ТИМА: — Лёля! Прекрати баловаться!
ЖЕКА: — Скажи, что ты ей запрещаешь!
ТИМА: — Я тебе запрещаю!
ЖЕКА: — Скажи, как он подсказывал, что ты как муж — не хочешь, чтобы она…
Опять раздается гром и гул.
СЕКВЕНЦИУС: — Силы небесные! Ей уже почти восемьдесят!
ТИМА: — Лёля — ты слышишь, это я Тима… твой муж! Хватит отгадывать загадки — ты так сильно постареешь, что я…
ЖЕКА: — Ну!..
ТИМА: — Что я..
Опять раздается гром и гул.
СЕКВЕНЦИУС: — Почти девяносто…
ТИМА: — Я разлюблю тебя, Леля! Ты слышишь? Еще раз так сделаешь, и я тебя разлюблю!
В возникшей тишине приоткрывается дверь Красной Комнаты. Появляется знакомый бантик на Лёлиной макушке.
ЛЁЛЯ: (в щелочку) — Значит, пока что ты меня любишь?
ТИМА: — Пока что — да! Люблю! Выходи.
ЛЁЛЯ: — Ну ладно…
Из двери выходит маленькая старушка — это Леля, постаревшая до восьмидесяти шести лет.
Сцена седьмая. ТАМ ЖЕ и ТЕ ЖЕ
ЖЕКА: (обнимает старушку) — Милая, Лёлечка — ну, зачем тебе это понадобилось? Зачем ты столько раз отвечала?
ЛЁЛЯ: — Мне было интересно. Сначала я становилась все красивше и красивше. Потом вдруг, Раз — и превратилась в тетеньку, а потом, раз — и все волосы стали белые!
СЕКВЕНЦИУС: — Не белые, а седые.
ОФИЦЕР: — Как вы себя чувствуете бабушка? Может, хотите присесть?
ЛЁЛЯ: — Кто?
ВАЛЬЦА: — Вы, бабушка, вы. Садитесь.
ЛЁЛЯ: — Так. Я не поняла. Это обзывательство? Какая я вам бабушка? Я Лёля. Маде-муазель. — Впрочем, ладно, я сяду. А то ноги болят.(садится на скамеечку)
ТИМА: — А ты случайно не запомнила вопрос, Лёля, который тебе зеркало задавало?
ЛЁЛЯ: — Нет. Он был какой-то неинтересный. Обыкновенный такой вопросик.
ЖЕКА: — Да. Это точно. Я даже удивилась. Я ждала какой-нибудь хитроумной загадки, а вопрос оказался самый простой. Вроде, «Как дела?» Словно это только начало разговора.
ТИМА: — А кто спрашивает?
ЛЁЛЯ: — Зеркало.
ТИМА: — А голос молодой или старый? Добрый или злой?
ЖЕКА: — Обычный, как будто твое эхо…
ТИМА: — Слушайте, а если разбить это зеркало — что будет?
ВАЛЬЦА: — Ничего особенного. Приползет Жмуть и утащит тебя к Глиоланде во дворец.
ОФИЦЕР: — Только не приползёт, а приплывет.
СЕКВЕНЦИУС: — Прилетит, вы хотели сказать?
ТИМА: — Ого! эта тварь у вас прямо трансформер. Может она еще и огнем дышит как дракон?
СЕКВЕНЦИУС: — Дышит она гнилью, а еще стонет, и пускает тягучие зеленые слюни.
ОФИЦЕР: — Вот такие! (достает флакон и машет им в воздухе)
СЕКВЕНЦИУС: — Нет. Еще более тягучие и зеленые. Эти разбавлены водой.
ВАЛЬЦА: — Это мои слюни. В смысле — этот флакон я сдал вам при аресте. Может, вы мне его вернете? А то вдруг, действительно, Жмуть нагрянет — а я даже не успею в насекомое превратиться!
СЕКВНЦИУС: — Как не стыдно — думать только о себе?!
ВАЛЬЦА: — Но у меня руки связаны. Я даже защититься не смогу!
СЕКВЕНЦИУС: — Развяжите ему руки, офицер.
ОФИЦЕР: (гвардейцам) — Развязать ему руки!
ЖЕКА: (брату) — Что ты придумал? Зачем ты хочешь разбить зеркало?
ЛЁЛЯ: — Из-за меня. Он влюбился и хочет разбить его за то, что оно сделало меня бабусей.
ТИМА: — Спокойно! Я просто стараюсь сосредоточиться и придумать план. Так что, пожалуйста, не сбивайте меня!
ЛЁЛЯ: — Да все слышали, как ты тут кричал — я люблю тебя! Я разлюблю тебя. (объясняет офицеру) — В садике из-за меня мальчишки два раза дрались. Это нормально.
ТИМА: — Помолчите! Мне же сейчас идти туда! Ну же!
Все замолкают.
ЛЁЛЯ: (качает ножками, сидя на скамеечке) — Ах, любовь, любовь…
ОФИЦЕР: — Тсс! Бабушка!
ЛЁЛЯ: — Это надо же так в меня втюриться, что даже дракона не боится!?
ВАЛЬЦА: — Хотите леденец, бабуся?
ЛЁЛЯ: — У тебя не возьму! Ты всех обманываешь!
ОФИЦЕР: — Берите у меня!
ЛЁЛЯ: — Спасибо! (берет и кладет в рот, начинает напевать) — «… лямур, лямур!»
ТИМА: — Вроде есть идея. Теперь нужна ручка. Или фломастер? Или… чем у вас тут пишут?!
СЕКВЕНЦИУС: — У меня есть перо. (достает гусиное перо из за уха и отдает Тиме) — Но чернила и бумага остались на моем столе. Можно сходить…
ТИМА: — Ладно, и так сгодится. Без чернил. — Я пошел, а то еще забуду, что придумал!
ЖЕКА: — Береги себя, Тимочка! Не торопись!
Дверь за Тимой закрывается.
ЖЕКА: — Интересно, зачем ему перо или ручка?
ЛЁЛЯ: — Ясно зачем — стихи писать. Все влюбленные пишут стихи. «Мне Лёля милая мила — она в груди моей зажгла — фонарь любви свечой разлуки — но боже мой, какие муки…»
ВАЛЬЦА: — У вас талант, бабушка!
ЛЁЛЯ: — Это не я сочинила — это в детском саду один мальчик мне написал, по фамилии… ой, забыла.
ВАЛЬЦА: — Смешная фамилия.
ЛЁЛЯ: — Это не фамилия — Ойзабыла — это я и вправду забыла. Надо же, стихи помню, а фамилию нет.
Раздается гром и гул.
ЛЁЛЯ: — О! Это мой муж зеркало раскокошил!
ЖЕКА: — Нет, это он тоже ошибся.
Дверь открывается. Появляется Тима с усиками как у Вальцы. Руку он держит, как будто ранен.
ТИМА: — Мне нужен бинт.
ЖЕКА: — Ты порезался? У меня где-то был платок. Сейчас… (обматывает ему руку) — Ты что, разбил зеркало рукой?
ТИМА: — Нет. Я нацарапал себе на коже этот вопрос…
СЕКВЕНЦИУС: — Эх! Как же я сам не догадался?!
ВАЛЬЦА: — Нацарапал на руке вопрос? Но зачем? Объясни…
ТИМА: — Сначала ты объясни — зачем ты нас сюда заманил?!
ВАЛЬЦА: — Я готов рассказать! Это долгая история…
СЕКВЕНЦИУС: — Друзья мои, сейчас не подходящий момент, чтобы рассказывать истории. Сейчас надо действовать! То, что вы записали вопрос зеркала — это большая удача, и настоящий подвиг! Но теперь вы можете забыть, зачем это сделали. Я предлагаю немедленно отправиться к аптекарю Папаверо — он лучше всех знает, как распорядиться этим вопросом! Ведь это шанс для нас всех!
ЖЕКА: — К аптекарю — это правильно! Надо смазать тебе царапину зеленкой. Или йодом.
Звучит протяжный стон. Все замирают.
ЛЁЛЯ: — А это что еще такое?
ВАЛЬЦА: — А это Жмуть… (Тиме) — Ты точно зеркало не разбивал?
ТИМА: — Точно. Я его и пальцем не тронул.
СЕКВЕНЦИУС: — Значит, чудище само что-то почувствовало! Или здесь был шпион!
ОФИЦЕР: — Слякотный? Вы думаете, он был здесь? А может он и сейчас здесь?
Гвардейцы и офицеры оглядывают стены.
ЛЁЛЯ: — А Слякотный, это что — фамилия или обзывательство?
ВАЛЬЦА: — И то и другое. Слякотный — главный шпион королевы Глиоланды. Он почти невидимка. Только вот когда он ходит, он как бы чавкает. Как будто у него ботинки промокли.
СЕКВЕНЦИУС: — Как бы то ни было, мы его все равно не увидим. Слишком уж он ловок, этот Слякотный. Если он донесет Глиоланде, то рано или поздно сюда явится Жмуть. А пока мы свободны, бежим к Папаверо. Он сейчас в саду, собирает лакрицу для микстуры.
ЛЁЛЯ: — Легко сказать бежим — я еле встала. Голова кружится.
ОФИЦЕР: — Это у вас давление. Я прикажу гвардейцам взять вас на руки.
ЛЁЛЯ: — Ну, нет уж. У меня для этого муж есть. Только вот я не помню, как его зовут.
ТИМА: — Тима я. Тимофей. (пригибается) — Залезай мне на спину, Лёля. Только не царапайся. И быстрей — времени нет!
ГВАРДЕЙЦЫ: — Нет, как нет!
Офицер помогает бабушке залезть на спину Тиме.
СЕКВЕНЦИУС: — За мной!
Все уходят. От стены отделяется Слякотный.
СЛЯКОТНЫЙ: — Интересно, что же за вопрос на руке у этого мальчишки?
Чавкая, идет и заглядывает в замочную скважину Красной Комнаты. Обнюхивает все. Достает свистульку. И тихо протяжно в нее свистит. В ответ издали доносится протяжный и громоподобный стон Жмути.
СЛЯКОТНЫЙ: — Вот так. Не спать, животное! Слушай своего хозяина. И жди…. Скоро я все разузнаю, и тогда тебя позову. Они все думают что Глиоланда всем управляет… хи-хи-хи… Как бы не так…. (На цыпочках бежит за ним следом)
