— А я сразу и не догадалась, что вы новая ведьма, — взяв меня под руку и наклонившись ко мне заговорщицки сказала она: — Ну, конечно, вам не нужен портшез. Скажите, вы правда путешествуете, превращаясь в огромную летучую мышь? Как Баба Яга?

Я была рада поговорить о Яге, о всем, что касается Чащи, а еще больше была рада найти хоть кого-то, кроме Соли, кто мог подсказать мне, как себя вести. К окончанию ужина я уже приняла приглашение леди Алисы разделить завтрак, сыграть в карты, а также поужинать завтра. Следующие два дня я провела почти исключительно в ее компании.

На самом деле я не думала, что мы стали друзьями. Лично я не была в настроении заводить друзей. Всякий раз покидая замок и возвращаясь обратно я вынуждена была проходить мимо казарм королевской гвардии, а посредине двора королевского замка стояла выщербленная железная колода, обугленная до черна, на которой обезглавливали оскверненных прежде, чем предать их тела огню. Неподалеку находилась кузница Алёши, в которой очень часто ревело пламя, и я видела ее силуэт в сверкании оранжевых искр, выбиваемых сотканным из теней молотом.

— Единственная милость, которую можно предложить оскверненному — это острый меч, — как-то сказала она, когда я попыталась уговорить ее посетить Касю. Я не могла перестать думать, что пока я рассиживаю в пышных палатах, уплетая икру с хлебом, с которого срезана корочка, запивая ее чаем с сахаром, и пытаясь вести светские беседы с незнакомыми людьми, волшебница кует топор палача.

И все же, я правда считала, что леди Алиса добра, раз пригрела под своим крылом неуклюжую деревенскую девицу. Она была всего на год или два старше меня, но была уже замужем за старым богатым бароном, проводившим большую часть времени за карточным столом. Кажется, она знала всех вокруг. Я была ей благодарна, настраивалась оставаться таковой, и почти чувствовала себя виноватой за то, что не могла составить ей достойную компанию или как следует усвоить придворные манеры. Я не знала, что ответить, когда леди Алиса громко и пылко расхваливала кружева на моем платье или мои успехи в танцах, когда она под довольные взгляды окружающих уговорила какого-то юного бедолагу с выпученными глазами составить мне пару к большому ущербу для его ног.

До третьего дня я и не догадывалась, что она надо мной смеется. Мы собирались встретиться на вечернем музыкальном приеме в особняке баронессы. На всех приемах звучала музыка, поэтому мне было невдомек, почему именно этот прием назван музыкальным. Когда я спросила, Алиса лишь рассмеялась в ответ. Но я покорно пришла после обеда, изо всех сил стараясь не испачкать мой длинный серебристый шлейф и не уронить соответствующий по цвету головной убор: длинный закругленный тяжеленный кокошник, который постоянно съезжал с моей головы то вперед, то назад, но не хотел держаться на месте. Наконец, при входе в зал мой шлейф застрял в дверях, а кокошник опустился и повис на ушах.

Алиса меня заметила и, драматично заломив руки, пересекла комнату в моем направлении:

— Дорогая, — затаив дыхание, горячо произнесла она: — какой замечательно оригинальный наклон. Никогда не видела ничего подобного.

Я, не подумав, выпалила:

— Ты что, пытаешься… меня оскорбить? — едва меня посетила эта мысль, как все странности сказанных ею слов и совершенных дел сложились в цельную картину и обрели странно темный смысл. Сперва я даже не поверила своим мыслям. Я не могла понять, зачем ей это нужно. Никто не заставлял ее заговаривать со мной или составить мне компанию. Я не могла понять, зачем ей влипать в беду, чтобы просто оказаться в неприглядном свете.

Но потом все мои сомнения оказались уничтожены: она сделала изумленное лицо с невинно большими глазами, которые откровенно подтверждали: «да, я пытаюсь тебя оскорбить».

— С чего ты взяла, Нешка? — начала говорить она, словно считая меня еще и законченной идиоткой.

Я резко освободила свои руки из ее хватки:

— Лучше Агнешка, — ответила я резко, пораженная сделанным открытием. — И раз тебе так нравится мой стиль: katboru! — Ее собственный изогнутый головной убор съехал на затылок, прихватив попутно тщательно уложенные кудри по обе стороны, обнаружив, что они ненастоящие. Она тонко вскрикнула и, схватившись за них, выбежала из комнаты.

Однако, не это оказалось самым худшим. Хуже был шепоток, который прошелся по всей комнате от мужчин, с которыми она танцевала, до женщин, которых она называла близкими подругами. Я поправила собственный кокошник и поспешила к столу с закусками, спрятав лицо за блюдом с виноградом. Даже тут меня разыскал юный субъект в кафтане, вышивкой которого должно быть занимались целый год несколько швей, который пристроился рядом и с довольным видом прошептал, как будто новость должна была меня обрадовать, что после подобного Алиса вряд ли осмелится показаться при дворе в течение года.

Я ухитрилась спрятаться от него в коридоре для слуг, где с нетерпением вытащила из кармана книжечку Яги. Там я нашла заклинание для быстрого бегства, которое позволяло проходить сквозь стены, чтобы избежать необходимости идти обратно через зал чтобы выйти через главный вход. Я бы не выдержала новых подобных поздравлений.

Пройдя сквозь стену, сложенную из желтого кирпича, я запыхалась, словно сбежала из тюрьмы. По центру площади стоял небольшой фонтанчик с львиной мордой, из которой била журчащая струйка воды. В чаше фонтана искрились пойманные лучи вечернего солнца. Сидевшая сверху резная стайка птичек что-то тихо чирикала. С первого взгляда можно было определить, что это работа Рагостока. Облокотившись на край, у фонтана стоял Соля, опустив руку в воду.

— Я рад, что ты сумела спастись, — сказал он. — Хотя ты с достойным восхищения упорством сама влезла в это дело. — Его в особняке не было, но я нисколько не сомневалась, что он был полностью в курсе унижения, которому подверглись Алиса и я, и, судя по его сочувствующему выражению лица, он был доволен тому, как я выставила себя дурой.

В то время как я радовалась, что Алисе не нужно от меня волшебства, я даже не подозревала, что ей может быть нужно что-то иное. И даже если бы я о чем-нибудь догадывалась, то мне и в голову не могло прийти, что она ищет мишень для оскорбления. Мы в Двернике не обращаемся друг с другом со столь глупой жестокостью. Разумеется, бывают и ссоры, и те, кто тебе нравится меньше остальных, а иногда доходит даже до драки, если кого-то сильно разозлить. Но когда приходит время сбора урожая, все соседи являются помочь собрать и сохранить плоды — зная, что над нами нависла мрачная тень Чащи, никто не хочет делать жизнь еще мрачнее. И никто из нас, не взирая на причину, не стал бы оскорблять ведьму.

— Я думала, что даже у дворянки должно быть побольше мозгов.

Соля пожал плечами:

— Возможно, она не верила в твои силы.

Я открыла было рот, чтобы возразить, что она видела, как я колдовала, но кажется это было не так. Я не вела себя как Рагосток, который не мог появиться в помещении без водопадов искр и стаи поющих и разлетающихся в разные стороны птичек. И не уподоблялась Соле, появляющемуся в своей элегантной мантии и исчезающему в тенях, который замечал своими зоркими глазами все, что происходило в замке. Я создавала свои бальные наряды в своей комнате и упрямо ходила на приемы, задыхаясь в корсетах, в которых было место лишь чтобы перевести дух, но не для всяких фокусов.

— Как же, по ее мнению, я попала в реестр?

— Полагаю, она решила, что это сделали остальные волшебники.

— Что? Типа того, что вы приняли меня потому, что в меня якобы влюбился Саркан? — с сарказмом поинтересовалась я.

— Скорее, Марек, — ответил он на полном серьезе, и я в недоумении уставилась на него в ответ. — Серьезно, Агнешка. Я думал, что к настоящему моменту ты уже должна была это понять.

— Не хочу ничего понимать! Те люди там радовались насмешкам Алисы надо мной, а потом точно так же веселились из-за ее унижения.

— Ну, разумеется, — ответил он. — Им очень понравилось, как ты разыгрывала дурочку, чтобы подстроить коварную ловушку первому, кто клюнет на твою приманку. Это делает тебя частью игры.