– Каким образом тебе удалось выйти на ее след?

Мирза Калукский достал из кармана серьгу.

– Эту серьгу Шах-Зада успела передать одной наложнице из гарема шаха перед ее побегом. Еще она шепнула ей на ухо заветное слово, которое немедленно мне передали.

– Теперь хоть появилась надежда, что шахские палачи не осмелятся продать Шах-Заду на невольничьем рынке. – Махмуд-бек сделал паузу и добавил: – Зная тебя, я уверенно могу сказать, что ты любой ценой вызволишь Шах-Заду из гарема шаха.

Мирза Калукский хитро подмигнул другу.

А в этот момент в гарем в качестве подарков шаха своим наложницам заносили золотые украшения, бриллианты, изумруды, награбленные его воинами в Армении, Грузии, Муганьских степях Азербайджана, Ширване, Шемахе, Дербенте, Ахтах, Табасаране, Кайтаге, Кубачах, Кази-Кумухе. Золото и бриллианты были изъяты из ларцов и сундуков жен, дочерей побежденных владетелей Афганистана, Индии, Закавказья, разграблены и вывезены из казны ханов, правителей Северного Кавказа, других вельможных особ.

Казначей-евнух каждое украшение, предназначенное отдельно взятой наложнице шаха, укладывал в специальный футляр. А самые дорогие вещи хранил в миниатюрных ларцах с секретными замками. Сегодня в гареме шаха с утра устроили переполох. В гареме через тайных агентов в ставке Надыр-шаха стало известно, что он в честь своих побед над горцами преподнесет наложницам драгоценные подарки.

Так и было. Только вместо шаха подарки раздавал гаремный евнух-казначей. Он преподносил подарки в зависимости от того, какое место занимает определенная наложница в сердце шаха. Получив подарок, счастливая наложница спешно удалялась в свои покои, к зеркалам, чтобы как можно скорее их на себя надеть, а потом похвастаться перед соперницами.

Только одна Шах-Зада, удрученная горем, была равнодушна к милости и подаркам шаха. Даже тогда, когда с ларцом в руках, льстиво заглядывая в глаза, в ее покои зашел гаремный евнух-казначей, она недвижно продолжала оставаться у форточки своего шатра, тоскливо глядя в безжизненную даль прикаспийской пустыни.

Она даже не взглянула на подарок, поставленный перед ней на стол из слоновой кости. Когда гаремный евнух-казначей, низко кланяясь Шах-Заде, заикнулся о милости и воле шаха, она ударом ладони смахнула ларец с драгоценностями на пол. В это время перед ее глазами предстала другая картина: как в обмен на свою голову сын главной ясновидицы Пери вводил ее в гарем шаха. Тогда гаремный евнух-казначей ему тоже всучил такой же ларец в знак преданности. В памяти она до сих пор сохранила тот алчный взгляд Мердена, который вспыхнул при виде ларца с драгоценностями. Она как сегодня помнит, как шах, хитро прищуривая левый глаз, прошептал: «Этот шакал нам еще пригодится для грязных дел… Предал родину один раз – предаст и другой».

Гаремный евнух-казначей никак не ожидал такой реакции со стороны этой дикарки. Он думал, что при виде таких богатств она благодарно бросится перед ним на колени. Этот жалкий горбун задрожал от негодования и в порыве гнева чуть не шлепнул ее по щеке. Была бы его воля, он бы эту гордячку на пару суток бросил в зиндан[7] и посмотрел, какой шелковой она там станет. Но вместо этого он, пряча яростный взгляд, хитро улыбнулся одними губами, стал перед ней на колени, поднял ларец с драгоценностями, низко кланяясь, боком вышел из шатра. Ничего, ему уже приходилось укрощать непокорных коней и строптивых красавиц! Она пожалеет о своем неучтивом поведении!

Когда казначей выходил из шатра Шах-Зады, у него дрожали руки и невольно тянулись к нагайке, висящей на поясе. «Дурочка, она не понимает, в какой рай попала, какое счастье ей улыбнулось!»

Сегодня ночью шах собирался провести с ней ночь. К его приходу ее надо приодеть, подготовить к приему шаха. Судя по тому, как шах на нее смотрит, как ею дорожит, таких ночей может быть много. Но прежде чем отправить ее на ложе к шаху, надо научить гаремному этикету: как подойти, как говорить с шахом, как его принимать на своей половине, как одеваться, как по цвету глаз и волос подобрать украшения и платье, по какому случаю и как их надевать, как пользоваться ароматами, благовониями…

Шах-Зада уроки этикета гаремного евнуха не воспринимала, от всего того, что он предлагал, категорически отказывалась. Евнух, помня отношение шаха к этой гордячке, терпел все ее капризы. В противном случае, он за один вечер сделал бы ее ручной.

Когда гаремный евнух недовольно заикнулся шаху по поводу горской красавицы, тот на него взглянул так, что у него душа ушла в пятки.

– Ты думаешь, все подчиненные неукоснительно подчиняются правителю государства, и они его любят?! Чушь! – горестно улыбнулся шах. – Правителя в его государстве никто не любит, включая жен, наложниц и рабынь. Потому что государь рожден быть тираном, повелителем: его должны или бояться, или ненавидеть, среднего не дано. Я хочу, чтобы эта прекрасная горянка полюбила меня, сама бросилась бы мне в объятия, каких бы усилий и богатств мне ее внимания не стоило! Я хочу, чтобы в один из вечеров это чудо природы всем сердцем сама потянулась ко мне. Я хочу, чтобы она от избытка чувств заревела у меня на груди, чтобы, прося моей милости, упала передо мной на колени и вылизывала носки моих сапог. И я дождусь этого дня. У моих астрологов было видение: когда я завоюю сердце этой гордой горянки, я стану обладателем меча, посланного табасаранам Небесами, и Небесного камня, в котором закодирован код появления человека на Земле и имя Аллаха. Тогда вместе с ними мне покорится весь Дагестан, весь мир! Ты смотри, казначей, – глаза шаха вдруг зло засверкали, – второй такой Шах-Зады в этом мире нет!.. Ты береги ее так, чтобы даже волосок с ее головы не упал! Знай, самое дорогое, что у меня есть – это Шах-Зада! К ее стопам должны быть брошены все драгоценности моей казны, ей должны служить все, кто находится под моей рукой, перед ней должны быть распахнуты двери всех моих дворцов! Наступит день, и весь мир ляжет под моими ногами!..

Теплый вечер. Воздух все еще был наполнен звоном назойливых комаров и вездесущих мух. В шатре в золотых подсвечниках тускло горели языки пламени. Белесый дым из очага, установленного посредине шатра, плохо вытягивался в круглое отверстие на куполе. Он садился на полу, стлался по персидским коврам, висящим на стенах. В халате, накинутом на плечи, в унтах на босу ногу Надыр-шах вышел из шатра Шах-Зады, расположенного рядом со своим шатром. У порога своего шатра он, что-то обдумывая, сгорбленно остановился. Что – он сам пока до конца не понимал. Но то, что его тревожило, отнимало у него волю, лишало сил. Может быть, он надеялся, что сердце Шах-Зады дрогнет, оттает, она со слезами на глазах погонится за ним, догонит, за руку отведет к себе, обратно в шатер…

Но Шах-Зада не собиралась за ним гнаться, тем более умолять, чтобы он вернулся обратно к ней. За его спиной покоилась лишь глухая тишина. Он повернулся, озадаченно вошел в свой шатер, охраняемый нукерами. В шатре было тихо, безмолвно, как будто угасла жизнь. И эта глухая тишина угнетала Надыр-шаха. Его душа была в смятении. Бессознательно осмотрелся, присел на табуретку у погасшего очага и застыл. Ему надо было прилечь на тахту, постараться уснуть. У него от бессонных ночей, бесконечного времени, проведенного в седле, от череды неудач, настигших его в последнее время, голова раскалывалась, глаза горели.

С тех пор как Шах-Заду привели в гарем, шах потерял покой. Он был пленен не сколько ее неземной красотой, сколько независимым характером, непокорностью, силой, твердостью духа, тонкостью ума, жгучими глазами. Он был готов лишиться всех наложниц в гареме за одну счастливую ночь, проведенную с Шах-Задой. Она из всех женщин, которых шах знает, выделялась ярчайшей красотой, непокорным нравом, неподатливостью даже под страхом смерти.

Шах-Зада отнимала у шаха больше времени и внимания, чем разбор проигравших военных сражений с горцами. Каждый раз он уходил от нее с чувством тайного стыда, подавленной воли. Таким он ушел и сегодня.