— Значит… значит во мне что-то есть? — невесело спросила она.

Алёша помолчала и посмотрела на мою подругу. Я поняла, что затихла, затаив дыхание. Потом Алёша пожала плечами:

— А разве того, что случилось мало? Тебя освободили, потом освободили королеву, а теперь вся Польня с Росией готовы заполыхать. Мы не можем щадить тех, кого они посылают на войну, — добавила она. — Если станем, они скоро окажутся здесь. Король оголяет страну, и Росия, чтобы нам соответствовать, сделает то же самое. Для все этот год будет скверным — и для победителей, и для проигравших.

— Именно этого, с самого начала, и добивалась Чаща, — сказала Кася.

— Одно из многих. Не сомневаюсь, если бы ей представилась возможность, она бы с удовольствием слопала Агнешку и Саркана, и проглотила бы всю долину за одну ночь, — сказала Алёша. — Но дерево не женщина, у нее не единственное семя. Оно разбрасывает столько, сколько сможет, и надеется, что часть из них взойдет. Эта книга была одним из них. Королева еще одним. Нужно было сразу же выслать ее подальше и тебя вместе с ней. — Она повернулась обратно к горну. — Но теперь уже слишком поздно что-то исправлять.

— Наверное, нам следует сегодня же отправиться домой, — сказала я Касе, стараясь не обращать внимания на тут же вспыхнувшую во мне при этой мыли тоску, эту невольную тягу вернуться. Уговаривая саму себя, я сказала: — Здесь ничего больше сделать нельзя. Поедем домой и поможем выжечь Чащу. Там, по крайней мере, мы сможем собрать по долине сотню человек…

— Сотня человек, — фыркнув, сказала Алёша, обращаясь к собственной наковальне. — Вы с Сарканом, и с сотней человек, я не сомневаюсь, сумеете нанести кое-какой ущерб, но заплатите за каждый дюйм отвоеванной земли. А тем временем Чаща завлекла на берега Ридвы двадцать тысяч человек, чтобы те резали друг друга.

— Чаща так и так их получит! — произнесла я. — Может ты что-то сделаешь?

— А я и делаю, — ответила Алёша, снова опуская меч в огонь. Пока мы тут сидели она повторила это действие уже четвертый раз, что на мой взгляд не имело смысла. Я не видела раньше, как куют мечи, но зато часто видела кузнеца за работой. Мы все любили наблюдать, как он кует косы и воображали, что это мечи. Мы находили палки и сражались ими в притворных битвах вокруг дымящей кузницы. Так что я знала, что не нужно повторно закалять клинок, но Алёша достала меч из пламени на наковальню, и тут я поняла, что она вколачивает в сталь заклинания. Ее губы постоянно шевелились, пока она работала. Это было странное волшебство, потому что оно не было закончено. Она подхватывала подвисшее заклинание, и снова оставляла его висеть незаконченным, когда опускала клинок в холодную воду.

Темная сталь появлялась из воды, отполированная водой, капающей на пол. От нее исходило странное ощущение голода. Когда я присмотрелась хорошенько, я увидела длинную расщелину в земле с острыми камнями на дне. Этот меч не был похож на другие волшебные клинки, с которыми приехали солдаты Марека. Он хотел выпивать жизни.

— Я кую его уже сто лет, — пояснила Алёша, держа его в руках. Я посмотрела на нее, с благодарностью отводя взгляд с этой вещи. — Я начала его, когда погибла Ворона, и Саркан перебрался в Башню. Сейчас в нем куда больше заклинаний, чем железа. Меч лишь помнит когда-то заданную ему форму, и не продержится дольше пары ударов, но это все, что нужно.

Она снова вернула его в горн, и мы сидели, наблюдая за ним — длинный язык тени, лежащий в языках пламени.

— Та сила, скрытая в сердце Чащи, — медленно произнесла Кася, не сводя глаз с огня, — он может ее убить?

— Этот меч может убить все, что угодно, — ответила Алёша, и я ей поверила. — Если только мы сумеем поднести его к ее шее. А для этого, — добавила она, — нам потребуется куда больше ста человек.

— Можно попросить королеву, — внезапно предложила Кася, и я захлопала глазами. — Я знаю, есть лорды, которые присягали лично ей. Пока мы были заперты вместе, десяток из них пытался прорваться, чтобы обновить оммаж, [3] однако Ива не позволила им войти. У нее должны быть солдаты, которых она может дать нам, вместо того, чтобы посылать их на Росию.

И она наверняка захочет вырубить Чащу. Пусть Марек, и король, и весь двор меня не слышат — возможно услышит она.

Так мы с Касей оказались у дверей большого зала заседаний: королева снова была там, но теперь принимая участие в военном совете. Стражники могли меня пропустить, они уже знали, кто я. Скосив глаза, они наблюдали за нами одновременно нервно и с любопытством, словно я ни с того, ни с сего могу взорваться от волшебства, словно перезревший чумной фурункул. Но я не хотела входить. Мне не хотелось влезать в спор между магнатами (крупные землевладельцы — прим. переводчика) и генералами о том, как получше погубить десять тысяч душ и стяжать славу, пока посевы гниют на корню. Мне не хотелось снова оказаться оружием в чужих руках.

Поэтому мы ждали снаружи и прижались к стене, когда совет закончился, и изнутри хлынул поток лордов и военных. Я думала королева выйдет следом вместе со слугами, которые помогали ей ходить. Но вышло иначе: она оказалась в середине толпы. На ней была надета диадема — тот самый золотой обруч, над которым работал Рагосток. Свет отразился от золота и рубины засияли в ее золотистых волосах. На ней был красный шелковый наряд, и все придворные суетились вокруг нее словно воробьи вокруг птицы-кардинала. Позади всех вышел король, тихим голосом переговариваясь с отцом Балло и еще двумя советниками.

Кася оглянулась на меня. Нам бы пришлось пробиваться сквозь толпу придворных, чтобы добраться до нее — наглость с нашей стороны, но мы могли бы это устроить. Кася проложила бы нам дорогу. Но королева выглядела абсолютно иначе. Скованность, как и ее молчание почти пропали. Она кивала окружающим ее лордам, улыбалась. Она снова стала одной из них, актером, исполняющим на сцене пьесу, не уступая любому из них в изящности. Я не шевелилась. Она мельком скользнула глазами почти прямо по нам. Я не пыталась встретиться с ней взглядом. Вместо этого я схватила Касю за руку и оттащила обратно к стене. Что-то удержало меня, как инстинкт заставляет мышь прятаться в норке, чувствуя дуновение от взмахов крыльев совы над головой.

Бросив на нас последний взгляд, стражники последовали за придворными. Коридор опустел. Я стояла, трясясь от страха.

— Нешка, — позвала Кася. — Что с тобой?

— Я совершила ошибку, — ответила я, не зная точно, какую, но уверенная, что что-то сделала не так. Я чувствовала пугающую уверенность, которая прокатилась по мне сверху вниз словно падающая в глубокий колодец монетка. — Я совершила ошибку.

Возвращаясь в мою комнатку, Кася шла за мной по коридорам, узким лестницам, под конец почти бежала бегом. Она смотрела на меня беспокойными глазами, пока я запирала дверь, прислонившись к ней спиной словно прячущийся ребенок.

— Это все из-за королевы? — спросила Кася.

Я посмотрела на стоящую посередине комнаты подругу, освещенную пламенем очага, позолотившим ее кожу и волосы. На какое-то мгновение мне она показалась незнакомкой с Касиным лицом. На мгновение я пустила внутрь себя темноту. Я отвернулась от нее к столу. У меня здесь было несколько сосновых веток, которые я решила держать под рукой. Сорвав пригоршню сосновых иголок, я подожгла их от камина и вдохнула дым, острый горьковатый запах и прошептала свое очищающее заклинание. Странное чувство исчезло. Кася с несчастным видом сидела на кровати. Я виновато посмотрела на нее — она заметила мелькнувшее подозрение в моем взгляде.

— Я подумала тоже самое, — произнесла она. — Нешка, меня следует… может быть и королеву, нас обеих, следует… — ее голос дрогнул.

— Нет! — отрезала я. — Нет. — Но я не знала, как поступить. Я сидела у камина, тяжело дыша от страха. С внезапным порывом я повернулась к огню, сложила чашечкой ладони и произнесла мое прежнее учебное заклинание иллюзии. Маленький и не желавший расставаться с большим числом колючек розовый кустик начал отращивать неуклюже карабкающиеся ветки по краям каминной решетки. Медленно напевая, я придала ей аромат и призвала кучку гудящих пчелок. Краешки листиков чуть загнулись, пряча божьих коровок. Тут я вызвала рядом с розой образ Саркана. Я вспомнила его ладони под моими: длинные тонкие осторожные пальцы, гладкие мозоли от пера, тепло, исходящее от его кожи — и он обрел плоть сидя рядом со мной у камина и одновременно в его библиотеке.