– Гонцы отправлены, Старшина, – Мирза секунду подумал. – Во все направления Табасарана.
Старшина бросил неприязненный взгляд на Мирзу: «Смотри, какой прыткий».
– Созывай Совет старейшин всех племен.
– Старейшины скоро прибудут на наше стойбище, Старшина.
– Жаль, что после нашей сегодняшней встречи… к себе на стойбища отправились Махмуд-бек, Амир-Хамза, Хасан-бек, Мажвад, Халид, Хаким, Каранаф. Сейчас, как никогда, нам необходим их совет.
– Они ночью остались ночевать в нашем лагере. Скоро прибудут.
К полуночи в доме Старшины племени гуннов, встревоженные страшной вестью, собрались предводители всех табасаранских племен. Старшина гуннов принимал их в гостиной. Со всеми здоровался за руку; каждого, в зависимости от занимаемого положения в обществе, усаживал на отведенное ему место на ворсовых коврах. Махмуд-бека и Мирзу Калукского усадил по свою правую и левую руку.
– Присаживайтесь, гости дорогие, – жестом руки указал он на подушки, лежащие вдоль стен на ворсовых коврах.
В то время, когда Старшины племен готовились к военному Совету, на майдане стойбища, расположенном за домом Старшины, велись спешные приготовления к предстоящему пиру, который у гуннов принято организовать перед предстоящим сражением с иноземными захватчиками. Резали быков, барашков, ставили огромные котлы, казаны. На пир, назначенный на полночь, были приглашены воины всех племен из соседних стойбищ и аулов.
Во дворе хозяина, под односкатным навесом, освежевали барашка. Ашчи[2] вели спешные приготовления, чтобы угостить гостей Старшины, которые прибывали на военный Совет со всех концов Табасарана. На втором этаже дома, в зале, нукеры Старшины перед гостями расстилали белые холстяные скатерти, быстрыми движениями рук расставляли керамические сахарницы с расколотыми кусками рафинада, фарфоровые чашки, разливали чай.
Старшина гуннов был чрезмерно возбужден. Он не знал, как спрятать от десятков настороженных глаз свой блуждающий взгляд, куда убрать свои огромные потеющие руки-клешни. Своими пальцами-клешнями он то судорожно нырял в копну густых седых волос на голове, то хватался за широченную бороду-лопату, то дергал уши, то кончик носа. В горах за чашкой чая перед предстоящим серьезным разговором принято говорить о самом обыденном, на отвлеченную тему: о жизни, лошадях, коровах, овцах, о погоде, предстоящем урожае или охоте. Но хозяин не выдержал нервного напряжения и, пренебрегая правилами этикета горского гостеприимства, сразу взялся за тему, которая ему не давала покоя.
Он обратился к Старшинам:
– Только вам я могу признаться, какой страх леденит мое сердце, какие страшные мысли одолевают меня! Этот персидский шах, говорят, сущий дьявол, а его воины не знают пощады. Говорят, они на своем пути оставляют сотни сожженных, опустошенных аулов, сел, стойбищ, сопротивленцев тысячами казнят, вешают на деревьях, не жалеют ни стариков, ни детей… Они заполонили, перебили всех наших соседей, живущих по юго-западному побережью Каспийского моря. Уверен, перебьют и нас. Может, пока есть время, снимемся со стойбищ и всем миром отправимся далеко в горы?
Мирза побледнел, у него нервно задергались губы. Ему стало стыдно за свои трусливые речи и паническое настроение Старшины. Он бросал на Старшину предостерегающие взгляды, подавал тайные знаки, чтобы тот прекратил панические речи, хотя бы замолчал. Тот, не замечая стараний главного ясновидца, продолжал молоть чепуху:
– Мы совершенно не готовы к войне с персами: нет боеспособных дружин, обученных и натасканных на такого грозного врага и на такое огромное количество воинов. Нет достаточного количества пушек, мортир, огнестрельного оружия, не говоря о боевой комплектации, холодного оружия, кольчуг, дальнобойных луков и стрел, боевых скакунов, провизии. В первом же столкновении с воинами-каджарами они сомнут нас. Вообще, на сегодняшний день наберутся ли у нас воины, хотя бы способные лицом к лицу постоять с таким грозным врагом? Я жду от вас ответа: были ли у нас когда-либо такие силы?
– Простите, Старшина, – не вытерпел Мирза, – нельзя драматизировать ситуацию, даже не скрестившись с врагом мечами. Наши предки в старину еще не такому супостату хребет ломали! Вспомним нашествие арабов, монголов, наши столкновения с турками, династией Сасанидов… На сегодня, смею заметить, мы располагаем немалыми вооруженными силами. На бастионах Хучнинской крепости, бастионах крепостной стены Дагбары[3] у нас находятся десятки пушек и мортир, бесстрашных пушкарей. За крепостными стенами расположена хорошо обученная дружина, вооруженная огнестрельным оружием. У нас есть лучники, около семи тысяч пеших и конных воинов. Только надо успеть собрать их под одно крыло и там, где не ожидает враг, неожиданно его атаковать!
В противовес Старшине, в речах Мирзы Калукского было столько мужества, уверенности в силах своих дружин, холодного расчета, что окружающие затихли, затаив дыхание. Они глазами впились в его лицо, проглатывая каждое произнесенное им слово.
Подавленный своими страхами, Старшина не услышал и половину того, что ему в ответ сказал главный ясновидец.
От речей Мирзы Калукского у Махмуд-бека глаза горделиво засияли, он все выше и выше приподнимал голову, колесом раздувал могучую грудь.
– Около двух тысяч воинов мы соберем из резерва, – уверенно заметил Махмуд-бек.
– Как вы думаете, сколько воинов будет у Рустан-бека? Именно он, по доносу лазутчиков, идет на нас войной? – не отступал Старшина гуннов.
– Да, он идет войной на Табасаран! – все больше распаляясь и злясь на своего Старшину, съязвил Мирза Калукский. – Вместе со всеми воинами, – Мирза прикинул в уме, – наберется тысяч двадцать пять.
– Утешил… – горько усмехнулся Старшина гуннов.
– Мирза, раз мы не успеем встретить врага у своих границ, как ты думаешь, что если решающий бой дадим у подножия Хучнинской крепости? – мягко улыбнулся Махмуд-бек. – Что скажете вы, Старшины племен, командиры дружин? Кстати, надо оповестить и нашего Кадия.
– В стратегическом плане это единственное место на нашей земле, где врагу можно дать достойный бой. От Кадия, Махмуд-бек, ко мне вестовой принес депешу. Он требует, чтобы мы приостановили кизилбашей, ценой жизни сотен и тысячи табасаранских воинов, у стен Хучнинской крепости! – по-военному отчеканил Амир-Хамза.
– Ну что, братья, скрестим наши мечи с кривыми мечами каджар, угостим их табасаранскими «блинами»? – с задором обратился Мирза Калукский.
– Угостим! – захохотал Халид. – Даже искупаем их в Рубас-чае под неусыпным бдением дяди Мажвада!
Кроме хозяина дома, все захохотали.
– Это я умею! – загремел могучим голосом богатырь Мажвад. – Если кизилбаши захотят, то я им и спины нежно потру. – Теперь, братья, – он вдруг посуровел, – перехожу к допущенным нами ошибкам. После последнего сражения с кизилбашами в стенах и бастионах крепости Дагбары, тянущейся от крепости Нарын-кала до Хучнинской крепости, остались огромные бреши. Сама крепость и стены Дагбары нуждаются в безотлагательном восстановлении.
– Дядя Мажвад, вы правы! – поддержал соратника Махмуд-бек. – Хучнинская крепость и стены Дагбары со сторожевыми башнями – наши главные опорные пункты, без которых сложно будет разгромить закаленных в многолетних сражениях воинов Надыр-шаха. На восстановление Хучнинской крепости и стен Дагбары со всего Табасарана надо срочно направлять тысячи мастеров, сотни пар гужевого транспорта, строителей, каменщиков…
Члены военного Совета единогласно поддержали это предложение, промолчал только хозяин дома. Он на военном Совете, то ли от страха перед каджарами, то ли от волнения, толком ничего не соображал, сидел истуканом, потеряв волю и дар речи.
– Пока мы не соберем достаточное количество воинов, – размышлял Мирза Калукский, – не стоит ввязываться в тяжелые сражения с кизилбашами. Будем вести партизанскую войну: нападать, как свора охотничьих собак на матерого секача, откусывать от него куски, отступать в лес! Нападать, откусывать, отступать в лес. А когда соберем все силы в единый кулак, тогда кизилбашам дадим жару.
