— Пойте, сестры, — шёпотом просила Лаитан. Её следующий удар сковал мокрых и выживших противников льдом, запечатав внутри прозрачных блистающих саркофагов. Черно-красные тучи, выплюнув вниз ещё несколько молний поменьше, начали рассеиваться, а налетевшие порывы ветра уносили прах, пепел и голоса сражающихся прочь.
Звон стали о сталь тонким звуком носился над полем битвы, смешиваясь с ревом ветра, вызванного магией златокровых. Варвары истребляли врага с гортанными криками, тонувшими в переполохе стихий и предсмертных криках бьющихся за свою жизнь противников. Жрицы выводили стройные молитвенные хоралы, и их голоса, поднимаясь к небу, пронзали пространство силой, отбрасывая волны нелюдей в разные стороны. Стихии, почти не подчинявшиеся уставшей Лаитан, выходили из-под контроля, отнимая жизни и сознание у жриц. Воительницы Киоми, разбившись на отряды по двое или трое, точными ударами разметывали по полю схватки врага, объединяясь для удара только на крупных и особенно опасных зверей. И лед сменялся кольцами пламени, огненными змеями душащим в своих объятиях врага. Невыносимый ужас смерти, вонь разложения и стремительность атаки ошеломили Лаитан, едва ее транс немного спал. Концентрация была утеряна, и теперь все, что ей оставалось, держаться, чтобы не упасть под ноги кому-то из своих, скованной паникой и ужасом происходящего.
Ветрис, оказавшийся на фланге атаки мёртвых тварей, выстроив круг со своими безымянными, погрузился в кровавую гущу боя. Все его мысли сосредоточились только на том, чтобы рубить, колоть, и отбрасывать ещё дёргающиеся тела прочь. Пусть вместо честной крови брызжет какая-то жижа, запах которой может свалить с ног здорового человека, пусть эти уродливые создания, несущие на себе отпечаток Посмертника, умирали окончательно лишь после полного отделения голов от туловищ — варварам не привыкать сражаться. Даже если надежды на победу не было бы.
Но здесь можно было надеяться. Полчища, казавшиеся по первому взгляду неисчислимыми, таковыми не были. Посмертник собрал здесь, пожалуй, большую часть лесных тварей и умерших в окрестностях леса людей. И Ветрис Коэн засмеялся, ударом клинка располовинивая отвратительного полусгнившего волка с торчащими из пасти клыками. Он понял все преимущество путешествий по безлюдным местам в эпоху чумы Владыки Смерти.
Долинцы слитно шагнули назад, оставляя набросанный перед ними курган трупов, и замедляя натиск возрождённых, вынужденных карабкаться на неожиданное препятствие. Кто-то из безымянных, стоявший позади, поднял руку, и в показавшихся на гребне вала из тел существ полетели тонкие блестящие полоски прочнейшего серебра, разрывая мёртвую плоть в клочья, черневшие под лучами солнца.
Коэн, пользуясь небольшой передышкой, огляделся, выхватив из сумбурной толчеи поля боя основные центры сил. Полыхание молний и солнечного жара Лаитан невозможно было перепутать ни с чем, после её ударов в рядах ревущих врагов оставались широкие дорожки, полные пепла и испаренной плоти, туманом уходящей к небесам. Укрепления отвратительных клыкастых орков, внутри которых стонали животные, о которых упоминал Темный, пока держались, но зеленокожие рано предприняли вылазку, и им ударили в тыл.
Морстен же в одиночку отразил удар основной массы врага. Ему достались несколько ободранных туш, опознать которые не смог бы даже Замок. Измененные до неузнаваемости, и напомнившие омерзительных китов, выползших из океана на берег, звери с пульсирующими мешками на спинах извергали потоки зеленой жижи, направляя струи перед собой. Перед мешками сидели уже знакомые по предыдущим столкновениям человекообразные бестии с широкими пастями, полными тусклых игольчатых зубов. В когтистых лапах они сжимали ржавые мечи и стрекала, которыми подгоняли своих ездовых чудовищ, отравлявших перед собой землю.
Брызги яда, от которого трава жухла на пару метров, а земля моментально серела, покрываясь белесым налетом, попали на рукава балахона Гравейна, растворив ткань, словно бумагу. Обнажившиеся кольца доспеха выдержали, окутавшись дымкой, но кожа самого Властелина по прочности уступала металлу. Он ощутил ожог и онемение там, где яд соприкоснулся с его плотью, но двигаться это не мешало, нужно было лишь беречь глаза. Морстен отскочил назад, упираясь каблуками своих горных сапог в податливую землю, и резко рванулся вперёд, пригнувшись и совершая броски из стороны в сторону. Несколько струй могильного яда прошли над ним, только обрызгав одежду и доспехи. Одна капля скользнула по лицу, словно раскалённая лава, и в следующий момент он добрался до первого зверя. Вблизи его морда напоминала тюленью, если бывают такие тюлени с загнутыми клыками длиной с меч. В вытекших глазницах копошились черви, а из пасти торчали кожистые черные трубки, пульсирующие ядом.
Гравейн запрыгнул на клык, пнув зверя в ухо, и, хватаясь за костяные выступы на маслянистой шкуре, облезавшей клочьями, сноровисто забрался наверх. Возница, ткнувший его стрекалом, получил раздражённый плевок Тёмного Властелина, от которого окутался черным дымным пламенем, и рухнул, визжа, вниз, под очередной выплеск разлагающей всё субстанции. Морстен, тихо зверея от давящей вони Посмертника, которой пропиталось все вокруг, окинул взглядом насест погонщика этой твари, напоминавший небольшой пенёк, обратив внимание на залитый серой жижей провал, в котором пульсировали какие-то бело-жёлтые комки. «Нервные узлы», — неприятно улыбнулся Гравейн, и глубоко вонзил меч в углубление, пропустив через тёмное лезвие несколько импульсов силы, чтобы выжечь напрочь мёртвые мозги этой невообразимо отвратной ему твари.
Туша, зашатавшаяся под ним, издала великанский хрюкающий вопль, от которого Морстен покачнулся, зажимая уши. Морщась, он побежал к хвосту сухопутного тюленя, прорезая на ходу пульсирующий мешок, из которого вырывались потоки яда, со шкворчанием испарявшие студенистую плоть твари. Соскочив на землю, он убил ближайших к нему восставших, и обернулся к другой ядоносной твари. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как её разносит упавшая с небес молния, оставившая после вспышки только обугленные ребра, торчащие вверх.
Со стороны оврага, уходящего вдалеке под землю, донёсся тонкий звук, напоминавший перестук камней. Властитель Севера насторожился, отбиваясь от навалившихся на него мертвецов, охранявших ядоносцев, но тут к нему подоспели пробившиеся сквозь врага тхади, которым в тыл ударили обошедшие форпост восставшие люди… И стало не до стуков. Все-таки яд действовал даже на Морстена, вызывая ощущение, словно его приложили деревянной колотушкой по затылку.
— Удерживать лагерь! — заорал он сотнику-орку, чей чёрный шлем с орлиными крыльями появился за спинами тхади-мечников. — Удерживать, клянусь Тьмой! Послать два десятка на помощь долинцам и прикрыть жриц Империи!
— Сражайся с честью! — проревел в ответ сотник, тот самый, что докладывал ему на мосту Замка о пойманных лазутчиках Долины. Казалось, это было много лет назад. — Да, господин. Но без тебя мы не справимся. Нам нужно слово Тьмы. Солнце слепит.
— Будет тебе слово, — проворчал Морстен, чувствуя, как его исчерпавшиеся было запасы сил снова растут. Рядом с тхади, верными служителями Темных, это было немудрено.
И Повелитель Замка прикрыл глаза, окружённый своими солдатами. Вокруг них едва заметно задрожала земля, из которой вытекали частицы темноты, сливавшиеся в одно подвижное облако, покрывшее пробившийся к Повелителю отряд, и потёкшее в нескольких направлениях — к лагерю, в сторону взятых в кольцо варваров, и к сияющему золотом кругу жриц Империи. Солнце, сиявшее в небесах, казалось, потускнело, и обрело тёмное кольцо вокруг своего диска.
Двойное солнце, окружённое чернильным кольцом, словно драгоценный камень — оправой, отпечаталось на мысленном взоре Лаитан. От увиденного она сначала отшатнулась, заметалась внутри себя, как от знака проказы и чумы. Золото, облитое тьмой, как знак при её рождении, что появился в картах и на камнях волхвов Империи. Но это и натолкнуло Медноликую на то, чтобы смотреть до конца.
