Ока Мы так и не доехали тогда… Какой-то лодки не было под боком. Запомнилась река Да лебеда На берегу довольно невысоком. Да то село, глядевшее с откоса Голубоглазо и желтоволосо. Да ребятня, да лодка на мели. Да чей-то дед при всех его притворствах: «Мол, нету лодки. Нет. Не завели…» Да мы без шапок, трое стихотворцев. Да как вдали автобус наш гудел, Что люди ждут, что все же есть предел… Да мысль о том, что родственные сени, Когда-то называл Сергей Есенин Не Константиновом и не Окой, А просто лесом, полем да рекой. Мы так и не доехали тогда. Оки не переехали… Ну что же. Прав лодочник, седая борода: «Поэты! Как же, знаю. Был Сережа…» 1964 «Все прозрачно в мире — это свойство…» Все прозрачно в мире — это свойство Голубых, больших осенних дней. Птиц охватывает беспокойство, Гнезда их становятся видней. Все открыто пристальному взору: Дно речное, паутинки нить. Очень любит осень в эту пору Отобрать, отсеять, остудить. И следя за днем, за цепью уток — В час такой, давно ли слеп и глух, — Я и сам, как это утро, чуток, Обращенный в зрение и слух. Я ловлю, раскидываю сети, Только вовсе мне не до игры, Я и сам как будто на примете У большой и пристальной поры. Я молчу, тревогою объятый: Эта осень видит все насквозь. Мой сосед стоит у ближней хаты, У него в руке доска и гвоздь. Тоже смотрит долго, сокровенно И вздыхает: — Ну, брат, я решил. Я сегодня валенки надену, Понимаешь, вовремя подшил. Он смеется: что, придумал строчку! Или снова юноша влюблен! Надевает валенки — и точка. Думает, что жизнью умудрен. «Простое дерево, ты древо…» Простое дерево, ты древо. Ветвь родословья, ты родня. В необходимости напева Вы убеждаете меня. И, полный голосом и светом Еще не сказанного, я, Как мальчик с маленьким секретом, Иду, улыбки не тая. Ветрами вольности лелеем, Неся, как песню, в сердце Век. Иду по дебрям и аллеям, Счастливый русский человек. 1962 Старатели
Не забывай. Он худ, устал и молод. На твой костер наткнется невзначай. Прими его. Пусть утоляет голод. Из котелка прихлебывает чай. Утешь его. Скажи, что туговато И сам порой затягивал ремень, Но только жаль, скажи, что рановато Он потерял кресало и кремень, Что сам свой путь прошел ты пядь за пядью, И, словно сказку, повтори опять: «За Черной падью и за Синей падью, За Белой падью — Золотая падь…» В его глазах плясать шмелями будут От твоего огнища огоньки! Весь опыт свой, что плечи не забудут, С чем и забвенью сладить не с руки, Отдай ему. А посох и огниво Он сам возьмет, не выждав до утра, Когда задремлешь ты небоязливо, Согрев его у своего костра. 1966 Песня Какими красивыми были Мальчишки семнадцати лет, Которых еще не любили, Которых давно уже нет. Летели над ними разрывы, Осколки великой войны. Но все ж они, мальчики, живы, Как живы отцы и сыны. Какими красивыми были Девчонки семнадцати лет, Которых еще не любили, Которых давно уже нет. Летели над ними разрывы, Осколки великой войны. А все ж они, девочки, живы, Как дочери и как сыны. Какими красивыми были, Такими и в землю ушли. А там, где мы их хоронили, Там красные маки взошли. Свершаются сказки и были В созвездьях боев и побед… Такими красивыми были Ребята семнадцати лет. 1966 «Все как будто в ином разрезе…» Все как будто в ином разрезе. Снова полка мне дорога. …Паровоз гуднет на разъезде, И поймает гудок тайга, И пойдет им играть, большая, Одинокая, как мячом, Звоном даль свою оглашая, Над листвянником, кедрачом И над соснами, передавши Словно в руки его из рук, Перекидывать дальше, дальше Оторвавшийся этот звук. Эта радость твоя мальчишья Мне понятна — играй, тайга! Слишком долгой, тяжелой тишью Оглушали тебя снега. Зимних месяцев вой пурговый Примелькался, как дятлов стук. Ну, а голос гудка — он новый, Необычный, занятный звук. Но уйдет состав и вернется, Гулким голосом протрубя. Этот звук его обернется Не игрушкою для тебя. Люди высыпят из вагонов; Люди, ежели много их, Не боятся ни верст зеленых, Ни медведей, тайга, твоих. Голос тракторного мотора (Сосны падают…) загремит. Заалеет плакат. Контора Печкой маленькой задымит. И палатки пойдут, палатки. Труд на холоде, смех в тепле. Достижения. Неполадки, Убывающие в числе. Мне, конечно, немного жалко Каждой веточки вековой, Будут сосны лежать вповалку, Оземь стукнувшись головой. Но, увидев сосновый штабель, Понапрасну не хмурься ты. Это ж девочкам — шелк и штапель! Не жалей для них красоты. Поезд движется, чуть вздыхая, Удивительным сосняком. Точно детским мячом, большая Заигралась тайга гудком. 1959 |
