Я не хотела это обсуждать, и знала, что и он не хочет. Но я вспомнила о Касе, которая продиралась ко мне сквозь раздирающую ее Чащу, и о Заточках, находящихся на границе с Чащей на расстоянии одного удара от полного поглощения.

— Все это неважно, и тебе это известно.

Его рука сжалась, сминая страницы, и мгновение я думала, что он сейчас накричит на меня. Но он уставился на них и ничего не сказал. Спустя мгновение я сходила за моей книгой заклинаний и открыла заклятие иллюзии, которые мы делали совместно зимой, много месяцев тому назад. До Каси.

Я расчистила на столе место среди бумаг, сдвинув их в сторону, и положила книгу перед собой. Не вымолвив ни слова, он через мгновение сходил к полке за другим томом — узкой черной книгой, со слегка светившейся обложкой в тех местах, где касались его пальцы. Он открыл ее на заклинании, записанном на двух страницах четкими буквами с диаграммой из одного цветка, каждая часть которого была каким-то образом связана со своим слогом заклинания.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Приступим, — и протянул ко мне через стол руку.

На этот раз без столь полезно отвлекающего влияния отчаяния было труднее сделать обдуманный выбор. Я не могла не думать о силе его руки, о длине его изящных пальцев, опутавших мою ладонь, о тепле мозолистых кончиков пальцев, касавшихся моего запястья. Я чувствовала под своими пальцами биение его сердца, жар кожи. Я сидела, уставившись в свою книгу с пылающими щеками, и пыталась понять смысл букв, пока он отрывисто произносил свое заклинание. Иллюзия начала принимать очертание: еще один прекрасно очерченный цветок, ароматный и красивый, совершенно непрозрачный с покрытым шипами стеблем.

Я начала с шепота, отчаянно пытаясь отбросить любые мысли, не чувствовать своей кожей его волшебство. Ничего не случилось. Он ничего мне на сказал. Его взгляд был старательно сфокусирован где-то в точке над моей головой. Я остановилась и мысленно встряхнулась. Потом закрыла глаза и почувствовала форму его волшебства: полную шипов, как его иллюзия, колючую и настороженную. Я начала тихо произносить заклинание, но поймала себя на мысли, что думаю не о розе, а о воде, о жаждущей влаги почве, стараясь пристроиться к его силе, а не превзойти ее. Я услышала, как он резко втянул в себя воздух, и колючее здание его заклинания нехотя впустило меня внутрь. Роза между нами выпустила длинные корни по всему столу и отрастила новую ветку.

Сейчас это не было похоже на те джунгли, что выросли во время нашей первой попытки. Он старался сдерживать свою силу, как и я, в итоге мы оба пропускали подкормить наше заклинание лишь тоненький ручеек волшебства. Но розовый куст приобрел новый вид реальности. Я более не могла назвать это иллюзией: длинные шнурообразные корни переплелись вместе, запустили кончики в трещины столешницы, оплели ножки. Бутоны больше не были похожи на портрет цветка, а превратились в настоящие лесные розы, половина из них еще не открылась, другие уже цвели, с них осыпались лепестки, коричневее на концах. Воздух наполнился густым ароматом, таким сладким, что, пока мы работали, в окно залетела пчела, направившаяся прямиком к одному из бутонов и настойчиво принялась по нему ползать. Когда она не сумела добиться нектара, она попробовала другой, и другой. Маленькие лапки сучили по лепесткам, которые прогибались именно так, как должны под весом пчелы.

— Тебе здесь ничего не достанется, — сказала я парящей пчеле, и подула на нее, но та лишь попробовала снова.

Дракон перестал разглядывать мою макушку. Все неловкости пересилила его страсть к волшебству. Он принялся изучать нашу переплетенную друг с другом работу с тем же энтузиазмом, с каким работал над сложнейшими заклинаниями. Свечение заклинания отражалось на его лице и в глазах: это был голод познания.

— Ты можешь поддерживать его в одиночку? — спросил он.

— Думаю да, — ответила я, и он медленно высвободил руку из моей ладони, оставив меня поддерживать дико разросшийся розовый куст. Без жесткой опоры его волшебства, он едва не рухнул, как лиана у которой оборвали усики, но я нашла способ удержать его волшебство, всего лишь уголок, но этого было достаточно, чтобы служить основой — и подпитывала заклинание больше из своих сил, чтобы сгладить его слабости.

Он наклонился и перевернул пару страниц своей книги, пока не нашел нужное ему заклинание: на этот раз это была иллюзия насекомого столь же детально расписанная на диаграмме, как перед этим цветок. Он быстро произнес заклинание, оно скатилось с его языка, и появились с полдюжины пчел, которые направились к кусту, что лишь еще больше смутило нашу гостью. Создавая каждое насекомое, он передавал их мне с легким шлепком. Я сумела их подхватить и вплести в наш куст. Потом он сказал:

— А сейчас я хочу добавить к ним заклинание наблюдения. То самое, что я применяю к стражам, — добавил он.

Я медленно кивнула, сфокусировав внимание на поддержании заклинания. Что может быть незаметнее в Чаще, чем пчела? Он перелистал книгу в самый конец, где его собственной рукой было вписано это заклинание. Но когда он приступил, сложность заклинания иллюзии пчел повысилась, и легла на мои плечи. Я удержала их, покачнувшись, чувствуя, как моя сила тратится слишком быстро без восстановления, пока я не сумела издать бессловесный тревожный звук, и он оторвался от своей работы и потянулся ко мне.

Я неосторожно схватилась за его руку и за силу, хотя и он нажал со своей стороны. У него перехватило дыхание, и наши заклинания сцепились друг с другом, в них хлынула сила. Куст снова принялся расти, корни сползли со стола, а ветви потянулись за окно. Среди цветов принялись с жужжанием носиться пчелы, каждая со странным блеском в глазках улетала прочь. Если бы я поймала одну из них руками и пригляделась повнимательнее, то увидела бы в отражении в ее глазах каждый цветок, на который она садилась. Но в моей голове для пчел не было места, а также для роз и подглядывания. Не было места ни для чего, кроме волшебства, которое заливало меня мощным потоком и единственной моей соломинкой была его рука… вот только он тонул вместе со мной.

Я почувствовала его удивленное беспокойство. Инстинктивно я потащила его туда, где поток становился тише, словно на самом деле оказалась в разлившейся реке, вышедшей из берегов. Вместе мы умудрились выбраться. Розовый куст постепенно уменьшился до единственного цветка, псевдопчелы забирались внутрь закрывавшихся бутонов или просто растворялись в воздухе. Последний цветок закрыл лепестки и исчез, а мы, не разнимая рук, оба тяжело осели на пол. Я не имела понятия, что произошло. Он очень часто повторял мне, как опасно начинать произносить заклинание, не имея достаточно сил, но никогда не предупреждал о том, как опасно иметь переизбыток силы. Когда я повернулась к нему, чтобы спросить об этом, он сидел с ошарашенным видом, откинув голову назад на полки, и я поняла, что он знает о случившемся не больше моего.

— Что ж, — наконец, спустя мгновение сказала я. — Думаю, сработало. — Он уставился на меня, его раздражение пропало, и я начала беспомощно смеяться, едва ли не похрюкивая при этом. От волшебства и переживаний у меня кружилась голова.

— Ты невыносимая психопатка, — рявкнул он, и вдруг обхватил мое лицо руками и поцеловал.

Я все еще не могла толком понять, что происходит, даже когда целовала его в ответ — мой смех наполнял его рот и заставлял прерывать наш поцелуй. Я все еще оставалась связана с ним силой, она переплелась целой кучей чудовищно запутанных узлов. Мне не с чем было сравнить подобную близость. Я чувствовала жаркое смущение, но подумала, что это смутно похоже на раздевание перед незнакомцем. И никак не связывала это с сексом. Секс оставался поэтическими метафорами в песнях, практическими инструкциями моей матери и парой неприятных моментов из моего опыта в Башне с принцем Мареком: но с его точки зрения я могла бы быть и тряпичной куклой.

Но сейчас я оказалась верхом на Драконе, повалив его, ухватившись за плечи. Когда мы падали, его бедро оказалось зажато между моими, и нажало через юбки, так после случайного судорожного толчка я вдруг обрела совершенно иное понимание. Он застонал глубоким голосом, и его руки скользнули в мою прическу, распуская заколотые в узел волосы вокруг плеч. Наполовину ошарашенная, наполовину недоумевающая, я держалась за него и руками и своей силой. Его сухость, тщательно подобранный наряд из бархата, шелка и кожи — такой пышный и собравшийся складками под моими пальцами — внезапно приобрели иной смысл. Я находилась в его объятьях, верхом на его бедрах, его тело обжигало мое, его руки сквозь платье очень сильно, почти до боли сжимали мои бедра.