— Симбиоз, драть меня уккуном, — заметил уставший от долгого сеанса связи Морстен, пиная ногой лежащую на полу обгорелую балку. Нога прошла сквозь чёрное дерево. — Кажется, это так называется.

— Кишка твоя прямая треснет меня пользовать, — грубо и с угрозой ответил ему его неизбывный спутник, наставник и напарник в темных делах. — Вот… вот драть бы тебя уккуном! Может, мозгов бы прибавилось. А то пятьсот лет мужику, а он все никак ума-разума не наберётся. Вон, все северные девки плачут по тебе, тризну готовят.

— Охолони, — мотнул головой Гравейн. — Тысяча лиг и недостаток силы не способствуют здравому смыслу.

Замок транслировал в мысленном поле злость, но не озвучивал её причины, и Тёмный Властелин не стал догадываться об источнике этой эмоции, подумав: «Надо будет — сам скажет».

— У тебя ещё выход в конце запланирован. Побереги силы, старик, — попытался ободрить Замок Морстен. — Я справлюсь. А вот Змейку… Лаитан не мешало бы поддержать. Кого бы принести в жертву?

— Змейку и принеси, раз умный такой, — съязвил Замок. — Поддержать или подержать, хе-хе? За мои силы не беспокойся, поболе твоих станутся.

— Хитрован ты, — улыбнулся Морстен. — Но это привычно. А вот поддержка. Помощь… Знаешь, есть такие слова…

— Да сам-то ты лучше, что ли? — в голосе Замка послышался смешок. — Слова-то есть.

— Я не лучше. Я таков, каков есть, — мрачно сказал Гравейн.

Его собеседник многозначительно промолчал, давая высказать наболевшее.

— И вообще, кто здесь властелин? — привёл привычный довод Морстен.

— Нет, с тобой явно что-то там сделали. Либо в голову насрали, либо чары наложили, — Замок постучал пальцами по челюсти с хрустящим звуком. — Поддержка, помощь… ты ещё скажи — защита и пролитие крови ради какой-то мелкой девки в чешуе! Да, ты властелин…

Замок замолчал и вздохнул, вернувшись к ворчливости:

— А я — твой источник силы.

— Именно. Ради той, что может повернуть историю на новый виток. Вспомни свою же библиотеку. Пророчества.

— Да там этих писулек — тхади можно всем племенем сжечь, — попытался уйти со скользкой темы Замок. — Пророчества — плод фантазии придурочных и сумасшедших, да еще звездочетов, дерни их за дышло. Ну, натаскал каких-то писулек прошлый властелин. И чего? Хлам один и плесень…

— Даже в хламе есть значение и истина. А читать не только ты умеешь.

— И чего ты там вычитал такого, что я пропустил? — в голосе Замка слышались едкая ирония и сожаление. — Змея уже не та, не обманывайся. Если когда-то пророчества и могли сбыться, то уж точно не сейчас. Да и не тебе быть её мужем и объединять выживших после Конца. Зря время тратишь. Хотя она уже почти додумалась, что все к тому и идет. Помнишь, спросила у дварфа, почему мягкие металлы образовали прочный сплав для наруча его сородича? Отдельно они, конечно, для войны не годятся. А вот если объединить и закрепить словами силы, черным по золотисто-серебряному, тогда пролежат тысячи лет, как и тот, оставшийся еще с начала всей этой карусели.

— Я тоже над этим думал, но именно к тройному союзу не подвел. Слишком уж проблемный оказался этот варвар из Долины. Мне, может, и не быть, но без темноты не обойтись. Слияние трёх сил, три полюса и так далее. Но сначала я увижу цвет кишок Посмертника, а потом уже будет ясно, что дальше делать.

— Ох… угораздило же меня выбрать такого идиота на трон… — Замок скривился, уронив куски кости на пол.

— А ты и не выбирал, — Морстен поднял голову, которую опустил при словах о том, что не ему объединять выживших, и посмотрел в пустые глазницы, где мерцали красные огоньки. — Я тоже. Это, м-мать-Тьма, сближает.

— Ну да, ну да, — обиженно сказал Замок. — Я-то вообще ни при чём. Ты мне вообще не обязан, хозяин. Мать матерей тебя сближает. С собой.

— Мы договаривались — каждый из нас делает, что хочет, как может и куда умеет, — ответил Морстен. — Ты знаешь, куда идти, я знаю, как, а зачем — мы все скоро узнаем.

С трона донёсся смешок.

— Тоже мне, рыцарь света в копчёных доспехах. Видывал я и золотое серебро, и червлёное, и серебряную гравировку на черных клинках.

— Скорее, тьмы, — заметил Гравейн. — Мать-Тьма ближе, чем кажется.

— Такого придурка, как ты, только не видел никогда, — закончил фразу Замок, и замолчал. В гранитном зале похолодало.

— И не увидишь. Таких уже полтысячи лет не делают, — обнажил зубы Гравейн. Игра с Замком в «кто кого достанет» не надоедала никогда.

— Не могу не обрадоваться этому факту, — буркнул тёмный силуэт с трона.

— Ничего. После меня отдохнёшь. Если выживешь…

— Если мы все выживем…

Морстен вздохнул. «Повезло же мне жить и работать с таким перестраховщиком…»

— Шанс есть.

— Я заглянул в мать матерей, и теперь точно могу сказать тебе кое-что. Во-первых, можешь смело подтереться любым пророчеством или другой писулькой из моего архива. Во-вторых, запомни, глупый ты мальчишка, Медноликая должна умереть. И это должно случиться в положенный час и в определенном месте, куда я постараюсь вас всех доставить, — голос Замка, словно буравчик, вгрызался в уши. — Иначе мир никогда не перейдёт в новую фазу, где останутся только тьма и свет солнца. Остальное уже изжило себя. На мой личный взгляд. А за тебя я меньше всего беспокоюсь. Тьма была и будет.

— Посмотрим, — пожал плечами, прикрытыми темным плащом, Владыка. — Умереть можно по-разному… Например, возродиться.

— Думаешь, ей пойдёт железяка в кишках? — хохотнул Замок, впрочем, не отрицавший такой возможности в принципе.

— Примерно, как мне идёт знак на сердце, — прищурился Морстен.

— Глупый ты… Потому что человек со стороны, — в голосе Замка звучали почти человеческие нотки сочувствия. — Ладно, не мне тебе тайны других рассказывать. Только запомни: Змея не возрождается. Остальное додумаешь сам, если ещё мозги от пяти сотен лет не спеклись окончательно. Думаешь, кожу сбросила и все? Ну-ну, думай так, тебе же спокойней будет ей кинжал в сердце загнать.

— Ладно. Разберёмся. Пять сотен — не пять тысяч, спекается медленно, — Морстен задумался. — Сбросила, и может нарастить, но уже не чешую, а кожу.

— Да побери тебя по частям уккунский погонщик! — выругался Замок, приобретая форму вихря. — Морстен, да открой ты глаза! Ты действительно не видишь разницы между той, которую помнишь, и той, что идёт рядом? Златокровые вымирают. Сереброволосые вымирают. Они — лишь отражённый свет Империи. Тьма — вот то, что по-настоящему вечно!

— Может быть, ты не заметил, — разметав повисшее неловкое молчание, произнёс Гравейн. — Но Тьма уже здесь. Её меч у меня. Это меняет расстановку сил…

— Если бы я не заметил, ты меня бы сейчас не слышал, — тяжело вздохнув, ядовито сказал Замок, — думаешь, почему его не было до сих пор? Почему никто давно его не видел? — после зловещей паузы, когда Морстен уже открыл рот, чтобы высказать своё мнение, Замок продолжил: — Думаешь, ты избран? Весь такой из себя помеченный Тьмой? Нет. Теперь меч будет принимать решения, а не ты. Но куда тебе слушать глупый старый Замок!

От горечи в последних словах Морстену стало неловко, но он не мог не попытаться отстоять своей точки зрения.

— Время пришло. И приходится действовать теми силами, что есть. А кто будет решать — это мы ещё посмотрим… Замок, не бзди уккуном, есть возможность и Тьме угодить, и зад сохранить.

— Ну и сиди там один в своей пещере, — чуть обиженно проговорил Замок, стабилизируя облик на кипельно-белом скелете в чёрной короне. Красные глазницы черепа мерцали, разгоняя темноту. — Все так думали, ты не первый.

— И не последний, знаю, — согласно кивнул Морстен. — Но сейчас может получиться.

— Нет, не может, — Замок покачал короной, и сияние его глаз печально пригасло. — Точно так же, как больше не будет златокровых змей на троне.

Морстен не согласился с ним. Лаитан, пусть она действительно и отличалась от того, что он помнил, и, если верить словам Замка, была разумней той, за кого он ее принял изначально, вызывала в нем уважение. И диссонанс от того, что спасла ему жизнь. Ему, Тёмному Властелину Севера!