Марина решительно потянула молнию и принялась стягивать с себя облегающие брючки. Избавившись от костюма, Марина глянула на себя в зеркало. Мистический свет камня вернулся, вновь превращая ее в сказочную королевну. Но не может же она явиться в ресторан в нижнем белье и драгоценностях! Упекут за оскорбление общественной нравственности, никакая краса не спасет.

Марина шагнула к развешанным вдоль стен нарядам. Пусть камень сам найдет себе достойное обрамление, ведь нашел же он сегодня ее, свою новую хозяйку. Она нетерпеливо отодвинула одну вешалку, другую и вдруг нежный бледно-голубой шелк, словно ласкаясь, обвился вокруг ее руки. Еще не веря в удачу, она вытащила на свет длинное платье с открытыми плечами, очень простого, строго фасона.

Обе продавщицы в один голос запротестовали — устаревшая модель, коллекция прошлого лета, осталась по недоразумению, фрау не следует…

Не обращая на них внимания, Марина вскинула невесомый шелк над головой и нырнула в платье, кожей впитывая ощущение чистейшего блаженства. Дрожа от предвкушения, она повернулась к зеркалу. Свершилось! Это было оно, то самое! Чуть-чуть старомодная, ровно настолько, чтобы превратить старомодность в свой, особый стиль, в зеркале отражалась героиня северных баллад. Драккары викингов уходили в дальние походы, чтобы вернуться — с такой женщиной на борту. И лилась кровь в пиршественных залах, за то кому она достанется.

Впервые в жизни Марина поняла — она красива! Ей не нужно сравнивать себя с Аленой, Дарьей, или мадам Маргаритой. Ни даже с Мадонной, Мишель Пфайфер и Шерон Стоун. Она — это она, а кому не достаточно, тот сам дурак!

Примолкшие продавщицы переглянулись, одна из них исчезла в глубинах магазина и вскоре вернулась: с сумочкой и туфлями, изящными и невероятно женственными, и набором косметики.

— Вы позволите, мы поможем фрау, — почтительно, словно жрица перед обрядом, заявила она и крохотные косметические кисточки запорхали над Марининым лицом.

Эти девочки были истинными профессионалками, они все поняли и прониклись, они ничего не испортили. Просто Маринины глаза стали глубже и словно бы отразили сияние льдов, зато нежно розовые губы призывно изогнулись, маня, искушая и обманывая. Кожа сделалась нежнее и прозрачнее. Короткие русые волосы легли назад, открывая высокий лоб, а разом потемневшие ресницы и брови добавили яркости лицу.

Девушки отступили от Марины, любуясь результатами своих трудов. И тут же в старой Марининой сумке призывно запищал мобильник.

— Мы вызовем такси для фрау.

Марина взглянула в поданный ей чек и вскинула брови. Немало, но существенно меньше, чем она предполагала.

Заметив ее недоумение, одна из девушек улыбнулась:

— Реклама стоит денег, а либер фрау сегодня — лучшая реклама нашего магазина. Фрау возьмет наши визитки для своих подруг?

— И буклеты, — добавила вторая.

Марина с сомнением глянула на глянцевую стопку буклетов, еще раз посмотрела на чек и согласно кивнула.

— Я выбрал неправильный ресторан, — с досадливым смешком сказал Кирилл, глядя на нее поверх искрящегося бокала шампанского.

— Ну что ты, здесь просто здорово! Где бы еще я узнала, что выпивку можно потреблять не литрами и даже не килограммами, а метрами, — с энтузиазмом возразила Марина, любовно оглядывая стоящий перед ними длинный полированный брус длиною ровно в метр. Вдоль всего бруса тянулись ячейки, в каждой из которых стояли маленькие двадцатиграммовые рюмочки с удивительно вкусной настойкой. Подавали «метр» торжественно, в сопровождении оркестра и под приветственные возгласы остальных посетителей.

Впрочем, этой ночью гости маленького ресторанчика готовы были приветствовать любой, даже самый простой Маринин жест. Вот она подцепила очередную рюмку с настойкой, поднесла ее к губам и тут же весь зал заискрился хрусталем: ей салютовали бокалы полноватых добродушных австрийцев, с какой-то уютной, совсем не оскорбительной чувственностью пялившихся на ее обнаженные руки и плечи, и их столь же полных, но не столь добродушных жен, разглядывающих ее с забавным неодобрением.

— Тебе бы только быть в центре внимания, — солидаризируясь с австрийскими фрау, недовольно заявил Кирилл, — А мне бы сейчас не помешало что-нибудь вроде частного зала или закрытого кабинета.

— Зачем?

— Ужасно хочется вытащить тебя из платья…

— Дальше не продолжай, — строго прервала его Марина, — Я сюда пришла как раз платье демонстрировать, а у тебя одно на уме — увести женщину из центра внимания.

Медный трепет колокольного звона заставил Марину вскинуть голову.

— Колокола святого Стефана, — улыбнулся Кирилл, — Вызванивают старый год и призванивают новый.

Он потянул Марину за руку:

— Накинь шубку и пойдем на улицу. Раз нельзя быть вдвоем, отправимся в народ.

Они выбрались наружу и Марина ахнула, изумленная и слегка испуганная. Недавно гулкие и пустые улицы заполнила беснующаяся толпа молодежи.

Над непрерывным потоком приплясывающих, подпрыгивающих, целующихся парней и девиц то и дело взмывали брызжущие огнем петарды. Толпа на мгновение с визгом размыкалась и тут же соединялась вновь. Улицу заполнял неумолчный звон — об асфальт бились допитые бутылки пива. Одна такая бутылка — полная — полетела прямо Марине под ноги, пенная пивная волна лизнула ее туфельки. Дружно шарахнул десяток хлопушек, взметнулся вихрь пестрого конфетти. Лица — молодые, хмельные, радостные — появлялись, исчезали, кричали. Сцепленные руки вскидывались к небесам, посреди толпы зазмеилась подпрыгивающая цепочка хоровода, тут же разорвалась. Кучка девиц, вразнобой задирающих ноги, пыталась изобразить кордебалет, даже не замечая, что их приятели увлеклись стрельбой по движущимся мишеням, старательно, но пока безуспешно пытаясь пульнуть хлопушкой прямо под вскинутые ножки.

А на противоположной стороне улицы, прямо над безумной извивающейся толпой молодых австрийцев, плотно, словно в поисках защиты, прижавшись к стенам собора св. Стефана, стояли двое негров в офисных костюмах и со стаканами диетической кока-колы в руках. На их гладких черных лицах был испуг и презрительное недоумение, с каким цивилизованный человек смотрит на бешенные пляски дикарей.

Толпа рядом с Мариной подалась, из образовавшегося проема высунулась рыжая голова, увенчанная кожаной каскеткой. Потом показалась затянутая в черную кожу рука, сгребла подол Марининого платья, рывок, и бушующая людская река втянула ее в себя. Рыжий похититель сделал шаг и они очутились в центре веселящейся тусовки. Он притянул ее к себе за талию, но одновременно она чувствовала как другие, молодые, жадные, нетерпеливые мужские руки скользят по ее бедрам, шарят по груди. Рыжий, улыбаясь, заглянул Марине в глаза…

— Das sexuelle Medchen[5]! — и впился в ее губы долгим, пахнущим зубной пастой и пивом, поцелуем. Она сдавленно вскрикнула.

— Не шуми, родная, зачем нам скандал, — прозвучал над ухом знакомый голос. Кирилл ткнул в рыжего указательным пальцем, словно хотел по-учительски усовестить того за неподобающее поведения. Довод оказался неожиданно действенным — рыжий закатил глаза и тихо опал им под ноги.

— Я паренька понимаю, поэтому строго наказывать не стану. Давай вперед, на ту сторону ближе, — подхватив Марину под руку, Кирилл почти понес ее через бурлящую толпу. Марина вцепилась ему в плечо и заторопилась следом, лишь тихонько охая, когда ее в очередной раз щипали за попу.

Задыхаясь, они выбрались на тротуар рядом с перепуганными неграми.

— Лучше нам убраться отсюда, — озабоченно пробормотал Кирилл, — Очнется рыжий, возжаждет мести, а у него, наверняка, дружки.

Марина огляделась. Улицу от края до края заполняла счастливая толпа и конца веселью не предвиделось.

— Не выберемся.

— Тогда по старинке, попросим убежища в церкви. Раз колокола звонили, значит, кто-то там есть. Эй, янки-бойз, — крикнул он неграм, — идем с нами, пока вас тут не затоптали, — и Кирилл потащил всех четверых к воротам св. Стефана.