Здание спецкорпуса заслоняло свет заходящего солнца, и он лишь слабо пробивался через стёкла. Небо на востоке уже начало темнеть.
Открытый коридор тонул в полумраке. Юкиносита действительно была здесь.
Она оцепенело стояла, прислонившись к перилам. Слабый свет подчёркивал глянцевую черноту её танцующих на холодном ветру волос и белизну кожи. Её затуманенный беспокойством взгляд был устремлён к далёким зданиям, уже начавшим озаряться ночными огнями.
— Юкинон!
Юигахама рванула к ней. Я неспешно пошёл следом, стараясь восстановить сбитое гонкой по лестнице дыхание.
— Юкиносита… — позвал я её срывающимся голосом, но она не обернулась.
Хотя, кажется, услышала. Потому что заговорила тихим дрожащим голосом.
— …Я не понимаю, — снова повторила она те же слова.
Мои ноги примёрзли к полу.
Дунул холодный ветер, словно разделяя нас. Юкиносита медленно повернулась, словно этот порыв встряхнул её. Но силы в её влажных глазах не было. Она просто стояла, крепко прижимая руки к груди.
Даже не позаботившись поправить растрёпанные ветром волосы, она хрипло спросила меня:
— Что такое это настоящее, о котором ты просишь?
— Это…
Собственно, я и сам не очень-то понимаю. До сегодняшнего дня я его даже не видел, не говоря уже о том, чтобы ощутить. Вот почему я стоял, не зная, можно ли что-нибудь назвать этим самым. Конечно, никто не сможет меня понять. Но я всё равно этого хочу.
Я молча стоял, не зная, что сказать. Словно выручая меня, Юигахама шагнула вперёд и положила руку Юкиносите на плечо.
— Юкинон, всё хорошо.
— …Что хорошо?
Юигахама замялась, но смущённо улыбнулась.
— По правде говоря, я и сама не очень понимаю…
Хмыкнула она, потирая свои собранные в шарик волосы. Шагнула ещё ближе к Юкиносите и положила вторую руку на её плечо. И посмотрела ей в глаза.
— Вот почему, если мы будем говорить об этом, мы обязательно сможем больше понять. Хотя, наверно, не поймём. Мы никогда не поймём, но может быть, так мы что-то поймём… Кажется, я всё равно не понимаю… Но понимаешь… понимаешь, я…
По щекам Юигахамы текли слёзы.
— Мне не нравится, как у нас сейчас…
Она притянула Юкиноситу к себе и разревелась, словно лопнула натянутая струна. Не в силах обнять её в ответ, Юкиносита вздохнула, её губы дрожали.
Сколько бы я ни думал, я не мог придумать другого ответа, других слов. Как могла она, Юигахама, найти их?
Вместо того, кто лишь владеет теориями, сотканными из лжи, противоречий и окольных путей.
Вместо того, кто стоял и молчал, не в силах облечь свои мысли в слова.
Без слов ничего не передать, но те же слова приводят и к ошибкам. Как же нам тогда понять?
Твёрдость в убеждениях Юкино Юкиноситы. Жажда отношений Юи Юигахамы. Желание чего-то настоящего Хачимана Хикигая.
Насколько они разные? Я не знал.
Но эти искренние слёзы сказали мне достаточно. На сей раз никакой ошибки нет.
Юигахама обнимала Юкиноситу за плечи. Та высвободила руку и погладила её по голове.
— Ты-то почему плачешь?.. Ты и правда… нечестная…
Юкиносита прижалась лицом к плечу Юигахамы, словно обнимая её. Я услышал тихое всхлипывание.
Они поддерживали друг друга. Наконец Юкиносита глубоко вздохнула и подняла голову.
— …Хикигая.
— Угу.
Я ждал продолжения. Она не смотрела в мою сторону. Но в голосе слышались решимость и воля.
— Я приму твою просьбу.
— …Извини.
Я слегка склонил голову. Даже на таком коротком слове мой голос едва не дрогнул. Юигахама тоже подняла голову с плеча Юкиноситы.
— Я тоже помогу…
— …Спасибо, — ответил я, зачем-то поднимая взгляд.
И увидел постепенно рыжеющее небо.
Глава 7. Однажды Юи Юигахама…
Придя домой, я завалился на диван.
После всего случившегося мы молча вернулись в комнату клуба. Попрощались и разошлись по домам, не в силах избавиться от смущения и неловкости, не дающих вымолвить ни слова.
Юкиносита сразу испарилась, сообщив, что идёт сдавать ключ. Я понёсся на велосипедную парковку, будто убегая, а Юигахама помчалась на остановку автобуса. Чувствовалось, что поддержать разговор больше чем парой слов мы не в состоянии.
Развалившись на диване, я вспоминал, что сегодня было.
И на фига я ляпнул нечто столь смущающее?..
А-а-а! Сдохнуть охота! Сдо-о-о-о-охнуть! Не хочу завтра в школу идти! Ты дурак, да?! Нет, ты не дурак, ты полный идиот! Идиот! Идиот! А-а-а!
Мысленно крича и вслух мыча, я начал кататься по дивану. Шириной он не отличался, так что уже через три с половиной оборота я рухнул на пол.
Напуганный грохотом, из-под стоящего неподалёку котацу вылетел Камакура, с шумом навернул несколько кругов по гостиной, а потом выскочил в дверь, словно Звезда.47
У меня в голове зароились совершенно бестолковые мысли, что наш кот умеет носиться быстрее, чем я думал, что гепарды тоже относятся к кошачьим и что Питер на самом деле Икехата Шинноске.48
— …Хочу сдохнуть… — тихо пробормотал я, уткнувшись мордой в ковёр.
Воспоминания о прошлых моральных травмах проходят в две стадии. На первой тебе хочется ломать и крушить всё, что попадается под руку. Во время второй на тебя наваливается тупая меланхолия.
Ты буйствуешь, дёргаешься в муках, а потом обмякаешь, словно марионетка с обрезанными ниточками. И когда тебе уже начинает казаться, что ты покойник, вдруг осознаёшь, что жив, и вновь начинаешь судорожно метаться, подобно цикаде. Как насекомое, коим, в общем-то, я и являюсь.
Пройдя через несколько циклов страданий, я на время признал поражение. Вздохнул, перекатился на спину и встретился взглядом с Комачи, которая, судя по всему, решила зайти в гостиную и теперь ошарашенно смотрела на меня, стоя в дверном проёме.
— …Братик, что случилось? — спросила она отчасти обеспокоенно, отчасти ошеломлённо. Но сейчас я был совершенно не в настроении общаться с сестрёнкой, сколь бы мила она ни была. Так что я отвернулся, надувшись.
— Оставь меня. У твоего братика сейчас личностный кризис, — меланхолично и вяло пояснил я. Комачи демонстративно вздохнула.
— Слушай, братик.
Я повернул голову и посмотрел на неё. Комачи прикрыла глаза, уголки её губ резко опустились. И с таким странным выражением лица она забормотала:
— Личностный? Ха-а? У большинства из тех, кто болтает о личности, её вообще нет. Небольшие отличия от других — это ещё не повод считать себя личностью.
Она странно выглядела, но слова её звучали на удивление здраво. Ты что, всерьёз? Так ведь всё и есть. Согласен целиком и полностью. Вот только манера говорить с такой физиономией немного раздражает.
— Слушай, Комачи, что ты такое говоришь? Тебе не кажется, что это немного по-хамски? И выражение лица у тебя какое-то странное, — максимально вежливо поинтересовался я, протестуя тем самым против её грубости. На слове «странное» её скулы дёрнулись, и она зло выпалила:
— Тебя копирую.
— Совершенно не похоже…
Хотя, если честно, я никогда не обращал внимания на то, как выгляжу. Неужели я и в самом деле такой неприятный тип? Мне впервые открыли глаза на столь неприглядную правду. Разве я не крутой интеллектуал-нигилист? А?
Стра-а-а-а-анно… Серьёзно? Пока я стенал, слегка шокированный, Комачи подошла ко мне и села на диван.
— Не знаю, что случилось, но меняться тебе уже поздно. Дряньтик ты, дряньтик.
Она катала меня по полу ступнёй. И впрямь как с дрянью обращается. Но вдруг остановилась. Пристроила щёки на колени и хихикнула, глядя на меня сверху вниз.
— Но мне такой братик нравится. О, сколько сразу очков Комачи!
И обаятельно улыбнулась. Хм, манера подобными фразочками скрывать смущение мне до боли кого-то напоминает.