— Милиции ты, конечно, ничего не сказала, — вздохнула Марина.
— Как же я могла? Они бы письмо забрали, а Павел Афанасьевич четко велел: кому передать, и когда. Я всегда выполняю указания начальства, — визгливые нотки в обычно спокойном голосе Светы доказывали, что она не совсем уверена в правильности своего поведения и ужасно хочет, чтобы ее успокоили.
Марина и успокоила: что ей, жалко?
— Ты все верно сделала. Кажется, мне это письмо пригодится больше, чем милиции.
Обе женщины посмотрели на конверт: Света с любопытством, Марина с обреченно-испуганным ожиданием скрытой внутри новой напасти.
Света неуверенно переступила с ноги на ногу:
— Я пойду?
— Да, конечно, идите, — обронила Марина.
Держа конверт в вытянутой руке, она вернулась за стол и быстрым движением, не давая себе опомнится, вскрыла.
«Злишься? Съездила в банк, не нашла там ни копеечки, попыталась откусить Эдичке голову, а потом Светка — с письмом от меня. Ох у тебя сейчас и рожа!
Я в свои посмертные письма столько стараний вложил, что даже жалко будет, если ты их никогда не прочтешь. Но все таки, тьфу-тьтфу-тьфу, надеюсь, что обойдется, я останусь живой и здоровый, пару раз их перечитаю, да выкину. И пойду отбирать у тебя твою газетенку! Теперь я уже не буду щедрым как раньше, выдеру ее у тебя, и все дела.
Ну да ладно, если все таки карта легла погано и ты теперь сидишь в моем кабинете. Во-первых, не вздумай мои фотки со стен убирать, с того света достану!»
Марина хмыкнула — и так достал!
«А во-вторых, это я снял деньги со счетов. Выхода другого не было. Если даже я проиграю, и компанию у меня отнимут, ха-ха, пусть попробуют крутится на одной оборотке, без базового капитала. А мы с Аленкой и Сашкой на эти денежки где-нибудь в маленькой европейской стране осядем, откроем скромное респектабельное дело — бордель, например (шучу!) — и станем жить тихо-тихо.
В город как раз привезли нелегальную партию драгоценностей и я ее купил. Все средства вгрохал, своих личных добавить пришлось. Сложил побрякушки в маленький мешочек, его — в портфель и на поезд. Трюх-трюх до Будапешта, а потом трюх-трюх до Вены. Никакой просвечивающей аппаратуры, и господа таможенники прекрасно знают, солидный бизнесмен — это тебе не челнок, взять с него нечего. Так что провез и припрятал. Сдал на хранение в милейший ювелирный магазинчик. Забрать мешочек оттуда могу или я, или ты, но не одна, а только вместе с моим дружбаном Кирюшкой. Если ты, подруга, его отшила, теперь придется разыскивать. Он мужик надежный, под его охраной тебя с камешками никто не грабанет. Хотел еще Аленку к вам подключить, чтобы вы трое — за меня одного (а что, такого гения как я, меньше, чем на троих менять нельзя). Но потом подумал, моя супруга и драгоценности — смесь взрывоопасная. Она без царя в голове — увешается побрякушками, как новогодняя елка, и пойдет щеголять. Нет уж, пусть к ювелирам идут серьезные, выдержанные люди.
В общем, как базовый капитал понадобится — бери билет и дуй в Австрию.
Целую крепко,
Увы, не твой, а Аленкин, Павел.
P.S. Да, зараза я, зараза, и ничего ты с этим уже не сделаешь, помер я».
Марина медленно скомкала письмо в руке, оделась, и не обращая внимания на любопытные взгляды секретарши, побрела к стоянке. Жигуленок, словно чувствуя ее настроение, был на удивление тих и кроток. Она ехала домой знакомыми улицами, автоматически притормаживая на светофорах, а в голове неотвязной мухой билась мысль: «Все к лучшему. Неужели и правда все к лучшему в этом лучшем из миров?»
Если бы убийцы в ту ночь не вошли в дом ее сестры… Если бы Пашка оказался умнее и хитрее, если бы он победил своего неведомого противника… Сегодня ей не пришлось бы защищать Сашку. И командовать гигантским пресс-концерном тоже не привелось. Ее газета, ее детище, измотанное и обескровленное затяжными боями за существование, досталась бы Павлу по дешевке, а она сама сидела сейчас дома. Без денег, без сил, без надежды на работу, без смысла и цели. Мгновенно постаревшая, никому не нужная и не интересная. Смерть, забравшая Пашку и Аленку, спасла Маринину жизнь. И от осознания этой простой истины хотелось выть. А жить не хотелось.
Тяжело цепляясь за перила, она медленно взобралась на свой этаж. Сквозь тонкую филенку двери сочился басовито-гневный Сашкин рев. Малец явно был чем-то весьма недоволен. Вот послышался увещевающий голос очередной, присланной Кириллом девчонки. Марина еще не решила, нравиться ей новая нянька-телохранитель или нет. Скорее все таки не нравиться. Да просто раздражает. Ни кожи, ни рожи, а туда же — стоит господину Валуеву появиться на горизонте, аж из штанов выпрыгивает. Сучка.
Раздраженный мужской голос выпалил несколько быстрых фраз. Судя по тону, Сашке делался выговор. Наверное, Кирилл пришел. Марина удовлетворенно улыбнулась: вот видите, господин Валуев, самому воспитывать ребенка совсем не то, что других поучать. Марина взбежала по ступенькам, распахнула дверь, вошла в маленький коридорчик и с изумлением уставилась на открывшуюся ей картину.
Сидящий на корточках мужчина яростно натягивал шапочку на полуодетого Сашку. Красивый трикотажный шлем надевался, мужчина брался за завязочки и… Сашка делал рывок вниз, оставляя шапочку у мужика в руках. Стоящая рядом редакционная барышня мгновенно начинала успокоительно гудеть, призывая к миру и взаимопониманию. Мужчина снова натягивал на Сашку шлем и вся история повторялась сначала.
Наконец потеряв терпение, он сграбастал Сашку одной рукой за подбородок и прижав коленом к стене, принялся натягивать шапку. Поняв, что деваться некуда, Сашка отчаянно заревел. Этого уже Марина выдержать не могла.
— Все таки собрался просить у Сашки протекции? Ведешь его на улицу, чтобы поговорить без свидетелей?
Спина Обстоятельства дрогнула, он разжал руки. Почувствовав свободу, Сашка мгновенно стащил шлем с головы.
— Какого черта ты тут делаешь? А вы, моя дорогая, — она гневно повернулась к девушке, — почему пускаете в дом постороннего человека?
— Он сказал, что ваш друг, что вы поручили ему привезти ребенка в редакцию, — растерянно пробормотала та.
— А если бы вам сказали, что он — это я, только сразу после операции по смене пола, тоже бы поверили?
— Но вы ведь позвонили!
— Я? Вы с ума сошли?
— Это точно были вы! — топнула ногой девчонка.
— Что, мой телефон неожиданно обзавелся видеоэкраном и вы узрели там мою физиономию? А заодно по факсу пришли отпечатки пальцем и подтверждение от двух свидетелей.
— Зачем мне отпечатки пальцев, я вас по тону узнала. Очень типичный, знаете ли.
— И какой же тон для меня типичен?
Девчонка дерзко тряхнула челкой.
— Говорите так, будто я не человек, а ожившая куча дерьма!
— Ерунда, за мной такого не водится. Я даже с дерьмом разговариваю как будто оно человек!
— Вот только с дерьмом вы и…
— Мы потом закончим, — величественно обронила Марина и переключилась на Обстоятельство — Ты чего замер? Вставай и марш отсюда!
Обстоятельство медленно поднялся с корточек, потом неожиданно нагнулся, подхватил Сашку на руки и крепко прижал к себе. Возмущенный мальчишка немедленно принялся лупить его ладошками по физиономии. Обстоятельство одной рукой перехватил детские ручонки и двинулся к двери.
— Пропусти сейчас же, — рявкнул он, надвигаясь на Марину.
— Обкурился, не иначе, — изумилась та, — Поставь ребенка!
— Прочь! — взревел Обстоятельство, и ухватив Марину за рукав, зашвырнул ее в кухню.
Долю мгновения она ошеломленно глядела на возящегося с замком Обстоятельство, потом перевела взгляд на телохранительницу. Та так же тупо и обалдела смотрела мужику в спину и явно не собиралась ничего предпринимать — то ли обиды свои пересчитывала, то ли аргументы для скандала подбирала. Марина пожала плечами, потом ее пальцы сомкнулись вокруг горлышка позабытой на столе бутылки текилы. «Господи, какая тяжелая, и стекло толстое, словно литое!» Ей не хотелось, ужасно не хотелось: услужливое воображение в секунду нарисовало брызги крови, и жуткий острый скол проломленной черепной кости, безжалостно вспарывающий скальп. Но рехнувшийся Обстоятельство уже отпер дверь и уносил малыша: куда, зачем — неизвестно. Марина широко размахнулась и шарахнула Обстоятельство бутылкой по уху.
