валилась с ног от усталости и, расшнуровывая новое платье, с радостью думала о том, что наконец-то сбросила со своих плеч груз ответственности. Выпив бокал мадеры с простым печеньем, она повалилась в постель, благодаря Небеса за то, что вечер закончился.

На следующее утро за завтраком отец передал ей комплименты гостей, присовокупив к ним несколько своих собственных. В заключение он заявил, что ее мать гордилась бы ею. София поняла, что это была действительно очень ценная похвала, и покраснела от радости.

– Спасибо, папочка. Но я так рада, что все уже закончилось, – произнесла она, намазывая хлеб маслом.

Лорд Графтон покачал головой:

– Вовсе нет, моя дорогая. Теперь ты уже совсем взрослая и проявила себя столь хорошо, что отныне станешь исполнять роль хозяйки дома.

– Как славно! – едва слышно пролепетала София. У нее упало сердце. Но потом личико у девушки просветлело. – Зато теперь, полагаю, мне понадобится множество новых платьев.

Лорд Графтон с удовлетворением и некоторым изумлением наблюдал за тем, как София избавлялась от подростковой неуклюжести, вживаясь в свою новую роль и принимая на себя связанные с нею обязанности, и отмечал, сколь успешными оказались его методы. Выступая в качестве хозяйки дома своего отца, она становилась все более уравновешенной и уверенной в себе, что, в свою очередь, подкрепляло ее вновь обретенное хорошее поведение. Она начала чувствовать себя легко и непринужденно в любой компании, а ее манеры стали более утонченными и образцовыми. Кроме того, ее внешность также доставляла ему удовольствие. Она выглядела именно так, как и подобало молодой женщине из семейства Графтон: ее наряды были элегантными, но при этом отличались сдержанностью; одевалась она неизменно очаровательно, но опрятно и скромно. Никто не посмел бы упрекнуть мисс Графтон в экстравагантности или фривольности, неуклюжести или грубости и не стал бы, как часто случалось со светскими дамами, едко высмеивать ее вкус в платьях или шляпках, рисуя сатирические карикатуры в газетах.