Она с надеждой снизу вверх воззрилась на него.

– Нет. Не могу.

Он сошел со сцены, и его тотчас окружила толпа.

Далия отметила, что теперь обступившие Кирка смотрели на него по-другому.

«Они видят его таким, каким его всегда видела я: не увечным, а сильным и красивым».

Ее сердце наполнилось удивительной теплотой, и она улыбнулась, гордясь им, хотя и была очарована и поражена не меньше других. Он уже цитировал ей строки Байрона, но она не представляла себе, что он может читать с таким глубоким пониманием и чувством. Внутри нее теснились эмоции и мысли, вызванные его исполнением.

И во время чтения он смотрел прямо на нее, словно бы обращался только к ней одной. Вновь и вновь она слышала, как его голос нежно произносит фразу: «Да, ты свята – но я люблю тебя!». Она прижала руку к груди, где бешено колотилось сердце.

«Он меня любит».

Ее душа пела от радости, и это настолько ее поразило, что она снова села.

– Далия?

Она подняла глаза и поймала на себе встревоженный взгляд Энн. Далия вымученно улыбнулась.

– Простите, я все никак не приду в себя после стихотворения. Я люблю Байрона.

– Я тоже, – вздохнула Энн.

Далхаузи, беседовавший с сидевшим на переднем ряду мистером Баллоноком о предстоящей завтра охоте, скорчил гримасу.

– Все женщины любят Байрона, но хоть убей, не знаю почему.

– Это потому, что у мужчин нет души, – бойко откликнулась Энн.

Далхаузи это задело.

– Души у меня предостаточно. Я просто не плакса.

– Ха! Вы – вертопрах и озабочены исключительно блеском собственных ботинок. Сами мне недавно сказали.

– Я не говорил «исключительно», – запротестовал он. – Я сказал, что начищенные до блеска ботинки важны, но все же не самая важная вещь в жизни.

– О? А что же тогда?

– Узел галстука, – усмехнулся он.

– Ха! Вертопрах. Я так и знала.

Пока они продолжали пикироваться, Далия с удивлением наблюдала за своим состоянием.

«Я счастлива. Тело легкое как перышко, душа поет, сердце так и рвется из груди…»

Внезапно она вскочила, не в силах усидеть от переполнявшего ее счастья.

Энн и Далхаузи в изумлении уставились на нее.

Далия не знала, что означали ее чувства, но она должна была поговорить с Кирком.

– Простите меня, мне надо… – «Лететь к Кирку». Но быстро взглянув в его сторону, она поняла, что это невозможно. Его окружило еще больше людей, и он уже начинал злиться. Не лучшее время для разговора. Но она не могла ждать до завтра, просто не могла.

Далия улыбнулась друзьям.

– Я собиралась уйти, но у дверей столпилось слишком много народа. Придется подождать.

Прошло минут тридцать, прежде чем Кирку удалось наконец вырваться из осады. Мрачный, он, хромая, подошел к ней, помахивая тростью.

– Мисс Балфур?

Далия репетировала слова, которые скажет, если он к ней подойдет, но сейчас, когда он перед ней стоял, она могла лишь смотреть на него снизу вверх.

Он протянул ей руку.

Жест был безапелляционный, но Далии было все равно.

Она подала руку, и когда его пальцы на ней сомкнулись, по ее телу пробежала дрожь.

– Кирк! Именно вас я и хотел видеть, – проговорил Далхаузи. – Думаю, читая стихотворение, вы допустили ошибку.

Энн попыталась тихо протестовать, но Кирк только поднял брови.

Не встретив возражений, Далхаузи продолжал:

– Не серых глаз, а синих. Граф Перт читал его на свадьбе два месяца назад, и слова в стихах в точности соответствовали цвету глаз его жены – синему.

– Я сказал «серые»? – Кирк быстро глянул на Далию. – Удивляюсь, как я мог допустить такую ошибку. – Ее щеки зарделись. Кирк продолжил: – Простите, но у меня пересохло в горле, и мне надо найти буфет.

– Конечно.

– В следующий раз я выучу стихотворение, – обратился виконт к Энн. – Это куда эффектнее, чем проповедь.

– Вам в жизни не выучить стихотворения.

Кирк отвел Далию от ссорящейся парочки.

– Думаю, мы здесь больше не нужны, – прошептал он ей на ухо.

Он шел по залу, раскланиваясь с одними и кивком приветствуя других, а Далия вспоминала тепло его рук на своем теле, воскрешала в памяти его поцелуй. И ласки. И каждое возбуждающее прикосновение.

Кирк остановился у ведущих в вестибюль двойных дверей и огляделся по сторонам. Все толпились у буфета.

– Никто не смотрит. Пойдемте.

Он провел ее через двойные двери, и вскоре они оказались одни в вестибюле.

– Куда мы идем? – спросила она.

– Туда, где сможем поговорить.

Позади осталась шумная гостиная, Кирк провел ее по вестибюлю и длинному коридору, и вскоре единственным звуком, их сопровождавшим, стал негромкий стук его трости.

В голове у Далии теснилось слишком много мыслей, чтобы она могла говорить. Она не знала, куда они идут и зачем, но ее это не заботило. Его слова все еще согревали ее, а взгляд околдовывал. Она пока не пришла в себя от его чар и оставалась под гипнозом обаяния.

Дойдя до середины коридора, Кирк остановился у богато украшенных двойных дверей.

Далия с любопытством осмотрелась вокруг.

– Я никогда здесь прежде не была.

– Это половина герцога, она обитаема, только когда он дома.

– А Роксборо не будет против того, что мы здесь?

– Я не собираюсь ставить его в известность. А вы?

Она невольно улыбнулась.

– Нет.

– Хорошо.

В ответ Кирк одарил ее быстрой улыбкой, заставившей ее почувствовать себя одновременно порочной и желанной, и открыл дверь.

– После вас.

Далия посмотрела на его руку, опирающуюся на бронзовый шишак трости, и ее живот тотчас скрутило тугим узлом от желания. Дрожащими пальцами она подобрала юбки и вошла.

Из дневника герцогини Роксборо

«Все женщины просто без ума от лорда Кирка. Никогда не видела, чтобы мужчина так менялся, читая стихотворение, и никогда не слышала, чтобы мужчина читал стихи с таким чувством. Пусть даже потом он и заставил меня залиться краской.

Что можно сказать о ласкающем каждое слово мужском голосе… В мире нет ничего прекраснее!»

Глаза Далии постепенно привыкли к тусклому янтарному свету, который давали тлеющие в камине угли. В одном конце комнаты она увидела кожаные кресла и разложенный диван, в другом стоял бильярдный стол.

Кирк пересек комнату, чтобы зажечь стоящую на столике лампу. Теплый свет окрасил тяжелый бархат и бахрому штор в оттенки расплавленного золота, сделав интерьер комнаты поистине роскошным. Затем Кирк подошел к камину, чтобы, разворошив, вернуть к жизни тлеющие угольки и подкинуть в огонь пару поленьев, лежащих на латунной решетке рядом с камином.

Далия смотрела на него из-под ресниц, любуясь красотой его сильных рук, подкладывающих дрова в огонь. Пока он наклонялся, чтобы подкинуть поленья в камин, она разглядывала его от макушки до пят, удивляясь широте его плеч, узости бедер и рельефности ягодиц.

Она и раньше считала его привлекательным, но еще никогда прежде он не казался ей настолько соблазнительным, как сейчас. Она словно открыла в нем новую сторону, грань, заставившую его красоту сиять еще ярче. А когда сегодня вечером он, глядя прямо ей в глаза, прочел восхитительное стихотворение, сказав все то, что она всегда хотела от него услышать, он превратился для нее в само воплощение романтики. Ее сердце растаяло от счастья.

С тех пор как Кирк попал под опеку герцогини, в нем что-то изменилось, что-то помимо одежды и манер. Изменилось… физически. В первую очередь он стал легче двигаться. Вот и сейчас, войдя в комнату, он без раздумий отставил трость. И хотя он все еще прихрамывал, но, казалось, теперь он нуждался в ней не так сильно.

Не осознавая, что Далия за ним наблюдает, он глядел на языки пламени, высветившие его прекрасный профиль, когда он наклонился поставить на место кочергу.

Ее всегда влекло к этому мужчине, словно они были частями одной книги. Однако одного этого ей всегда было недостаточно. Ей требовалось ощутить, будто они на одной странице, словно их связь больше простой общности интересов или элементарного соседства. Ей хотелось добиться единения с его душой. И сегодня вечером, когда он прочел ей стихотворение, она его ощутила.