— Я знаю, как тебе не хватает стен твоего города.

Он взял мои руки в свои, и мы долго сидели молча, два старых тела, спаянных тысячью нежных слов, которые нам уже не надо было произносить.

Наконец я решилась:

— Авраам, когда остановится мое дыхание, я хочу, чтобы ты похоронил меня в пещере Макпела, на холме Кириат-Арба. Там самый прекрасный сад, какой я только видела, кроме сада вокруг дворца моего отца. Он принадлежит хиттиту по имени Эфрон. Купи его, я знаю, он не откажет тебе. Потом приведи каменщиков из Салема или из Беер-Шевы. Они умеют строить, как каменщики Фараона. Вели им построить на входе в пещеру самую красивую и самую крепкую стену, какую они только могут построить для гробницы Авраама и Сарры. Это будет первый дом нашего народа, где они все соберутся. Там будут и Исаак, и Исмаил. Разве не должны мы с благословения Яхве утвердить наше будущее?

Аврааму даже не надо было давать мне обещаний, я знала, что он сделает все так, как я хочу. Потому что так было всегда.

Сегодня я спокойно жду, пока прервется мое дыхание. Жду и вспоминаю. Сегодня нет ветра, и только листья тополя дрожат надо мной, наполняя воздух шумом дождя. Под кедрами и акациями воздух струится, словно отражаясь от тысячи золотых пластинок. На губах я ощущаю аромат лилий и мяты. Над скалой носятся ласточки. Все, как в тот день, когда кровь впервые пролилась у меня между ног. В тот день, когда началась долгая жизнь Сары, дочери Ишби Сум-Узура, дочери Тарамы.

Локтями Сара отодвинула занавеску, которая служила дверью, и выбежала на середину кирпичной террасы, нависавшей над двором женщин. Было еще темно, но даже в тусклом рассветном свете она увидела кровь на своих руках и закрыла глаза, стараясь сдержать набежавшие слезы.

Ей даже не надо было осматривать свою тунику, чтобы убедиться, что и на тунике были пятна крови. Она чувствовала это своими коленями и бедрами, к которым прилипла влажная туника.

Вот она опять возвращается, эта пронзительная боль. Словно демон проводит когтем по ее бедрам! Она стояла, замерев с полузакрытыми глазами. Боль исчезла так же внезапно, как возникла.

Сара вытянула вперед свои оскверненные руки. Ей бы следовало умолить Инанну, могущественную Властительницу Неба, но ни одно слово не слетало с ее губ. Сара затаила дыхание. Страх, отвращение, неприятие смешались в ее душе.

Минутой раньше она проснулась от боли в животе и, тронув себя между ног, обнаружила свои первые женские крови, которые зарождают жизнь.

Все произошло не так, как ей обещали. Кровь не была похожа ни на росу, ни на мед. Она текла, как из невидимой раны, и в панике ей показалось, что она сейчас истечет кровью, как овца под ножом.

Это была детская глупость, от которой ей стало стыдно, но ей было так страшно, что она вскочила со своей постели и бросилась наружу. Что-то странное, что происходило в ее теле, одним махом затопило все ее детские радости.

Завтра, послезавтра и каждый следующий день и год будут непохожими на ее прежнюю жизнь. Она знала, что ее ждет, что ждет любую девочку, у которой текут женские крови.

Ее служанка Силили и все остальные женщины в доме будут смеяться над ней, будут петь, и танцевать и благодарить Нинту, Повитуху Мира.

Но Сара не испытывала никакой радости. Если бы сейчас это тело не было ее!

Она глубоко вздохнула. Запах ночных огней, плававший в свежем предутреннем воздухе, освежил ее.

Ей было приятно ощущать под ногами прохладу кирпичей. Ни в доме, ни в саду не раздавалось ни звука. Казалось, весь город затаил дыхание перед восходом солнца, еще скрытого за краем мира, хотя его желтые отблески, словно масло, уже разливались на горизонте.

Сара резко повернулась и, отодвинув занавеску, вновь погрузилась в полумрак своей комнаты. Она с трудом различала большую постель, на которой спали Низаба и Лиллу. Не двигаясь, Сара прислушалась к ровному дыханию двух сестер, радуясь тому, что не разбудила их. Наощупь Сара добралась до своей кровати, хотела сесть, но заколебалась.

Она подумала о советах, которые ей дала Силили. Поменять тунику, снять простыню, завернуть в нее влажную солому, взять лежащий у дверей пропитанный нежным маслом клубок шерсти, протереть им ноги, потом взять другие клубки, надушенные эссенцией теребинта, и положить их между ног, чтобы они впитали кровь. Ей достаточно было сделать эти несколько движений, но она не могла заставить себя дотронуться до собственного тела.

Страх уступил место гневу. Почему она должна ждать, пока Низаба и Лиллу обнаружат ее в таком виде и поднимут на ноги весь дом, крича над двором мужчин, что у Сары пошли женские крови?

Это будет самое неприятное из всего случившегося.

Почему эта кровь, текущая между ног, делает ее женщиной? Почему, получив свободу говорить, она должна будет потерять право поступать так, как ей хочется? Ведь теперь ее отец может за несколько серебряных сиклей или за несколько мер ячменя отдать ее незнакомому чужому мужчине, которого она, возможно, будет ненавидеть все оставшиеся ей дни. Почему все должно происходить именно так, а не иначе?

Сара попробовала разобраться в хаосе своих мыслей, вызванных грустью и гневом. Ей следовало бы вспомнить молитвы, которым научила ее Силили, но она их не помнила. Словно демон вынул их из ее сердца и головы. Властительница Луны разгневается и проклянет ее.

Ярость и жажда неповиновения вновь охватили ее. Но ей не хотелось будить Силили. Стоит ей попасть в руки Силили, как все начнется.

Надо бежать. Бежать за пределы стен, которые окружали город, бежать до самой извилины Евфрата, где на десятки узов тянулся лабиринт нижнего города, и расстилались тростниковые заросли, за которыми был другой мир, враждебный и заманчивый. Но у Сары не хватило мужества, и она спряталась в саду засаженном сотнями самых разных деревьев, цветов, овощей, окруженном стеной, которая в некоторых местах выше самых высоких комнат. Она спряталась в кустах тамариска, растущих у самой старой части стены, где солнце, ветер и дождь разрушили высокие кладки кирпичей и превратили их в оранжевую пыль. Когда зацветали огромные султаны тамариска, их розовая листва была видна даже с другого конца города, по которой каждый узнавал дом Ишби Сум-Узура, сына Элла Дум-ту, могущественного вельможи города Ура, купца и высшего чиновника на службе короля Амар-Сина, который правил городом Уром по воле Великого и Могущественного Эа.

— Сара! Сара!

Она узнала голоса, высокий голос Лиллу и глухой, встревоженный голос Силили. Искавшие ее служанки, не найдя Сару, вернулись в дом и снова наступила тишина, нарушаемая только журчанием воды в оросительных каналах и чириканьем птиц.

Из своего укрытия Сара видела всех, но сама оставалась невидимой. Дом ее отца, один из самых красивых в царском городе, был построен в форме ладони, внутри которой лежал огромный центральный двор удлиненной формы с главным портиком. Два здания с кирпичными стенами, покрытыми зеленым и желтым лаком, служившие только для приемов и праздников, отделяли центральный двор от двух других дворов поменьше, один из которых был отведен женщинам, другой — мужчинам. Комнаты мужской половины дома с их белыми лестницами выступали над храмом, посвященным предкам семьи, над складами и комнатой, где работали писцы ее отца. Комнаты женщин были построены над кухней, над спальнями служанок и большой красной комнатой. Все они выходили на большую террасу в форме луны, обвитую виноградом и глициниями, которая открывалась в сторону сада, так что по ночам мужья могли, минуя двор, проходить в комнаты своих жен. Из кустов, где она сидела, Саре была видна большая часть города, и возвышающийся над всем зиккурат, «великолепная площадка». Не проходило и дня, чтобы Сара не приходила сюда полюбоваться садами, похожими на зеленые озера, подвешенные между небом и землей. Из их зеленой гущи, сотканной из всех деревьев и цветов, какие только создал на земле господь, выступала черно-белая керамическая лестница, ведущая в Великолепную Комнату, колонны и стенки которой были покрыты ляпис-лазурью. Там раз в год царь Ура соединялся с Властительницей Неба.