— Большое спасибо, — сказал я. — Вы мне очень помогли.

— Она была такая красивая, правда? Как ужасно…

Представительный мужчина средних лет.

Это звучало вполне правдоподобно. Больше всего Лили раздражало во мне неумение блеснуть в обществе. «Ты такой заурядный!» — обычно стонала она, когда я в очередной раз надевал что-то не то или делал ей неудачный комплимент.

Но кто бы это мог быть?

Как у всякой актрисы, отношения Лили с другими людьми отличались накалом чувств, но не глубиной (кроме отношений с психоаналитиком и агентом). Она работала с десятками мужчин средних лет. Однажды в Норвиче она играла Джульетту в паре с Ромео, которому было явно за сорок. Большинству ее сценических возлюбленных требовался парик или корсет.

Я мог бы, конечно, просмотреть списки актеров, игравших в тех десяти-двенадцати постановках, в которых она участвовала. Но ведь это были бы только те спектакли, которые ставились уже после того, как мы начали встречаться. Возможно, она познакомилась с ним еще раньше. И потом, нельзя было исключить, что этот мужчина средних лет не познакомился с ней за кулисами, или у служебного входа, или в каком-нибудь другом месте, никак не связанном с театром.

Если кто-нибудь об этом и знал — если Лили кому-то и говорила, — то это могла быть только ее мать. Но я был уверен, что теперь Джозефин согласится на беседы со мной очень нескоро. Мне пришлось бы предложить ей что-то взамен, например квартиру, однако в тот момент подобная информация столько не стоила. Тем более что я придумал другой способ, как ее добыть.

Я отправился прямиком к Геркулесу. Он жил в огромной, перестроенной из бывшего склада квартире на Оулд-стрит, прямо над офисом «Дейзд-энд-Конфьюзд». Струганые сосновые полы. Окна размером с киноэкран. Места на стенах столько, что там уместились шесть картин в духе Марка Ротко. У Геркулеса было все, о чем я только мечтал, и от этого мне было вдвойне тягостно.

Мы с Лили раза два бывали в гостях у Геркулеса и его подружки Утны. Для меня эти визиты были интенсивным упражнением в неловкости. Казалось, Геркулес нарочно демонстрировал всем, как безнадежно скучна моя жизнь, постоянно интересуясь ее мельчайшими подробностями.

С тех пор Утна ушла от него к третьему заместителю второго помощника режиссера. В откровенном интервью бульварной прессе (проиллюстрированном ее столь же откровенными фотографиями), она пожаловалась, что Геркулес относился к ней, как к «телу без мозгов». И добавила: «А у меня отличные мозги». (При этом у читателей была прекрасная возможность удостовериться в ее более очевидных достоинствах.)

Было два часа дня. В это время Геркулес, как и все актеры, должен был скучать дома без дела. Так и вышло.

Даже в домашней одежде — шортах цвета хаки и рубашке «Бен Шерман» — он был красив и элегантен. Я не поверил своим глазам, но в руках у него была тарелка с хлопьями к завтраку. Не теми, которые он рекламировал, а шоколадными «КоКо Попс».

— Здравствуйте, Конрад. Вас ведь так зовут? — Он шагнул обратно на огромную сцену, которую являла собой его кухня, прежде чем я успел ответить. — Смерть Лили меня просто потрясла. Ужасная трагедия!

«Трагедия для твоей карьеры», — подумал я.

Я вспомнил газетную вырезку с его интервью «Геркулес скорбит по своей партнерше: «После нас остались ролики, за которые зрители нас уважали. Они следили за развитием наших отношений. К несчастью, теперь никто не узнает, что могло бы произойти между нашими персонажами».

Я чувствовал запах поджариваемого в тостере хлеба.

— Чем я могу помочь вам?

— Мне просто хотелось узнать… извините за такой нетактичный вопрос, но все же: у вас был роман с Лили в последний месяц ее жизни?

— Э-э-э… — Он взглянул на шоколадное молоко в своей тарелке. — Нет.

— Не было?

— Нет.

— Но до этого между вами что-то было, так?

— Только не принимайте это слишком близко к сердцу…

— А я и не принимаю. Просто мне нужно знать.

Он внимательно меня осмотрел, видимо оценивая, могу ли я на него наброситься, и заключил, что даже если бы я попытался это сделать, он бы легко со мной справился.

— Да. Время от времени мы встречались. Не только ради секса. Пили кофе. Ходили по магазинам. Разговаривали.

Я чувствовал себя опустошенным. Это было первое услышанное мной подтверждение измен Лили.

Из нержавеющего тостера выпрыгнул поджарившийся гренок.

— Значит, таблоиды не врали, когда писали, что это был роман «на экране и в жизни»?

— Не врали, — ответил он. — Знаете, мне ее безумно жаль.

— Думаете, мне не жаль?

— Дружище, я все понимаю. У вас дерьмовый вид.

Я решил сдерживаться, пока находился в поле его зрения.

— Можете ответить на несколько простых вопросов? Это мне здорово поможет.

— Ладно.

— Когда вы были с ней последний раз?

— Думаю, примерно за месяц до выхода последнего ролика. Когда это было? Весной. Мы охладели друг к другу, после того как поработали вместе достаточно долго. Но примерно около месяца мы с ней встречались, уж простите.

— Ничего. Значит, после этого у вас секса не было?

— Ну, может, один или два раза. Я уезжал в июне — июле — снимался в этом телесериале.

Я вспомнил: какая-то сельская идиллия с траханьем на сеновале и борьбой за экологию. Лили тоже пробовалась там на роль, но не получила ее.

— Откуда мне знать, что вы говорите правду?

— Оттуда, что я вам говорю. У меня там была другая женщина, партнерша по фильму.

— У вас это дело вошло в привычку, а? — спросил я.

Он улыбнулся своим мыслям.

— Это точно.

Из двери в дальнем конце комнаты вышла женщина. На ней была рубашка Геркулеса. Она капризным голосом позвала его, называя настоящим именем.

— Сейчас! — крикнул он в ответ.

— И положи сверху побольше мармелада! — добавила она, после чего скрылась в темноте спальни.

— Последний вопрос, — сказал я. — Вы когда-нибудь ходили с Лили в магазин, который называется «У призрака».

— Она ждет свой мармелад, — напомнил Геркулес, рассчитывая, что я его пожалею.

— Это магазин одежды.

— Я знаю. Вы что думаете, я кретин? Я знаю.

— Так вы ходили туда?

Он на секунду задумался. Я приготовился подхватить его, на случай, если он свалится от непривычного напряжения.

— Не помню. Мы много куда ходили. По-моему, все-таки нет.

Из спальни донесся очередной вопль:

— Он остынет!

Мы с Геркулесом кивнули друг другу и направились к двери.

— Скажите, а что чувствуешь, когда в тебя стреляют? — спросил он напоследок.

Я не ответил.

Вернувшись домой, я позвонил в «Ле Корбюзье» и спросил, можно ли заказать тот самый столик, за которым…

Мне ответили, что по вечерам этот столик заказан на две недели вперед, а потом свободен только в понедельник.

Так долго я ждать не мог — приходилось довольствоваться обедом вместо ужина. Я назвал им псевдоним — мое второе имя и девичью фамилию матери: Бартоломью Янг. Я также предупредил их, что мне может понадобиться помощь на лестнице.

Вечер я провел без Энн-Мари. Она была на вечеринке в честь открытия какого-то бара, с которой никак не могла вырваться, — согласно ее образному описанию, в ее обязанности входили треп с моделями под грохот музыки и курение до такой степени, что она потеряла голос.

— Сможешь прочесть об этом в следующем номере «Тэтлера», — сказала она мне по телефону. — Наилучший способ составить представление о таких вечеринках.

— Буду скучать, — ответил я.

И в каком-то смысле не соврал: мне бы очень пригодилась теплая и надежная женщина под боком, потому что всю ночь я просыпался от кошмаров.

(Один из них меня особенно расстроил: мне снилось, что мое тело теряет симметричность, и из правой нижней части груди вырастает огромный прямоугольник.)

Четверг.