Говорят, что она замужем за крупной шишкой из влиятельной автомобильной компании. Говорят, что ее взяли в фирму, потому что ее муж – лучший друг президента одного из филиалов. Говорят, что она живет в квартире в 200 квадратных метров в шестнадцатом округе. Говорят, что у нее есть любовник младшее ее, топ-менеджер в одном холдинге. Назывались и имена. Все потому, что на протяжении нескольких месяцев юбки Патрисии Летю становятся все короче.

На каникулы Патрисия Летю уезжает с мужем на Маврикий или Сейшелы. И возвращается еще более загорелой.

Свой кабинет директор по управлению персоналом покидает только по особым случаям: проводы на пенсию кого-то из сотрудников, общее собрание, празднование Рождества. В остальное время у нее много работы. К ней надо записываться заранее.

В это утро ее губы горько искривлены. Она со смущенным видом оглядывается вокруг.

Матильда молчит. Ей нечего сказать.

В тишине раздается рассыпающийся звук, который обычно производит струя мочи, бьющая на дальнее расстояние.

За ним не замедлил последовать шум спускаемой воды. В туалете кто-то закашлялся, затем открыл кран. Матильда знает, что это Паскаль Фюрьон: она видела, как он входил.

Теперь кабинет наполняет запах «Ледяной свежести».

Патрисия Летю прислушивается к звукам за стеной. Гудение сушилки для рук, новый приступ кашля, стук закрывшейся двери. Патрисия Летю принадлежит к числу женщин, которые обычно умеют заполнить паузу. Но не сегодня. Она даже не пытается улыбнуться. У Патрисии Летю явно растерянный вид.

– Мне сказали, что вас перевели в другой кабинет. Я… Я не знала об этом, меня не было в пятницу. Уверяю вас, что иначе… Я только что узнала.

– Я тоже.

– Вижу, вам еще не подключили рабочее место. Мы займемся этим прямо сейчас. Считайте, что это всего лишь временное пристанище, не переживайте, мы найдем…

– Вы сейчас проходили мимо кабинета Жака, не так ли?

– Ну… да.

– И он был там?

– Да.

– Вы говорили с ним?

– Нет, я хотела сначала увидеться с вами.

– Тогда слушайте. Я ему позвоню, прямо сейчас. Я ему позвоню в вашем присутствии и попрошу о личной встрече. В десятый раз. Потому что я хочу знать, что мне делать. Вы же видите. Ну, хотя бы сегодня, как, по-вашему, какую работу я могла бы выполнять, когда у меня нет компьютера, когда меня не приглашают ни на одно совещание, когда уже месяц до меня не доводят никаких внутренних документов? Я позвоню ему, потому что Жак Пеллетье мой непосредственный начальник. Я скажу ему, что вы здесь, что вы спустились ко мне, и попрошу его тоже прийти.

Патрисия Летю молча кивает в знак согласия. Видно, как она с трудом глотает слюну.

Ей еще не приходилось видеть Матильду в таком состоянии. Возбужденную. Смягчив тон, Матильда успокаивающе добавляет:

– Не беспокойтесь, Патрисия, он не ответит. Он никогда не отвечает. Но когда вы будете возвращаться назад, вы сможете убедиться, что он по-прежнему на своем рабочем месте.

Матильда набирает номер Жака. Патрисия Летю задерживает дыхание. Машинально она крутит обручальное кольцо на пальце.

Жак не берет трубку.

Директор по управлению персоналом подходит к Матильде, усаживается на край ее стола.

– Жак Пеллетье пожаловался, что вы ведете себя агрессивно по отношению к нему. Он говорит, что с вами стало трудно иметь дело. Что вы открыто демонстрируете неподчинение, что вы не проникаетесь больше ни своей работой, ни задачами организации.

Матильда ошеломлена. Она думает об этом слове: «проникаться»; насколько оно нелепое. Каким образом ей следует (следовало бы) проникаться, погружаться, отдаваться, быть единым целым, растворяться, сливаться? Подчиняться. Она не проникается. Хотелось бы ей знать, как это измеряют, по какой шкале.

– Знаете, вот уже три месяца, как между мной и Жаком не было того, что можно было бы назвать разговором, а последние недели он вообще ни разу ко мне не обращался. Только сегодня утром, чтобы сообщить мне, что меня перевели в другой кабинет. Так что я не понимаю, что он имеет в виду.

– Я… Ну, хорошо. С этим мы разберемся. Не сомневайтесь, что вы здесь временно. Я хочу сказать, что это… это все ненадолго.

Их разговор прерывается шорохом разматываемого рулона туалетной бумаги.

Внезапно Матильде кажется, что Патрисия Летю вот-вот упадет в обморок. Что-то есть в ее глазах такое. Безнадежность. Что-то очень быстро промелькнуло на ее лице: выражение отвращения.

Патрисия откидывает назад волосы. Смотреть на Матильду она избегает.

Правой ногой Матильда отталкивается от пола, и ее кресло приходит в движение. Колесики скользят; она подъезжает ближе к Патрисии.

– Я на грани, Патрисия, я больше не могу. Хочу, чтобы вы это знали. Я дошла до предела того, что я могу вынести. Я пыталась получить объяснения, я была готова к диалогу, сохраняла спокойствие, я делала все, что в моих силах, чтобы исправить ситуацию. Но теперь, говорю вам, я не…

– Я понимаю вас, Матильда. Этот кабинет, без света, без окон. И такой удаленный… Я понимаю. Это невозможно.

– Вы не хуже меня знаете, что дело не в кабинете. Я хочу работать, Патрисия. Я получаю три тысячи евро в месяц, и я хочу работать.

– Я… Я этим займусь. Мы найдем решение. Прежде всего, я позвоню в отдел информатизации, чтобы они немедленно прислали кого-нибудь подключить вам компьютер.

Патрисия Летю ушла. Уже в дверях она обернулась к Матильде и повторила: «Я этим займусь». Голос ее дрожал, от резкого движения ее прическа утратила объем. Даже со спины она выглядела усталой.

«Рыцарь Серебряной Зари без жалости борется со всеми проявлениями зла, что поражают Азерот». Видимо, сейчас он отдыхает, дремлет, набирается сил. Матильда смотрит на карту. Интересно, Патрисия Летю ее заметила? Матильда берет карту, гладит ее кончиками пальцев.

Но вот она уже не смотрит на карту, ее взгляд обращен в себя, во внутреннее пространство ее мыслей, прозрачную область, к которой ничто не может пристать и ничто не может проникнуть.

Глава 19

Женщина одета в старые джинсы и бесформенный свитер с растянутыми рукавами. Под глазами у нее фиолетовые круги, волосы не причесаны.

Они с Тибо сидят в гостиной; Тибо уже задал ей ряд вопросов по поводу состояния ее мужа. Сам он, этот муж, тоже здесь, за стенкой; слышно, как он кашляет. Жена предупредила его, что кое-кто должен прийти. Он обозвал ее дурой и теперь отказывается отвечать.

Это началось несколько дней назад. Он выбросил все, что было в холодильнике, заявив, что его хотят отравить, он постоянно проверяет, не открыт ли газ. Он боится зажигать свет, садиться, ложиться, всю прошлую ночь он провел на ногах в прихожей. А утром заявил жене, что силы зла проникают к ним по телефонным проводам и через вентиляцию, и заперся в ванной. Его уже не раз госпитализировали с тяжелыми приступами депрессии. Но до сих пор он не доходил до бреда. Он сказал жене, что должен покончить с собой, чтобы защитить ее и дочь. Он хочет, чтобы она покинула квартиру, уехала далеко, как можно дальше, а иначе она может заразиться от его крови. Сейчас он ждет, чтобы она ушла.

Женщина подвигает свой стул.

Только тут Тибо замечает за ее спиной маленькую девочку; он не увидел, как она вошла. Крохотное существо, прижавшееся к матери; огромными от страха глазами она смотрит на него.

За десять лет службы в неотложке он смирился со своей участью. Он видел вблизи и тоску, и скорбь, и безумие. Ему знакомо страдание, и все оттенки страха, то, что поднимается из глубины, то, что исчезает, и то, что уничтожает себя. Он не раз сталкивался с жестокостью и привык к ней.